– Спасибо Лу. Ты вовремя вытащил нас. Ещё чуть-чуть и я бы откинул копыта.

– Дзен Лу всегда там, где он нужнее всего. А вы? Как вас угораздило вляпаться в это дерьмо?!

Дед вздохнул и, подняв глаза к жерлу колодца, где бушевал шторм вызванный буйством Ракота, признался:

– Он налетел так внезапно! Я думал успею..

– Видел я, как ты улепётывал. И лежать вам обоим в поле, перед колодцем, если бы не учитель Дзен. Кстати, кто этот смертный? – спросил эзотерик.

– Мой внук.

Лу оценивающе посмотрел на меня и покачал головой.

– Ну и какого лешего ты притащил его сюда? Зачем же так рисковать?

– Я уже поблагодарил тебя. Остальное не твоего ума дело.– отмахнулся от него дед Михаил и, повернувшись ко мне, спросил:

– У тебя выпить есть?

– Нет. – удивился я. – С чего? На яблоко..

Я протянул деду яблоко и он впился в него зубами

– Вы же не едите…– всё также удивлённо произнёс я.

– Много ты понимаешь. Я ем для удовольствия, а что касается энергии, то она проходит в меня через воздушные пути и космос.

Доев яблоко, дед критически осмотрел меня и сказал:

– Вот тебе неплохо бы поесть, выглядишь, как живой мертвец. Не хватало ещё, что бы ангелы тебя не сгребли до кучи с остальными. Выйдем на верх умойся.– он встал и скомандовал:

– Подъём! Ад ждёт тебя, внук мой. Будет интересно! – он посмотрел на Дзена. – Ты идёшь?

– Не, здесь пережду…– ответил тот и прощально пошевелил пальцами.

По тоннелям, минуя серьёзные нижние сегменты, куда проход был по «спецпропускам», мы подошли к Ахерону, реке о которой слышал много раз, но не представлял, что воды её могут шелестеть и нашептывать тысячеголосым фоном одно и то же: «забудь, оставь, забудь, оставь..». Чёрные воды её омывали край песчаного берега у моих ног, другая сторона терялась во мраке. Оттуда, через мгновение, материализовалась лодка со стариком, который, сидел неподвижно, словно, вырезанная из коряги, статуя..

– Это Харон. – с неким пиететом проговорил Михаил.– постарайся говорить с ним повежливей. Он не перевозит живых, но я попробую договориться. Этот реликт уже не тот строгий страж, что в былые времен, но заплатить ему надо. У тебя деньги есть?

– Рубли.

– Нет, это валюта здесь не котируется. На тебе двадцать евро. Он их различает.

Лодка причалила. Херон встал и я увидел египетскую мумию, которая пристально уставилась сначала на меня, потом на деда:

– Живым проход закрыт! – громко возвестила мумия скрипучим, как давно не смазанные дверные петли, голосом. Голос перевозчики метнулся под своды пещеры, прошёлся наждаком по потолку и осыпался мелком песком нам на головы.

– Уважаемый Харон. – начал дед Михаил. – О живых поговорим позднее.. Ты слышал о комиссии в Раю?

Харон стал в третью позицию и скрестил руки на груди, всем своим видом показывая, что дела Рая его не касаются.

– А что мне Рай,– раздраженно сказал перевозчик.– Там свои доставщики душ, VIP персоны. У нас – все больше грешники. В Раю будет люстрация и кое-кого, таво… на перековку— зажрались. Так им и надо.

– Я слышал , что и здесь почистят. Говорят Ад стал проходным двором. Шастают говорят, из этого мира в тот и обратно. А кто за это отвечает? Правильно – сын Эреба.

Харон пожевал беззубым ртом, вечная жизнь научили его принимать быстрые решения и он сказал:

– Ладно. Садитесь, только молча.

Верхние круги Ада показались мне светлыми банными помещениями, где жизнь мало чем отличалась от исправительных учреждений Земли. Банщики дородные черти с массивными бычьими затылками, как впрочем, и всем остальным набором рогов и копыт, включая тяжелый налитый кровью взгляд, следили, чтобы назначенные процедуры неукоснительно выполнялись. Дед подошёл к одному из них в белом накрахмаленном халате и, пока я стоял у доски объявлений, изучая распорядок дня, договорился о двухместном номере в первом круге у «некрещёных», где мы собирались пить чай вместе с Эмиром на террасе с видом на Чистилище.

– Порядок, – сказал дед и показал мне ключ от номера. – Здесь это актуально.

– Воруют? – поинтересовался я.

– Смотря, что, смотря у кого. – проговорил дед довольно загадочно.

Номер больше похож был на келью: стены из розового туфа, стол, две лежанки, коврик…

– И всё? – спросил я удивлённо. – А туалет, а ванна?…

– На живых здесь не рассчитанно. – развёл руками Михаил. – Терпи, появится Эмир – он всё устроит. – с этими словами дед улёгся на топчан и уставился глазами в потолок. Я тоже лёг. Впечатления калейдоскопа событий дня захлестывали меня, но вместо нервного напряжения и возбуждения от пережитого, я тупо забылся и тут же уснул.

Я проснулся от приглушённых голосов доносившихся из угла кельи, где стоял стол.

Голос деда доказывал, что «вылов» лучше отложить до лучших времён и не светить сейчас, когда идут проверки и неизвестно, что будет дальше. Голос, в котором я узнал давешнего приятеля деда, возражал, доказывая, что проверки проверками, а бизнес – есть бизнес и никуда от этого не деться. Пока есть спрос – есть бизнес.

– Ты послушай старого контрабандиста.– горячился Эмир. – Если мы сейчас не доставим сырьё, что это будет!? Зелье закончится раньше чем ты успеешь моргнуть. Вах-вах! Ты о чём думаешь?! Наши высокопоставленные клиенты могут прийти в уныние и лишить нас привилегий. Если сейчас затихариться, мы потеряем время. Решайся амиго! Подключи Данте, Савонаролу, папу Пия IX, наконец.

– Хорошо. – после некоторого молчания откликнулся дед Михаил,– Но мы сильно рискуем.

Они замолкли. Эмир тихо ступая вышел из кельи и я решил проявить признаки пробуждения. Для начала я приподняла голову и зевнул. Дед ожидал, глядя, как я потягиваюсь и прихожу в себя.

– Ну, как спалось на новом месте? – спросил родственник, в котором для меня открылись новые грани. Портрет деда приобрёл новые краски и характер совсем не похожий на образ деда, которого я любил когда-то, кем ставил силки на птиц, кому помогал делать вино и плести на продажу веники. Передо мной сидел делец, ловкий и хитрый, занимающий в этом мире, где кроме основной власти господа, была выстроена сильная иерархия чиновничьего аппарата, достаточно прочное, хоть и нелегальное положение. Вот значит как! Всё дело в Зелье. Вот где кроется разгадка популярности деда Михаила.

– Что смотришь, как на не родного? – взгляд Михаила упёрся мне в лоб и попытался проникнуть дальше. – Не выспался?

– Нормально.

Дед встал, пружинисто присел несколько раз и, разразившись одним из своих любимых образчиков из набора абсценной лексики, пояснил с довольным видом:

– Когда Данте выучил русский язык, он признал, что мои «ненормативные опусы» не уступают лучшим строкам из его Божественной комедии. Льстит конечно, но приятно. Может издам сборничек.

– Лавры Баркова покоя не дают?

– Да, представь себе. Я ведь только жить начал, чувствую силу в себе… В той жизни стоя сделал? Я спал. Спал пока не умер. А здесь я нужен, я член общества…

Я зевнул.

– Ну да, куда нам до вас?! – обиделся дед.

Он отвернулся, посмотрел в узкое окно на веранду, где сидел Эмир с кучкой неприкаянных, как и он сам, но вполне довольных жизнью в Лимбе достойных людей: античных философов, поэтов, врачевателей, обречённых навечно жить между адом и чистилищем, потому, что они не присягали Спасителю и не служили Дьяволу.

Дед Михаил повернулся ко мне с видом гида обслуживающего туристов Сейшельского архипелага. Движения его были плавны и точны, голос уверен, а глаза смотрели с такой искренней привязанностью, что я невольно подумал: «это будет дорого стоить».

Дед между тем озвучил свои мысли, указывая на пространство за окном кельи:

– По мне – это лучшее место в этом мире. Нас никто не трогает, мы никому не нужны. Красота!

– А как же Рай? – спросил я искренне удивлённый его словами.