Арон больше не мог на это смотреть. Он подошел к кобылке и обнял её, предлагая успокоиться. Девочка больше не говорила, а только плакала, уткнувшись мордочкой в грудь фестрала. Арон тихонько поглаживал её гриву. Так они простояли минут пять.

София, успокоившись, посмотрела на фестрала, её глаза были красными. Но состояние уже вернулось в норму. Девочка вышла из объятий пегаса.

 — Спасибо за помощь. Если бы не ты, я не знаю, что бы случилось дальше… — кобылка начала благодарить, но Арон её остановил.

— София, давай закончим на этом. Я сам это выбрал. Увидев, что Лураш вытворяет, я не смог стоять в стороне. Пусть прошлое останется в прошлом, нужно жить дальше. И если он тебя хоть копытом снова тронет, ему больше не отвертеться, — кобылка подняла взгляд.

Ей показалось, что левый глаз жеребенка под повязкой стал излучать странную, словно дым, тёмно-зелёную ауру. Но она как назло рефлекторно вздрогнула, и эта аура исчезла, будто её и не было. Решив, что это начались галлюцинации от пережитых эмоций, она кивнула.

— Хорошо, тебя проводить до комнаты? — предложил Арон.

— Да.

Они вышли из столовой.

Когда Арон проводил кобылку до её комнаты, девочка на прощание поцеловала Арона в щечку и быстро закрыла дверь. Фестрал простоял у двери минуты две, пока не пришел в себя. Он прижал копыто к щеке и, развернувшись, словно робот направился в свою комнату.

Оказавшись там жеребенок, закрыв за собой дверь, рухнул на кровать и уснул с улыбкой. Которая скоро выльется в отчаяние и гнев.

Продолжение следует.

====== Темная жизнь – Акт 2. Глава 15 – Именнование ======

С того инцидента прошел семестр. Полгода пролетели для мальчика незаметно. За это время ничего особо интересного не произошло. Жеребёнок подрост, узнал многое о медицине. Эта наука почему-то давалась ему легче остальных. Учеба в артефактной шла гораздо труднее. Чтобы понять происхождение какого-либо метала или зачаровать его, требовалось много времени потратить в архивах, где находились учебники, которые могли бы облегчить жизнь.

А самое главное, Арону никак не удавались именования. Лишь одному из десятка студентов удалось познать имя.

Для начала, Иладин пришел вовремя. Это застало студентов врасплох. Они вдесятером уже привыкли первые минут двадцать-тридцать сидеть в аудитории, болтать, играть в карты и ворчать по поводу того, как мало им дают эти занятия. Ученики даже не заметили магистра имен, пока он не миновал половину лестницы, ведущей вниз, к кафедре, и не хлопнул в копыта, чтобы привлечь их внимание.

Вторая странность заключалась в том, что Иладин был облачен в официальную магистерскую мантию. Арон и прежде видел его в этом наряде, но только когда того требовали обстоятельства, и даже в этом случае магистр всегда носил ее нехотя. Даже во время экзаменов мантия на нем обычно была мятая и несвежая.

Сегодня же она сидела так, словно Иладин относился к ней всерьез. Мантия была чистая и отутюженная. И волосы у магистра были не растрепанные, как всегда, а выглядели так, словно он только что постригся и причесался.

Иладин вышел вперед и встал за кафедру. И это оказалось именно тем, что заставило студентов сесть ровно и насторожить уши, ведь магистр никогда не пользовался кафедрой.

— Давным-давно, — начал он без какого-либо вступления, — Академия была местом, куда пони приходили, чтобы узнавать тайны. Жеребята и кобылки съезжались сюда, чтобы узнать, как устроен мир.

Иладин окинул присутствующих взглядом.

— Там, в древней Академии, не было искусства более желанного, нежели именование. Все прочее считалось дешевкой. Именователи шествовали по здешним улицам, точно Боги. Они творили ужасные и удивительные вещи, и все прочие завидовали им. Студенты могли добиться нового ранга, лишь продемонстрировав свое искусство именователя. Алхимик, не владеющий именами, считался жалким созданием, не более уважаемым, нежели повар. Магию изобрели в этих стенах, однако маг, не владеющий именами, с тем же успехом мог бы быть кучером. Артефактор, за чьей работой не стояли имена, был немногим лучше простого сапожника или кузнеца. Все они приходили, чтобы узнать имена вещей, — говорил Иладин. Взгляд его темных глаз был пронзителен, голос сделался звучным и берущим за душу. — Однако именованию нельзя научиться зубрежкой и долбежкой. Учить именованию — это все равно, что учить влюбляться. Безнадежное дело. Это просто невозможно.

Тут магистр имен слегка улыбнулся и впервые стал похож на самого себя.

— И все-таки студенты пытались учиться. А наставники пытались учить. Иногда у них даже что-то получалось.

Иладин указал на Софию и махнул ей, призывая подойти.

— София! Идите сюда.

Кобылка встала. Ей явно было не по себе. Она поднялась на возвышение и стала рядом с Иладином.

— Вы все выбрали имя, которому надеетесь научиться, — сказал Иладин, окинув студентов взглядом. — И все вы старались учиться, более или менее прилежно, более или менее успешно.

Арон с трудом удержался от того, чтобы стыдливо не отвернуться. Он-то знал, что старался куда меньше, чем следовало бы.

— Все вы потерпели неудачу, а вот у Софии получилось, — сказал Иладин. — Она обрела имя камня… — он обернулся и искоса взглянул на кобылку, — сколько раз?

— Восемь, — ответила София, потупившись и нервно сжимая копыта.

Все ахнули с неподдельным благоговением. В то время как все они сидели и ворчали, она об этом ни разу не упомянула.

Иладин кивнул, как бы одобряя их реакцию.

— В те времена, когда именованию еще обучали, мы, именователи, гордились своими достижениями. Студент, овладевший именем, носил особую серьгу.

Иладин протянул кобылке копыто. На нем лежал речной камушек, гладкий и темный.

— Теперь и София будет носить такую серьгу как доказательство своего умения.

Девочка ошеломленно уставилась на магистра. Она поочередно переводила взгляд с него на камушек и обратно, мордочка у кобылки побледнела и вытянулась.

Иладин ободряюще улыбнулся.

— Ну же, — мягко сказал он. — Ведь в глубине души вы знаете, что способны на это. И не только.

София закусила губу и взяла камушек. В ее копытах он казался крупнее. Она на миг зажмурилась, переводя дух. Медленно выдохнула, подняла камень и открыла глаза так, чтобы он оказался первым, что она увидит.

Кобылка уставилась на камень, и в аудитории воцарилась гробовая тишина. Напряжение нарастало, пока не сделалось тугим, как натянутая струна арфы. Воздух буквально вибрировал.

Миновала минута. Две минуты. Три долгих, ужасно долгих минуты.

Иладин шумно вздохнул, разрядив напряжение.

— Нет-нет-нет! — воскликнул он, щелкнув копытами перед носом у Софии, чтобы привлечь ее внимание. И закрыл ей глаза. — Вам нужно на него смотреть. А вы не смотрите! Посмотрите на него!

Магистр убрал копыта.

София подняла камень и открыла глаза. В тот же миг Иладин отвесил ей затрещину.

Девочка с негодованием уставилась на магистра. Но тот только указал на камень, который она по-прежнему держала.

— Смотрите! — возбужденно воскликнул он.

София перевела взгляд на камушек и улыбнулась, точно увидев старого друга. Она накрыла его копытом и поднесла к губам, что-то шепча.

Внезапно раздался резкий шипящий щелчок, как будто капля воды упала на сковородку с раскаленным маслом. За ним последовали десятки других — резких и коротких.

София раскрыла копыта. На пол просыпалось немного песка и мелких камушков. Она порылась в каменной крошке и извлекла из нее серьгу из абсолютно черного камня. Он был круглый и гладкий, как полированное стекло.

Иладин торжествующе расхохотался и восторженно обнял Софию. Кобылка самозабвенно ответила на объятия. Они вместе сделали несколько шагов в сторону, то ли потеряв равновесие, то ли закружившись в танце.

По-прежнему улыбаясь, Иладин протянул копыто. София отдала серьгу. Магистр тщательно осмотрел ее и кивнул.