Я бесконечно растягивал внутренние дни, иногда лихорадочно и истерично врываясь в реальность, трясущимися руками хватаясь за учебники и конспекты, но пересдачу я предсказуемо завалил, а отыграться было не на ком – я стирал Тома в порошок, но ему к этому времени было уже безразлично.

И я впал в апатичное отчаяние. Как же так: получается, я напрасно убил человека. Ни к чему хорошему это не привело – я разом загубил две жизни: Тома, что очевидно, и свою в несбывшемся светлом будущем.

Как я и предполагал, отец оплачивать перевод на платное отделение отказался, более того, не согласился он и быть поручителем моего кредита, поэтому меня ждала по-настоящему взрослая жизнь – мне четко дали понять, что раз уж учиться я закончил, пора бы найти себе работу и поскорее упорхнуть из фамильного гнездышка строить жизнь самостоятельно. Мне было страшно находится в реальном мире с его туманными, но, на мой взгляд, злыми перспективами, и я прятался от всего и всех во Внутренней Риге. Я околачивал углы здешних улиц, раздражаясь подмеченными недостатками созданных силой мысли конструкций, но не исправляя, а нарочито выпячивая их еще больше – мне хотелось довести до карикатуры сотворенный мир, чтобы самому ужаснуться тому, во что я верю и еще больше упиться жалостью к себе. Тогда-то меня и перехватил Андрюша.

– Все плохо, брат? – Начал он с сочувственной ноты, и, не дождавшись ответа, продолжил:

– А что именно плохо?

Я бросил раздраженный взгляд, но его недетские глаза не пробрало:

– Давай разберемся, что именно тебя так вывело из себя? Что тебе придется разгребать проблемы там? – он закатил глаза, намекая на реальность. – Так поселись здесь. Навсегда. Как я, Толик, теперь еще и твой однокурсник. А что? Знаешь, как тут уютно? Навсегда останови ход своего времени… Вот только ты и представить не можешь, как я тебе завидую. Да, братец мой, ты и представить не можешь, на что я готов пойди, чтобы оказаться на твоем месте, и быть способным увидеть реальный мир собственными глазами. На что, например? Например, я изредка помышляю, а что будет, если тебя уничтожить тут, внутри: придушить, зарезать, сжечь – убить каким-нибудь способом. А что, если я тогда займу твое место там, в настоящем мире. Вряд ли конечно… Но знаешь, что меня сдерживает? Нет, не то, что вероятность занять твое тело ничтожна мала и фантазия бредова, а то, что я не знаю, как тебя убить. Ты ведь в этом мире бессмертен. Ну что ты смотришь с оскалом? Да, признаюсь, я тебе завидую, и даже очень! Да, я бы все отдал за возможность разгребать твои «проблемы». И нет – мне это осуществить невозможно. Но ты! Ты все тут бродишь сам не свой. Так давай уж! Брось все и поселить во Внутренней Риге. Только тогда навсегда. И я тебя уверяю, очень скоро ты поймешь, каким же был идиотом.

Глаза Андрюши источали гнев и презрение, и, представляешь, в тот момент мне было страшно ему перечить. Почувствовав это, он чуть успокоился:

– А лучше соберись, прекращай надумывать страхи и покори тот мир. За себя и меня! Проживи жизнь так, чтобы нам на двоих хватило! И ничего не бойся – мы всегда рядом. Скопом уж что-нибудь придумаем. Только умоляю, прекращай ныть и возьми себя в руки.

«А ведь правда», – думал я в тот момент: «ведь он чертовски прав». Я ведь действительно должен и Толику, и Андрюше. И, чтобы вернуть долг, я обязан стать лучшим: первым из людей. Для меня нет преград! А если кто-нибудь встанет на моем пути, что ж… я знаю, как заставить любого служить мне отныне и во веки веков. Я знаю, как для кого-то сделаться Богом!

Да-да. Я ведь теперь, с момента твоего пробуждения во Внутренней Риге и твой Бог. Ты очень скоро это прочувствуешь полностью…

В общем, я взял себя в руки. С того момента и навсегда. Я, наконец, понял и принял свое предназначение. Я осознал, чем может быть полезна Внутренняя Рига, если мою способность использовать как инструмент. И все последующие годы я шел к своей цели. Я до сих пор продолжаю идти. Поэтому Внутренняя Рига все время растет и потихоньку наполняется: если коротко, мой внутренний, впрочем, теперь и твой мир можно поделить на две зоны: Старый Город, с которого все началось, и Бизнес-Центр – это вон то вот здание за Вантовым мостом, но тебе, как и другим, кроме Андрюши с Толиком, разумеется, туда доступ закрыт, да там и делать-то нечего. Рассказываю о Бизнес-Центре исключительно ради общей информации: хотя ты и без меня узнал бы: здешняя земля полна слухами, знаешь ли…

Так вот, в Старом Городе обитают те, кого я… кто тут оказался из моего любопытства, скажем так. Да-да, тут те, чьими воспоминаниями и переживаниями я воспользовался, чтобы лучше познать себя – вот только не осуждай – это – как наркотик, ты сам еще втянешься: все про всех из Старого Города доступно каждому в Храме Утех, и стоит тебе один лишь раз попробовать… Все. Здесь все без исключения просят и заказывают еще, поэтому поверь мне, ты едва ли сможешь отказаться… Разве что Том ни о чем не просит. Да, давай-ка я закончу про Тома, хотя и заканчивать-то нечего: как я уже говорил, никто ему ничего объяснять не хотел – он был нужен с конкретной целью, которую, ко всему прочему, провалил. Более того, никто из нас не хотел, чтобы он нарушил порядок вещей. Ну, и мои пытки, чего уж там…

В общем, мы про него даже забыли на какое-то время, а когда спохватились… да, он в своей человеческой форме, но это больше не живой человек… Не живая душа, наверное, я это имею ввиду. Сам все увидишь.

Так, что еще я забыл? Как все началось, ты услышал… Про Старый Город я тебе рассказал… Бизнес-Центр не про тебя, хоть там и правила строже… Да, во Внутренней Риге нет женщин и детей, кроме Андрюши, который, сам знаешь, отдельный случай, так что я не совсем уж и монстр… впрочем, я не испытываю вины за убийства, во-первых, это скорее похищения, а во-вторых, я дарую вам новую жизнь без забот. И у вас есть Храм Утех, что тоже говорит о моей гуманности.

Ну, всё. Пожалуй, основное я тебе рассказал, остальное ты узнаешь и увидишь со временем, которого у тебя будет уйма. Гуляй, осваивайся, начинай свою новую жизнь. Во Внутренней Риге жителей не так уж и много, но и не мало, если учесть, что всех их убил один человек.

И, пожалуйста, учти, я могу превратить твое пребывание здесь в ад, поэтому, давай-ка без глупостей.

Как четки перебираю моменты с тобой, любимая. Таких бусинок ровно тридцать три: вот мы замечаем друг друга среди толпы, впервые встречаемся взглядами; вот я у твоего столика – говорим и даже спорим; первое свидание после; первые поцелуй; второе свидание; третье; первая интимная близость… вторая; первая попытка открыть тебе душу; первое непонимание; первая обида и попытка закрыться; первое проявление терпения; первое преодоление; первые разговоры о Боге… переезд и первые дни и ночи вместе; первый секс на кухне; и первый завтрак в постель; первые неловкие эксперименты с телом; первые попытки найти общее во всем; первое обоюдное разочарование; повторное преодоление; торжество и решимость не сдаваться; первый большой путь вместе; первый поиск выхода из рутины; первые безумства; первый синхронный оргазм; первое ощущение полного единения; второе раскрытие души; принятие.

И за всем этим первым, вторым и третьим – завершающей, тридцать третей бусинкой – одно бесконечное ощущение потери себя в тебе и обретение чего-то большего. Может быть Бога, не знаю…

Пускай это будет исповедью к тебе, моя любимая. Не перед Богом же – к тому, после случившегося, мне сложно заставить себя обратиться, а этот, здешний – просто самозванец.

С чего же начать раскаяние? Надо бы как-то так, чтобы ты, будь сейчас рядом – поняла меня правильно. Пожалуй, признаюсь тебе, что я верю в магию. Нет, магия заключается не в этом, что я после смерти смог оказаться в плену в голове своего убийцы. Настоящая магия в том, что простые люди, с виду такие же как мы с тобой, могут творить нечто божественное – они обладают космической силы мыслью, понимаешь? И они умеют эту мысль воплотить в произведении. Эти люди – подлинные таланты, гении, волшебники. Но таких людей единицы на миллион… впрочем, я не сведущ в статистике… Знаю только, что я не один из них, мне не прыгнуть выше головы, хотя и у меня было желание дотянуться до звезды (видишь, я даже мыслю штампами и пошлыми банальностями), но, увы. Моя доля – оставаться посредственным художником и восторгаться гениями. Такая же доля и у остальных – восторгаться и понимать, что подобных высот им не достичь. Но что тогда делать? Как быть? Какова наша роль? О, я долго размышлял над этим…