Использование текста произведения, а равно его части без письменного согласия автора является нарушением авторских прав.

Глава 1.

Воспоминания о службе

Стояло теплое солнечное утро ранней осени семьдесят третьего года прошлого века. Я, молодой лейтенант, призванный из запаса после окончания института, шел со своим взводом на огневой городок, где на «качалках» стояли танки моего взвода. «Качалки» – это такой механизм, который позволяет установленный на нем танк качать в двух плоскостях и создавать иллюзию движения находящемуся в танке экипажу. Личному составу взвода предстояло проведение технического обслуживания боевых машин. Надо сказать, что наша часть была дислоцирована на территории Чехословакии – было в то время такое государство. Огневой городок находился в небольшой ложбине, по периметру поросшей кустами ежевики, примерно в трех километрах от расположения нашего полка. Все оборудование городка охранялось круглосуточно караульным постом.

По межгосударственному соглашению, учебные базы нашей группировки могли использовать наши союзники по договору – подразделения Чехословацкой армии. Вот и сегодня, подойдя к городку, я обнаружил на стрельбище стрелковую роту чехословаков, которая проводила занятия по огневой подготовке с боевой стрельбой по мишеням.

Учебный процесс у них несколько отличался от нашего: один взвод роты находился на огневом рубеже, а остальные два были предоставлены сами себе, то есть попросту болтались. Большое количество солдат-чехословаков окружило нашего караульного, они с неподдельным интересом рассматривали его автомат АК-47. В Чехословацкой армии был принят на вооружение автомат (они его называют «самопал») – почти точная копия нашего АК, только поминиатюрнее, полегче. Соответственно боевые характеристики этого оружия были слабее, поэтому наш АК вызвал у них понятный интерес.

Караульный солдат-первогодок был родом из сильно Средней Азии, из славянских языков знал, впрочем, весьма условно, лишь русский, да и то в объеме, который успел ему привить старшина роты. А тут к нему обращались на чешском, хотя и на славянском, но все же непонятном для него языке. Однако он понял, чего от него хотят чехи, и стал с некоторой долей гордости демонстрировать свое оружие. Для этой цели он передернул затвор автомата, а затем, якобы в целях безопасности, отсоединил магазин. Но один-то патрон он уже загнал в патронник! Я этого не видел, но сам факт, что караульный, находясь на посту, вступил в отношения с посторонними, обязывал меня вмешаться в эту ситуацию. Я бросился к нему, но было уже поздно – прозвучал выстрел. Видимо, он, считая, что оружие разряжено (ведь он же отсоединил магазин от автомата!), нажал на спусковой крючок, и единственный патрон, находящийся в патроннике, выстрелил. Окружавшие его солдаты мгновенно исчезли, а один упал.

Караульный до того растерялся, что бросил свой автомат на землю. Когда шок от выстрела прошел, все бросились к жертве этого случайного выстрела.

Подбежал руководитель занятий – поручик и с ним санинструктор роты. Пострадавший лежал на земле, истошно кричал и держался двумя руками за свои ягодицы. Санинструктор не мешкая расстегнул ему брюки и оголил раненую область. Пуля пробила почти под кожей обе половинки ягодицы, и каждая имела аккуратные входные и выходные отверстия, из которых обильно текла кровь. Этот «эскулап», рядовой срочной службы, впервые познакомившийся с медициной в полковой школе шесть месяцев назад, торопливо достал армейский бинт с двумя подушечками и начал пытаться забинтовать ранение от пули. Но тут же встал в тупик – подушечки было две, а ранки четыре! Кроме того, ягодицы не конечность – повязка не держалась. После нескольких попыток он, махнув рукой, забил все пространство меж ягодиц ватой, а на крайние раневые отверстия наложил подушечки и затянул их бинтом, обмотав его поперек туловища. К этому времени подошла «скорая помощь», и его благополучно увезли.

Конечно, это была неприятная история, связанная с легким ранением и закономерным интересом военной прокуратуры, как нашей, так и чехословацкой стороны. Я был одним из многочисленных свидетелей этого события, но мне завтра надлежало убыть в учебный центр нашей дивизии, полигон которого сослуживцы ласково называли «Любава». Из-за того что я был очевидцем этого печального факта, мое убытие на полигон запросто могло растянуться по времени, однако обошлось.

По прибытии на полигон я встретил своего коллегу, которого должен был сменить. Мой однополчанин, не выразив эмоций на лице, тем не менее так долго и крепко жал мне руку, что мне пришлось сделать ему замечание.

– Прошу тебя, убавь усилие рукопожатия, иначе у меня может развиться гангрена кисти руки. И еще: сделай приветливое лицо и покажи мне место, где я могу положить свои вещи!

Он торопливо кивнул в знак полного со мной согласия и наконец, настроившись на деловой лад, начал скороговоркой передавать мне служебную информацию, затем, заторопившись на отъезжающий в полк автомобиль, исчез. Я лишь усмехнулся – вот, сколько сумятицы может внести простое желание скорее попасть домой, в полк. Видно, здесь ему «служба медом не показалась», ну да ладно, посмотрим. Пришлось самостоятельно знакомиться с самим учебным центром.

Административный и жилой сектора состояли из нескольких деревянных одноэтажных зданий штаба, столовой, казарм, а также других строений вспомогательного назначения. Все здания строгим порядком стояли вокруг большого асфальтированного плаца прямоугольной формы, предназначенного для построения личного состава полигонной команды и состава прибывающих на полигон подразделений. Примерно в километре от административного сектора находились парк боевых машин и здание солдатского клуба, в котором каждый вечер показывали бойцам какой-нибудь фильм.

В первый же день я встретил одного из героев моего повествования. Это был пес неопределенной породы, среднего роста, с окрасом, который удачно подходил к условиям воинской части: буровато-коричневая шерсть с бывшими белыми при рождении пятнами замысловатой конфигурации. На шее, скорее даже на груди, висел на блестящей тонкой цепочке жетон, напоминающий офицерский или жетон сверхсрочника. По всей длине этого незамысловатой принадлежности шла надпись латинским шрифтом – «Дембель», причем после последней латинской буквы был прописан взятый из кириллицы мягкий знак, как бы подчеркивая убогость алфавита английского языка в передаче русской фонетики. Впрочем, ниже все слово было продублировано на кириллице. Этот жетон с цепочкой придавал псу деловой вид и даже некоторую щеголеватость.

Он целеустремленно бегал по жилому сектору и обследовал каждый угол, каждую выступающую над почвой возвышенность с целью обнаружения «несанкционированного» им запаха, «столбящего» эту территорию. Обнаружив таковой или находя объект без запаха, пропущенный им ранее по халатности, тут же ставил свой «маркер».

При встрече со мной он прервал этот благородный процесс и, как мне показалось, настороженно на меня посмотрел. Как потом стало известно, он, оказывается, всех военнослужащих делил на три категории по степени потенциальной для него опасности: солдат, прапорщиков и офицеров. Выделял он, правда, еще одну категорию, ни об этом попозже.

Этот пес появился на полигоне благодаря солдатам – водителям из сводной автороты дивизии, которые были направлены в командировку на весь сезон для уборки урожая аж в Казахстан. Привезли его щенком-подростком, так что он вырос и получил воспитание здесь, на полигоне, в солдатской среде. Он сразу же получил кличку Дембель и, не смотря на свой юный возраст, охотно откликался на нее.

Пес обладал хорошим собачьим интеллектом, а все обучение у него проходило в процессе игр, информацию на удивление быстро усваивал, Кроме того, обладая хорошей памятью, впитывал и заполнял все «свободные ячейки мозга» основными ситуациями, которые возникали в его жизни, и, самое важное, знал, как применить накопленный опыт в том или ином случае.