– Мать Берты вырастила меня! Родители воспитывали меня, но старая Тереза следила, чтобы со мной ничего не произошло, и все было в порядке! – дворянин кричал, его лицо приобрело бордовый оттенок, а пальцы судорожно сжимались. – Потому что моя мать объяснила мне, что такое быть дворянином. И я слушался её!

Даита знала, что будет дальше: несокрушимый в своем невежестве её муж боготворил своих родителей и себя, одновременно смешивая свою жену с грязью. Вера в непогрешимость рода Вицит плотной пеленой висела на глазах Дифриона, скрывая от него все огрехи родственников: безумные и жестокие выходки его матери, разгульный образ жизни брата, который проматывал состояние семьи едва ли не быстрее, чем Дифрион его зарабатывал, но самое главное – он не видел со стороны себя. Все свои действия Дифрион оправдывал долгом, не допуская ни малейшего сопротивления.

– А ты не смогла справиться с девчонкой! Не смогла объяснить ей, что значит быть членом дома Вицит!

– Ей всего шесть лет!!! Я не позволю тебе и пальцем тронуть нашу дочь! Она просто ребенок и ни в чем не виновата! – Даита скрестила руки на груди. Удивительно, но дрожь в голосе исчезла, и женщина поняла, что в этот раз она не отступится.

«Дифрион должен осознать свою неправоту!» – она дерзко взглянула в глаза мужа, но увидела лишь выпученные, пылающие от ярости стеклянные шары. Дифрион потерял последние остатки самообладания и поддался гневу.

– Не забывай свое место, чернь! – глава дома Вицит размахнулся и сбил жену с ног могучим ударом латной перчатки. Кулак Дифриона сокрушил её череп с противным хрустом, Даита ударилась головой о стену и упала с глухим стуком.

– Мама!!!

Дифрион поднял взгляд и увидел, что в конце коридора стоит Энгана. Разбуженная криками девочка спустилась в главный зал как раз вовремя, чтобы увидеть, как отец бьёт её мать.

– Вот что происходит с теми, кто не слушает своего господина, – глядя прямо в глаза своей дочери, произнес Дифрион, показывая на лежащую без чувств Даиту. – Ты ведь ослушалась и мать, и Берту, когда полезла в голубятню?

– Я… я… – Энгана задрожала, переводя взгляд с окровавленной перчатки, на распростертую Даиту.

Она боялась за маму, но не могла подбежать к ней, потому что на пути стоял разъяренный отец.

– Берта… Я не хотела, но голубочки… – девочка разрыдалась и опустилась на колени, не в силах дальше смотреть на безжалостного отца и лежащую рядом с ним бездыханную мать, под которой медленно растекалась лужа крови.

– Ты отправишься на попечение моей матери, – процедил Дифрион. – Помнишь леди Теменсию?

Энгана ничего не ответила. Она просто рыдала, не осознавая, что следующие несколько лет её жизни пройдут в скорби по погибшей матери и в ненависти к отцу и его матери, жестокой сумасшедшей бабке Теменсии Вицит.

«Есть ли у меня выбор? И существует ли вообще шанс на спасение?» – Энгана резко встала и схватила записку, на которой были указаны место и время, где в определенный день недели она могла бы встретиться со жрецом Судии – Одаренным Сарторумом, способным, по уверениям надежного человека, помочь ей с избавлением от недуга. Королева прочла записку и разорвала её на клочки, услышав робкий стук в двери комнаты.

– Кто смеет беспокоить королеву? – в голосе Энганы зазвучала сталь.

– Простите, Ваше Величество, это Сефона. Я принесла Вам поесть.

«Они все думают, что я окончательно сошла с ума, и уже сама не могу спуститься на ужин?» – Энгана, переполненная гневом, решительно направилась к двери.

Слабое пламя свечи трепетало от любого движения воздуха, заставляя тени беспорядочно метаться по стене каземата. Глава тайной полиции королевы, мужчина невысокого роста с глубоко посаженными, красными от недосыпа глазами нервно ходил по помещению, превращая его в безумный театр теней.

Холодные, выложенные из крупных, грубо обтёсанных камней стены отражали звуки, создавая эхо даже из тихих шагов. Каменщик, сложивший эти стены, хорошо знал, для чего будут использоваться комнаты: крики допрашиваемых разносились по коридорам подземелья, вселяя ужас в тех, кто ещё только ожидал встречи с дознавателем. О королевских подземельях ходило множество слухов, но все они были просто выдумками, ведь никто из попавших сюда в качестве пленника не возвращался, чтобы рассказать об этом.

Массивная, окованная железом дверь скрипнула, открываясь, и ожидавший гостя Вермин нахмурился, а его узкие губы вытянулись в нитку. Ему предстоял крайне неприятный разговор, и глава тайной полиции собирал все свои душевные силы, значительно оскудевшие из-за событий последних недель. Вермин облизнул пересохшие губы и прочистил горло.

В комнату вошел высокий немолодой мужчина с крупными, грубыми чертами лица, напоминающими работу неумелого скульптора. Этот скульптор, наверное, хотел изобразить воина, но совершил слишком много ошибок и получил мясника. Брови вошедшего нависали над выпученными глазами, а челюсть выдавалась далеко вперёд, придавая лицу крайне уродливое выражение. Мужчина был облачен в темную кожаную униформу тайной полиции. Куртка плотно облегала мускулистые плечи и руки, а штаны поскрипывали при каждом шаге. Впрочем, глава тайной полиции был уверен, что его гость при желании может двигаться совершенно бесшумно.

– Вермин, – вошедший постарался изобразить учтивую улыбку, но получилась скорее гримаса боли. – Есть информация о Сарторуме и жрицах Юкунды, прибывших недавно в Лотер в поисках могущественного артефакта своей Богини.

– Наконец-то! Ты заставляешь меня ждать, Калид! – несмотря на напускное недовольство, Вермин вздохнул с облегчением. – Начни с Сарторума.

Глава тайной полиции королевы уселся на жесткий стул, предназначавшийся для палача, а своему собеседнику жестом указал на сиденье с прочными кожаными ремнями на ручках и спинке для удержания потенциальных информаторов во время проведения особо «щепетильных» процедур. Вермин проверял самообладание Калида, непрозрачно намекая на возможные последствия, которые могут последовать за провалом, или за предательством. Он делал так каждый раз, и каждый раз получал один и тот же ответ.

– Удобное местечко, – хмыкнул агент, проверяя ремни на прочность. – Наверняка многие на этом стуле вспоминали то, чего даже никогда не знали.

– Можем проверить, что вспомнишь ты, – холодно отрезал Вермин. – Я жду от тебя доклад. Не зазнавайся, Калид!

Дергающийся глаз Калида мог навести на ошибочное мнение, что агент нервничает или волнуется, но оно было бы в корне неверным. Нервный тик появился из-за душевной болезни, последствия которой и привели Калида почти на вершину карьеры в тайной полиции под руководством Вермина. Мужчина не ощущал никакой эмпатии и сострадания, обладал патологической целеустремленностью и удивительно гибким умом, отточенным за годы работы при прошлом главе тайной полиции. Его внешность тупого убийцы была крайне обманчивой. Однако, платой за все эти качества стала нечеловеческая жестокость и нежелание, а точнее неспособность подчиняться.

Вермин очень долго не мог привыкнуть, что Калид не воспринимает его как главного, даже несмотря на то, что может оказаться на столе палача по щелчку пальцев. Ублюдок лишь снисходительно усмехался каждый раз, когда глава тайной полиции угрожал ему. Иногда Вермину казалось, что тот просто не понимает всей опасности, не осознаёт, что однажды терпение главы тайной полиции лопнет, и тогда ремни на кресле, в котором так вольготно расположился Калид, будут плотно затянуты, а его самоуверенная усмешка превратится в беззубый окровавленный оскал.

Однако, вопреки всем сложностям, глава тайной полиции по достоинству оценил навыки Калида и сумел наладить взаимовыгодное сотрудничество, предоставляя своему лучшему агенту все, что тот пожелает вне зависимости от законности самих пожеланий, взамен на успешное выполнение самых сложных и опасных операций.

– Зелье, которое ты предоставил, работает. Сарторум считает, что я под его полным контролем, – Калид ощерился. – Он собирается сместить Энгану и занять её место. Я не посвящен в детали, но, кажется, назревает что-то очень кровавое. В столице собираются сторонники культа и прочее отребье, а младшие жрецы раздувают среди них пламя насилия. Скорее всего переворот произойдет в день речи Белетора.