– Вот так благодаря насморку я стал нищим шаманом, – со смехом сказал Ашатаев, наливая себе пятую чашку чая. – Не скажу, что мне это легко далось. Хотя, наверное, не так уж и сложно. К тому моменту я ведь уже прошел и через голод, и через предательство близких, и через физическую немощь – оставалось только потерять семью. Но со временем и это произошло. Жена не смогла больше жить в нищете, без всякой надежды на будущее. Кроме того, думала, что у меня окончательно поехала крыша. В общем, однажды она собрала детей и сказала, что уходит от меня навсегда. Как я мог ее остановить? Мой новый путь действительно был слишком тяжелый, и я не мог требовать, чтобы она мучилась со мной до конца дней.

– Послушай, Абармид, – осторожно произнес я, – а мне что, для исцеления тоже придется стать чем-то вроде шамана?

– Нет, не придется, – сказал Ашатаев. – На тебе нет шаманского знака.

– Это радует, – с облегчением выдохнул я. – Значит, ты просто вылечишь меня, и дальше я смогу жить по-прежнему?

– Я еще не знаю, разрешат ли мне вообще заниматься твоим лечением, – возразил он. – Духи по поводу тебя молчат. Информация о твоей болезни окутана какой-то завесой, и я не могу сквозь нее пробиться.

– И что же мы будем делать? – с тревогой спросил я.

– Мы поедем в один храм, довольно далеко отсюда, и там священники вынесут свой «приговор» – можно ли мне тебя лечить или нет.

– Когда поедем? – поинтересовался я. – Сегодня? Завтра?

– Нет, – покачал головой Абармид. – Не сегодня и не завтра. Поедем, когда скажу. А сейчас нам нужно заселиться в гостиницу. Так что, если ты уже все доел, мы можем выдвигаться.

И он знаком попросил официанта принести счет. К моему удовольствию, получилось совсем недорого.

Гостиница “Hotel Relax” имела довольно свежий вид: стены ее были недавно побелены, над окнами фасада нависали приветливые козырьки, а перед входом красовались высаженные в клумбах цветы. Открытые террасы и балконы на верхних этажах тоже были заставлены горшками с густой зеленью.

Миниатюрное фойе с мраморным полом было украшено напольными вазами из блестящего металла и инкрустированными шкафчиками. Обилие мелких предметов интерьера – бронзовых статуэток, старинных светильников, пепельниц – создавало здесь весьма экзотическую, но уютную атмосферу.

Из-за стойки администратора выбежал мужчина в наполовину расстегнутой шелковой рубахе – это был хозяин гостиницы. Он устремился к Абармиду, улыбаясь во весь рот и едва не приплясывая. Весь вид мужчины говорил о том, что утренний визит шамана бесконечно его обрадовал.

– Dillee mein aapaka svaagat hai! – воскликнул он по привычке на хинди и сердечно обнял Ашатаева; потом, обращаясь ко мне, добавил по-английски со своим непередаваемым национальным акцентом: – Welcome to Delhi! 10

Заключив мою ладонь в обе руки, индиец долго ее тряс и по ходу объяснял, что знает Абармида уже много лет и что друзья такого великого человека – это и его друзья, поэтому он, дескать, сделает все возможное, чтобы я запомнил отель на всю жизнь.

Не выпуская моей руки, этот в высшей степени дружелюбный человек подвел меня к стойке и выложил на нее гостевую тетрадь, которая размерами больше напоминала амбарную книгу. Протянув нам ручку, он попросил расписаться и, сияя улыбкой, поинтересовался, не желаем ли мы сразу оплатить сутки проживания.

Когда хозяин получил свою тысячу рупий, блеск в его глазах неожиданно погас, а улыбка исчезла с лица, словно ее никогда там и не было. Он небрежно выдал нам ключ от номера на третьем этаже и с самым равнодушным видом ушел в служебное помещение.

Меня огорошила столь внезапная перемена в настроении хозяина. Пока мы преодолевали высоченные лестничные пролеты с глиняными горшками на каждой ступеньке, я осторожно спросил Абармида:

– Я что-то не то сделал или сказал? Отчего он так скис-то? Может, обиделся, что чаевые не дали?

– Так он же получил свое – зачем ему дальше разыгрывать спектакль? – сказал Ашатаев. – В Индии везде так будет, привыкай. Как только поймут, что ты готов выложить деньги, сразу встанут на голову, запоют сиреной и заставят раскошелиться. Но едва заплатишь, про тебя тут же забудут, и это совершенно нормально. Сам посуди: не может же каждый покупатель числиться у торговца в близких друзьях? Не можешь же ты ожидать от него пожизненной любви?

– Но ведь это нечестно, – проворчал я, принимая неприкрытое лицемерие хозяина как личное оскорбление. – Я же думал, что он к нам со всей душой.

– Не поверишь, но парень действительно подошел к нам со всей душой, – смеясь, сказал этот знаток индийской психологии. – И реально наслаждался общением с нами. Он с удовольствием прожил несколько минут здесь и сейчас. Индийцы – мастера жить настоящим моментом. И ты тоже этому учись.

– Чему мне нужно учиться? – возмутился я. – Притворяться, что человек, к которому я абсолютно равнодушен, мой лучший друг?! Нет уж, уволь.

– Эх, ничего ты не понял, – вздохнул Абармид, распахивая резную дверь, что вела в холл на нашем этаже. – А еще даосом себя называешь! Ладно, когда-нибудь и до тебя дойдет, о чем я говорил…

Неприхотливость индийского быта не переставала поражать. Во многих отношениях условия проживания в отеле-люкс были такие же, как и в «ночлежке», откуда мы недавно ушли. Взять хотя бы пресловутые выключатели. Слава богу, в нашем номере они находились не на полу и даже не на потолке, а традиционно – на стене. В ряду их было штук десять, но работал лишь один, притаившийся где-то ближе к центру.

Больше раздражал древний кондиционер: он тарахтел так, что невозможно было расслышать собеседника. Абармид пытался отключить адскую машину всеми разумными способами, но под конец сдался и был вынужден потревожить персонал.

В номер прибежал парень. Узнав, что именно нас беспокоит, он пожал плечами, воскликнул “No problem” и, открыв нерабочий холодильник, что-то щелкнул на тумблере, хранившийся внутри. Комнату немедленно заполнила восхитительная тишина.

На том же тумблере он ткнул пальцем еще в какую-то кнопку, и с мягким шуршанием начали вращаться лопасти вентилятора, висевшего над нашей с Абармидом двуспальной кроватью – оказалось, что односпальных коек в индийских отелях нет по умолчанию, и с этим мне тоже пришлось смириться.

Отельного паренька пришлось вызвать еще раз, когда обнаружилось, что после душа нам нечем вытереться. Расторопный служащий принес пару банных полотенец, но они выглядели так, будто ими не единожды вытирали ноги. Я подозрительно спросил, не пользовались ли этими несвежими тряпочками предыдущие постояльцы, на что парень жизнерадостно заявил: «Все no problem, полотенца почти совсем чистые».

Брезгливо осушив тело одним из них, я вслед за Абармидом вышел из сумрачного номера на балкон – там вовсю сияло утреннее солнце. Шаман заказать чай: подвижный отельный мальчик принес на подносе начищенный медный чайник, фарфоровые чашки и сахарницу с кусками свежего фруктового сахара – Ашатаев сказал, что здесь его едят вместо мармелада.

– Итак, Абармид, какие у нас планы на будущее? – поинтересовался я, полагая, что он предложит тут же начать обследование моего организма – энергетическое, духовное, или как там это называется в шаманских кругах.

– Да особо никаких, – лениво отозвался тот, откинувшись на чугунной спинке стула и щурясь на солнце. – Потихоньку будем приручать тебя к индийской действительности.

– Да? А мне казалось, что есть более важные дела, – скрывая порыв возмущения за вежливым тоном, сказал я. – Например, мое здоровье.

– Друг мой, наш мир устроен так, что ни одно дело в нем не важнее любого другого, – небрежно произнес Ашатаев, внимательно посмотрев на меня. Я почему-то стушевался под этим взглядом. – Ни один момент не важнее любого другого. И ни одно существо тоже. Люди слишком уж серьезно относятся к себе и к тому, что они делают – это так смешно.