Так и сейчас, вбежав в квартиру Велизаровой и увидев там Досю, Подгорская, как говорится, света не взвидела от гнева.

– Ты что же это наделала, дрянная девчонка? – прошептала она, схватив Досю за плечо. – Осрамить меня захотела? Ведь госпожа Велизарова только что звала на помощь от забравшихся к ней воров! Значит… Значит… Ужас какой! Да как ты тут очутилась, в чужой-то квартире?.. Подумать даже боюсь, что… что…

Тут Ирина Иосифовна, не договорив, в страшном волнении всплеснула руками и закрыла ими лицо.

– Крестненькая!.. – горячо воскликнула Дося, обожавшая свою молодую талантливую тетушку, которой от всего сердца прощала подчас суровое обращение. – Крестненькая, не волнуйтесь!.. Не волнуйтесь, ради Бога! Я вам все рас скажу, сейчас все расскажу по порядку. И не слушайте Велизариху!.. Умоляю, не слушайте! Здесь же нет никаких воров… Ей-Богу! Она все наврала! Сама все выдумала! – захлебываясь от волнения, лепетала Дося.

Но тут на сцену выступила сама Велизарова, до этого что-то оживленно рассказывавшая с каждой минутой увеличивавшейся и заполнившей ее квартиру толпе.

– Кто это наврала и выдумала? Уж не я ли? – уперев руки в боки и подступая к Досе, гневно спросила она.

Но тут высокая смуглая девочка незаметно приблизилась в Ирине Иосифовне и обратилась к ней тихим голосом:

– Послушайте, не волнуйтесь и не сердитесь на вашу крестницу, сударыня. Она столько же виновата, сколько и я. И она, и этот мальчик!.. – Ася кивнула в сторону Вени, стоявшего тут же, и стала быстро рассказывать обо всем случившемся.

Ирина Иосифовна внимательно выслушала девочку, так же как и набившаяся в жилище Велизарихи многочисленная публика. Эта худенькая, с умным и честным лицом, девочка невольно внушала к себе доверие.

Без утайки, насколько могла спокойно, Ася все рассказала Подгорской. А когда девочка дошла в своем рассказе до момента неожиданного появления своего маленького заступника и о том, как старуха намеревалась выставить его вором, среди присутствующих пронесся смутный гул порицания по адресу ростовщицы.

– Так вот оно что! Так чего же шум-то зря поднимать было?.. – раздались недовольные голоса. – Видно, верна себе Велизариха! Всюду ей воры да грабители мерещатся. Разжилась на чужом добре, так теперь над ним и трясется…

– Да и кого она обвиняет-то, поглядите, люди добрые! Детей несмышленых! – вторили им другие.

– И убогого не пощадила… Бессовестная! Небось Венюшку-горбунка с его отцом да мачехой мы все знаем. Редкой честности люди… Хоть сейчас за них присягну! – раздраженно выкрикнула прачка Авдотья, одна из старейших обитательниц большого дома.

– И то – истинная правда! Да что ж это придумала Велизариха? Да долго ли фокусы ейные выносить станем? – вторила прачке другая женщина, больше всех остальных, по-видимому, испуганная криками старухи.

Понемногу толпа расходилась, возмущенная и недовольная поведением ростовщицы. Последняя еще пробовала что-то возражать, продолжая обвинять детей, невесть зачем забравшихся в чужую квартиру, но ее слова звучали уже менее уверенно. Теперь она казалась сконфуженной и невольно призадумалась.

В самом деле, не перехватила ли она нынче через край? И то сказать, что общего с ворами и жуликами было у этого жалкого горбатого мальчугана или у его приятельницы, актрисиной крестницы. Теперь Велизарова в душе уже раскаивалась в не вовремя и не к месту поднятом ею переполохе. Кроме того, новая тревога неожиданно закралась в ее сердце.

Она даже заметно изменилась в лице от этой тревоги и испуганными глазами окинула всех этих людей, чужих и враждебных, еще не успевших оставить ее квартиру.

«Батюшки мои! Да что же это такое? Да как это я допустила к себе всю эту ораву? – пронеслось в голове старухи. – Не приведи Господи, еще стянут что-нибудь! Разве углядишь тут за ними…»

– Елизавета! – вдруг закричала она не по годам звонким голосом. – Чего стоишь, рот раззявив?.. Проводи всех да дверь запри на цепочку. Что у нас здесь, ярмарка, а то рынок, что ли?

– И впрямь ярмарка! Ишь добра-то сколько понавалено, выбирай что любо, да и только! – пошутил какой-то бойкий паренек из мастеровых.

– А вы, сударыня, напрасно только народ беспокоили. То от воров спасать звали, а теперь и выпроваживаете! Не дело это, – недовольным голосом вторила ему какая-то бедно одетая женщина.

– Пойдем отсюда, Дося! Зови своего приятеля и идемте, дети! – тоном, не допускающим возражений, сказала Подгорская, энергично взяв крестницу за руку и направляясь с ней к дверям.

– Идем, Веня, – шепнула товарищу Дося, и смущенный, расстроенный мальчик уныло поплелся следом за ними.

У подъезда они расстались. Подгорская с крестницей направилась к себе, а Веня стал подниматься по лестнице в свою крошечную квартирку.

Сердце обиженного горбуна то гулко колотилось, то замирало в груди. В душе еще жила только что перенесенная обида. Ужасное обвинение, брошенное ему старухой, не давало мальчику покоя.

Положим, он сам виноват во всем случившемся… Не следовало идти в чужой дом, да еще крадучись, потихоньку, и чужие вещи брать в руки… Поделом ему за это. А все-таки горько переживать такие минуты, так горько – до слез!

И чем выше поднимался по лестнице Веня, тем сильнее сжималось его сердце, тем больнее становилось на душе. Ведь ему как-никак придется во всем чистосердечно сознаться мачехе – и в сегодняшнем обмане, и в не очень-то красивом поступке.

А все же пускай она лучше от него узнает, нежели от других! Мамаша добрая. Она простит и забудет его оплошность. Да, кстати, и переговорит с Велизарихой, обелит его, Веню, в ее глазах. Все-таки неприятно и обидно оставаться под подозрением даже у такой несправедливой и злой старухи.

Веня так увлекся своими мыслями, что не заметил, как позади него, на несколько ступенек ниже, кто-то неслышно поднимается по лестнице, и только когда уже знакомый голос неожиданно окликнул его на последней площадке, мальчик живо и слегка испуганно обернулся. Перед ним стояла сестренка скрипача – Ася.

– Подождите открывать дверь, – немного волнуясь, обратилась к нему девочка, – я должна вам сказать то, что хотела сказать раньше, там еще, в квартире Велизаровой. Во-первых, спасибо вам за ваше заступничество. Я этого ни когда не забуду. Эта злая, гадкая старуха действительно была несправедлива и груба со мной… А ведь я ни в чем, ни в чем не виновата! Правда, мы с братом Юрой запоздали немного заплатить ей деньги. Вы знаете моего брата Юру? Не правда ли? Вы слышали его игру? По крайней мере, он вас знает. Он уже давно говорил мне, что двое детей слушают его у окна напротив, когда он играет на своей скрипке. И я сама не раз видела вас обоих… Мне казалось, что вам нравится игра моего брата. Так вот, если хотите, приходите к нам с той белокурой девочкой, – кажется, ее зовут Досей, – в гости. Юра сыграет вам на скрипке, а я угощу вас чаем с бисквитами, которые сама пеку для Юры. А теперь прощайте, уже поздно, и Юра каждую минуту может вернуться домой. С тех пор как все его ученики разъехались на летнее время, он поступил в оркестр в одном из летних театров и приходит теперь позже. А я его жду с чаем до одиннадцати часов – ведь я по чти взрослая, перешла в старшее отделение пансиона, мне уж минуло пятнадцать лет. Так помните же, мы с братом ждем вас и вашу подругу!

И, кивнув темной головкой с длинной, до талии, косой, Ася стала быстро спускаться с лестницы, прежде чем Веня успел поблагодарить ее за приглашение.

Не смея поверить своему счастью, мальчик стоял перед закрытыми дверями своей квартиры. «Неужели же это правда? – думалось ему. – Неужели он и Дося могут теперь беспрепятственно слушать вблизи игру их “чудесного музыканта”, того самого талантливого скрипача, который так пленил их своей игрой?..» Положительно ради этого стоило перенести даже такую мучительную неприятность, которая случилась с ним нынче. И уже совсем счастливый, мальчик вошел к себе.