Так весьма оригинальным способом старшина нашел путь решения продовольственной проблемы, и мы даже создали некоторые излишки в виде солонины и копченого окорока. Прошли годы, но я всегда вспоминал этого старшину добрым словом – вот, что значит, человеку быть на своем месте!
После возвращения в учебный центр служба и, соответственно, наша жизнь пошла в прежнем русле. Самым примечательным в этом потоке служебных будней был, пожалуй, распорядок дня Дембеля и поступок, который он совершил на основе «своих убеждений» и воспитания.
Первое знакомство Дембеля с командиром полигонной команды произошло при интересных обстоятельствах. Командир в звании майора недавно прибыл на полигон, сменив своего предшественника, и сразу же начал «закручивать гайки» по дисциплине полигонной команде. Первым делом он решил проконтролировать утреннюю побудку личного состава команды. Для этого он пришел в казарму за несколько минут до подъема. Тут надо сказать, что у Дембеля уже выработалась к тому времени устойчивая привычка всеми правдами и неправдами проникать в казарму на ночлег, где иногда позволял себе спать в ногах на постели одного из своих многочисленных «кентов».
Поскольку казарма считалась долгое время полевым сооружением, кровати отсутствовали, а вместо них были смонтированы деревянные лежаки, на которые стелился весь комплект постельного белья. Майор был добросовестным командиром, потому вникал во все мелочи солдатского быта, в том числе интересовался условиями для сна своих бойцов. Сейчас он проходил казарму вдоль спальных мест в сопровождении дневального. Помещение освещалось ночными светильниками, что едва позволяло различать спящих бойцов. Вдруг он остановился около одного бойца, рукой с зажатой в ней палочкой (ее он только что изъял с тумбочки дневального как предмет, недопустимый по уставу) показал на постель одного из бойцов и приглушенным голосом сказал:
– А это что за оригинал, который укрыл ноги какой-то меховой… жилеткой? Ему что, холодно или он больной?
Одновременно майор палочкой слегка ударил жилетку, стараясь сбросить ее с постели. После удара «жилетка» неожиданно взвизгнула, подпрыгнув, сиганула с лежака, стремглав преодолев расстояние до выхода из казармы, самостоятельно открыла входную дверь (причем дверь открывалась внутрь помещения) и скрылась в утреннем тумане. Майор оторопел от таких аномальных свойств «меховой жилетки» и некоторое время приходил в себя. Его мировоззрение, длительное время испытывавшее давление от войсковых уставов, в тот момент не допускало мысли, что на постели в ногах у солдата может лежать пес, но реальность открыла ему глаза на эту «суровую действительность».
Преодолев последствия психологического удара, после того как сердце начало биться, а затем достигло более или менее нормальной частоты сокращений, он увел дневального к тумбочке и длительное время внушал ему мысль о недопустимости нарушения санитарного режима спального помещения, а в конце «разноса» наложил «табу» на посещение Дембелем солдатской казармы. С точки зрения бойцов, у этой истории был только один положительный момент – дневальный прокричал свое обычное «рота, подъем!» на десять минут позже. Ну а отрицательные последствия заключались в каждодневном переходе Дембеля перед ночным сном на нелегальное положение. Вечером он как разведчик-нелегал проникал в казарму и забивался под лежаки в дальний угол, при этом дневальные делали вид, что не заметили этого факта. Утром, во время подъема, он выползал из своего «схрона» и, беспрерывно зевая, садился около тумбочки дневального, ждал общего построения на зарядку. Дневальные, помня о наложенном табу, обычно начинали легонько подталкивать пса к выходу из казармы, приговаривая, что, дескать, возможно, сейчас придет командир. Дембель послушно выходил на крыльцо казармы, где доводил свою программу позевывания до конца. Наконец бойцы выстраивались в колонну и начинали бегом двигаться к спортивному городку. Вместе со всеми он какое-то время бежал позади колонны, а затем как-то незаметно менял курс на столовую, где его ждали кости из «утреннего бульона». В это время солдаты, закончив зарядку и утренний туалет, готовились к построению на завтрак. Дембель бросал все дела и бежал к казарме, где нетерпеливо ожидал построения колонны, всем своим видом говоря: «Наконец-то завтрак, а то мой желудок решил, что рот у меня закрыт на ремонт!». Бойцы выстраивались, а Дембель становился позади строя и шел со всеми в столовую, где продолжал злоупотреблять своей дружбой с поварами.
К слову сказать, эта дружба переросла вскоре в некое подобие симбиоза (существование на взаимовыгодных условиях), после того как пес обнаружил у себя приверженность к охоте на крыс. Надо ли говорить, какое отношение было у персонала столовой к этим «исчадиям ада», которые портили не только продукты, но, главное, служебные характеристики поварам, а также начальству продовольственной и санитарной службы!
Эта приверженность к охоте у пса обнаружилась совершенно случайно. Однажды работники столовой дали своему любимцу на «обработку» несколько косточек, и Дембель обстоятельно занялся одной из них. Остальные лежали невдалеке и ждали своей очереди. В это время одна из крыс решила сменить свою «дислокацию». Для этого ей необходимо было пробежать несколько метров открытого пространства, и как раз около «объекта гастрономического обожания» пса. Дембель в это время самозабвенно грыз кость, но бдительности не терял – весь «пока что неприкосновенный запас» находился в поле его внимания. И вдруг он замечает, что какая-то наглая крыса бежит в сторону «стратегического запаса» и, возможно, хочет покуситься на него, то есть на его собственность. Поскольку пес обладал еще и «сверхжадностью» (как подметил прапорщик Борщ), Дембель мгновенно метнулся, поймал бегущую крысу и незамедлительно подверг ее наказанию в виде «высшей меры». Все это действо происходило на глазах персонала столовой, которые радостно загалдели и тут же наградили его конфетой, что соответствовало высшей степени поощрения.
Надо сказать, что пес, пресытившийся косточками и мясными отходами, готов был вывернуться наизнанку ради сладкого. Эта причинно-следственная связь вначале дала толчок к возникновению у него устойчивого желания ловить крыс, а после кратковременных тренировок, организованных заведующим столовой, закрепилась в его сознании, и он уже преднамеренно время от времени организовывал охоту на этих столовских «приживалок».
Дальнейшие действия Дембеля были уже исключительно его «разработкой». Он с пойманной и уже «наказанной» добычей подходил к любому военнослужащему и начинал пристально, не мигая смотреть на него, тем самым как бы предлагая «обменять» ее на что-нибудь сладкое. Все знали эту особенность его «бизнеса» и никогда не отказывали псу в сладком поощрении. Правда, через некоторое время он начал злоупотреблять этой схемой обмена.
Получив конфету или леденец, он бросал свой охотничий трофей и начинал разжевывать полученный «гонорар». За эти пять-шесть секунд необходимо было забрать крысу или, во всяком случае, изобразить полный обмен, иначе Дембель повторно брал свой «предмет мены» и шел с аналогичным «предложением» к следующей группе военнослужащих. Чаще всего срабатывала природная брезгливость солдат к этим мерзким грызунам, и пес с одной крысы имел несколько конфет, пока кто-нибудь не закапывал «объект его бизнеса».
Однажды псу вместо конфеты дали в качестве поощрения сладкую жевательную резинку. По выражению прапорщики Борща, это был «полный атас» (прапорщик был кровно заинтересован в результатах этого «бизнеса» и поэтому по возможности старался исключить «жульничество» с обеих сторон). Получив жвачку, Дембель по привычке несколько секунд жевал ее и попытался проглотить. Но не тут-то было! Резинка прилипла к зубам (видимо, ему попалась самая дешевая и соответственно некачественная, плюс собачья слюна), пес повторил попытку – безрезультатно! Он начал заметно беспокоиться: закатывал глаза, мотал головой, лапой пытался выковыривать резинку из пасти и снова жевал. Проводил процедуру освобождения от этой «липучей напасти» лежа, стоя и даже сидя. Но все безуспешно!
