– Все это очень познавательно, Ил, и, без сомнения, интересно, – вмешалась в повествование восхитительная Кристина, лишь только Востриков замолчал для того, чтобы немного передохнуть и собраться с дальнейшими мыслями, – не буду тебя расспрашивать, как ты пришел к таким выводам – пусть будет так, как ты утверждаешь, – мне же очень хотелось бы узнать только одно: чем закончится наша преддипломная подготовка, если все это окажется полной лажей? Да и кстати, вот ты говоришь, что выжил лишь какой-то там Кригер, но при этом ты так ничего и не поведал о его дальнейшей судьбе – что с ним стало?
– На первый вопрос, Кри, я дам ответ просто, – продолжил Илья декламировать, одновременно загадочно сощурив глаза и перейдя на взволнованный полушепот, продолжая его поддерживать на протяжении всей остальной речи, – если даже у нас ничего и не получится, тем не менее мы отлично проведем время, а материалы для диплому я найду как себе, так, не дрейфь, и тебе, – и, уловив довольную улыбку на лице своей возлюбленной, продолжал, – раз все с этим понятно, тогда перехожу ко второму – а вот десь все куда более интересней! – и начну я с того, что существует мнение, будто выше означенный Вольф, умертвив всех своих подопытных «кроликов» и ближайших сподвижников, обманул и самого Гитлера и, вколов себе полученную сыворотку бессмертия, бесследно исчез; однако существует определенное мнение, что он продолжает находится на своей тайной базе и пролонгирует там свои жестокие испытания, но на этот раз исключительно для удовлетворения своей непомерной кровожадной бесчеловечности и страсти к безжалостным пыткам. Действует он в основном по ночам, выходя из своей страшной «берлоги» на свою, как следует понимать, не подающуюся нормальному восприятию ловлю. Любыми, возможными и невозможными, способами он заманивает свои жертвы в этот кошмарный лес и здесь начинает «охотиться», постепенно доводя их до исступления, и только после этого затаскивает в свои мрачные, по большей части подземные, помещения. Ну, а там уже, в темных, наполненных кошмаром, лабораториях, начинает проводить исследования, сопровождаемые несоразмерной нормальному пониманию жутью. Вот и сейчас – так как он обрел молодость и бессмертие – возможно, Кригер находится где-то рядом и готовит нам страшную, неописуемую словами, ловушку…
– Хватит уже! – тут же, на последнем изречении, вскрикнула прекрасная девушка, прерывая кошмарный рассказ, перепуганная к этому моменту до состояния полуобморока, и отображая свой испуг исказившейся мимикой. – Я и так уже чуть-чуть не описалась!..
– Но это еще не все, – словно не слышал ее увлекшийся парень, придав своему лицу выражение полной загадочности, а голосу навеянных мистикой интонаций, – обычно Вольф предупреждает о своем появлении, подкидывая намеченным жертвам дохлую птицу.
Не успел он еще договорить эту фразу, и закончить на этом до крайности пугающее повествование, как прямо им под ноги упала мертвая тушка вороны, своим черным оперением добавившая страху еще только больше и заставившая Кристину мгновенно поверить во все услышанное; она громко вскрикнула, сбросила с себя свою часть одеяла и невероятным прыжком, которому бы позавидовал любой спортсмен легкоатлетической категории, отпрыгнула в сторону, стараясь оказаться как можно дальше от призрачного вестника смерти, коим у многих народов считается эта, сама по себе кошмарная, птица. Неудивительно, что с ней сразу же случилась истерика, сопровождаемая нескончаемым визгом и струящимися слезами. Однако реакция ее возлюбленного была прямо противоположной: он разразился заливистым смехом и, продолжая сидеть на бревне, начал топать ступнями по мягкой весенней почве и одновременно стучать по коленям ладонями. Картина представлялась полностью несуразной: молодой человек предавался нескончаемой радости от удавшейся шутки, нисколько не церемонясь, что разыграл любимую девушку, поступая так в полную противоположность Сулиевой, полностью поверившей в жуткий рассказ, нескончаемо громко рыдавшей, трясущейся в истерической панике и никак не могущей успокоиться, даже несмотря на беззаботное веселье своего до крайности бездумного друга.
– Ну ты, Кри, и трусиха, – через пару минут сквозь смех проговорил ее не слишком разумный, а точнее, по такому поведению можно сказать, совсем неразумный спутник, – это всего лишь шутка! Да и птица эта вовсе не настоящая, а всего лишь муляж, – сказал он, поднимая с земли за крыло предмет, так напугавший его впечатлительную подругу, – на вот смотри: сие обыкновенное чучело – я непринужденно спер его в биологическом отделении нашего ВУЗа.
Тут молодой человек протянул так называемую ворону перепуганной девушке, чтобы она воочию смогла убедиться в правдивости его слов, но та, уже начиная понемногу успокаиваться, вдруг снова невольно вздрогнула и отпрянула еще дальше назад.
– Убери от меня это чудище! – крикнула она в исступлении, выказывая свою полное отвращение и страх перед предлагаемым ей для осмотра предметом. – Иначе мы с тобой серьезно рассоримся – и, поверь, навсегда!
Здесь уже и сам Востриков стал понимать, что его затянувшаяся шутка не очень-то удалась: он сам не ожидал такого эффекта и не предполагал, что его рассказ, окружающая их темнота, мрачность самой территории и сопутствующая всему перечисленному жуткая обстановка окажут такое необъяснимое воздействие на эту, вроде бы совершенно непугливую, самоуверенную особу, которая и сама никогда не отказывалась от того, чтобы подшучивать подобным, ну, или несколько иным, способом над своими, по крайней мере, по ее мнению, менее значимыми подругами. Теперь же, видя ее состояние и сам испугавшийся последствий собственного провального розыгрыша, Илья откинул кошмарное чучело с поляны – и притом подальше, в окружающую их лесопосадку.
– Кри, пожалуйста, извини, – попытался он вымолить себе прощения, поднявшись с бревна и приблизившись ко все еще хнычущей и крайне недовольной подруге, – я думал – ты оценишь такую шутку, но теперь и сам вижу, что она была просто нелепой.
Молодой человек попытался обнять свою вот уже три года бессменную спутницу, но та только капризно дернула носиком и отскочила от парня в сторону, вместе с тем приближаясь к костру, чтобы таким образом продолжать оставаться на освещаемой территории и не углубляться в кромешную темноту.
– Завтра же едем домой! – несколько успокоившись и постепенно обретая свою обычное состояние, твердо заявила красотка. – И мне, по чести говоря, начхать на твой гестаповский бункер – материалы для моего диплома отыщешь в Москве. И на будущее: я больше не желаю участвовать в подобных проектах; а затеешь еще нечто похожее – отправляйся туда без меня. Это понятно?
– Да, да, хорошо, хорошо, – без всякого сопротивления сразу же сдался Востриков, справедливо предполагая, что в его случае вероятность быть отвергнутым бесподобной брюнеткой назрела как нельзя более остро, – еще раз прости: я, идиот, попросту не подумал, что эта моя нелепая затея окажет на тебя такое воздействие; и обещаю, что такого больше не повторится.
Минут через Кристина более или менее восстановила душевное равновесие и села на свое прежнее место, сейчас уже единолично окутавшись одеялом и дав своему нерадивому кавалеру грозное наставление: «Ко мне сегодня даже не приближайся: ты за свои глупые проделки наказан!» Вострикову после таких слов, соответственно, пришлось отдалится от любимой девушки на так называемое «пионерское» расстояние.
– Послушай, Ил, – неожиданно поинтересовалась Сулиева, когда общее напряжение спало, – а как тебе удалось проделать тот фокус и так точно подбросить ту ужасную птицу, ведь мы же сидели с тобой в обнимку и ты никуда при этом не отлучался – тебе что, еще кто-нибудь здесь помогает?
– Нет, Кри, – грустно промолвил молодой человек, получивший за свою неудавшуюся шутку одну из самых неприятных, и причем довольно действенную, расплату (запретный «плод» рядом, а потрогать нельзя – прямо как в Ветхом завете), – и тут все, поверь мне, невероятно просто: в тот момент, когда еще засветло ты отходила в чащу леса попудрить носик, я слегка натянул на изгиб одну из веток вон той ели, что находится справа, причем в пяти метрах от нас; в дальнейшем, как ты понимаешь, вовсе не надежно прикрепил к ней так напугавший тебя муляж, а саму, в состоянии рычага-катапульты, привязал леской, бантиком, к другому сучку; конец же протянул прямо к бревну, на котором мы сейчас и сидим. Последовавший в связи с этим эффект, согласись, был делом обычной, несложной техники, однако, впрочем, я никак не рассчитывал, что все получится именно так и что птица упадет прямо к нашим ногам… по моим расчетам она должна была, не долетая, плюхнуться метрах в двух от костра.
