Как много в жизни сделано не так!

От оправданий легче вряд ли станет.

По лабиринтам моей совести бродя,

Раскаяние вдруг, овладевает головою…

Я связал себе жизнь

Из суровых неласковых ниток…

От автора.

Я не случайно в название книги включил начальные строфы изумительного стихотворения несравненной Валечки Беляевой, оно, как никогда подходит для описания моей бульдозерной жизни, которая тянется уже около семи десятков лет. И я, ни разу не солгав, опишу все максимально правдиво. Я впервые решил написать книгу в модном сейчас жанре нон-фикшн. Это довольно сложный стиль в литературе и что получилось, судить вам. В этом, не вполне художественном произведении, практически нет места вымыслу или фантазии. Сюжет основан на реальных событиях и на архивных записях в семейных дневниках, где факты ненавязчиво обрастают интересными и достоверными подробностями, однако второстепенные линии выдуманы с целью художественного окраса. Дотошные читатели конечно обратят внимание, что некоторые факты о взаимоотношениях полов в этом произведении, взяты из предыдущих моих романов, но там была героическая проза с большой долей вымысла, здесь же эти эпизоды подправлены и имеют документальную основу, они взяты из моей личной биографии и по большому счёту, не имеют никакого отношения к моему знаменитому деду, хотя мой дед был тот ещё ходок.

А особенно придирчивым читателям не стоит забывать, что нон-фикшн – это всё-таки специфическая литература, в которой практически очень мало места уделено художественному вымыслу или фантазии. Моя жизнь была необыкновенной, там есть что вспомнить. Мне пришлось вспомнить все, что со мной происходило в период сознательной жизни с 1958 года до наших дней, а судьбы некоторых реальных людей, что появлялись в моей жизни, невероятно тесно переплелись с кровавыми событиями в России в начале 20-го века.

Как писал несравненный Марк Твен: "Правда невероятнее вымысла, потому что, вымысел обязан держаться в рамках правдоподобия, а правда – нет". Именно через призму своего жизненного опыта, эстетических, моральных и иных убеждений, я попробую изложить все достоверные факты, ставшие мне доступными благодаря моей памяти. Однако в книге все же присутствует, в малых дозах, некий вымысел, который отсылает нас в соответствующий литературный жанр, а не в сухо поданный факт в стиле доклада. Читателя трудно заинтересовать сухой документалистикой.

Фактическая сторона повествования, то есть все действия главных героев в экстремальных условия, их судьбы и характеры не сломленные сталинскими репрессиями, изложены мною правдиво и основаны исключительно на реальных событиях, но не всегда в хронологической последовательности. Некоторые факты в процессе написания было довольно трудно скомпоновать и вписать в это произведение, так как все события переплелись между собой так тесно, что невозможно было их разделить и, чтобы не было путаницы я наделил правом рассказывать о всех происходящих событиях лишь одного человека и от первого лица. И всё получилось, когда я все события разделил и развёл во времени. Читателям покажется, что это биографии двух людей, но уверяю вас это подлинная биография одного человека. Первый, наиболее тяжёлый отрезок жизни охватывает период с 1958 по 1981 год, а другой с 1981-го по наши дни. Большинство из нас привыкло считать свою личность неизменной на протяжении всей жизни. Вы тоже так считаете?

Я попытаюсь в этом романе доказать, что на протяжении всей жизни каждый является уже не вполне одним и тем же человеком и что характер с годами существенно меняется, особенно это заметно после 50-ти лет.

Это произведение, настолько трудно и эмоционально писалось, что всё описанные приключения мне пришлось пережить вновь и я уже сам стал путать, кто есть, кто! Обрабатывая сюжет, я отразил динамику тех лет, но полностью не стал раскрывать все закономерности прошедшей эпохи, с той или иной степенью правдивости, а лишь изменил и обработал некоторые знаковые события, разбавив их редкими вкраплениями художественного вымысла. Главные герои этого романа действительно существовали, а некоторые живут до сих пор.

Ни один человек не становится ни лучше, ни сильнее после тюрьмы. Тюрьма – это отвратительный опыт, который лучше не приобретать, эта мрачная школа жизни – развращение для всех: и для тех, кто сторожит, и для тех, кто отбывает, и для праздно шатающих обывателей, мечтающих понюхать мерзкий запах тюремной камеры. Естественно книга не про тюрьму, описание быта и диких порядков пенитенциарных заведений занимает в книге минимум места, но, чтобы понять характер главного героя это должно быть в книге обязательно освещено. Чтобы максимально приблизить к достоверности происходящие события, мне пришлось, с незначительными изменениями, описывать диалоги так, как они произносились на самом деле, иначе теряется самобытность и смысл так называемой воровской фени, но с незначительной корректировкой. Всё-таки прошло много лет и не всё отложилось в памяти. Эти непростые люди, заключённые, золотодобытчики, хунхузы, сибирские кержаки, порой были до того зациклены на косноязычии, что абсолютно не понимали литературный язык Пушкина. Ни в коем случае я не хочу сказать, что эти люди были неграмотными или невежами, нет, просто среда, в которой они обитали, обязывала их говорить на более простом и понятном всем языке. Я полностью поддерживаю идею, что характер лишь частично зависит от генов, но, не менее важную роль здесь играет и социальная среда. Не советую это читать чистоплюям и людям со стойким иммунитетом к праведной жизни. Так и хочется спросить – а судьи кто?

Глава первая. Залёт май 1977г.

«Наибольший соблазн преступления заключается

в его расчёте на безнаказанность». Цицерон.

Громкий стук засова двери одиночной камеры неприятно резанул слух и все стихло. Сашка Дикий сокрушённо вздохнул и медленно обвёл взглядом тесную одиночную камеру. Да…большевики умели строить тюрьмы на все времена. Хотя Читинскую тюрьму строили далеко не большевики. Читинскую тюрьму начали облагораживать ещё при царе Николае Первом, после Сенатского мятежа в 1825 году. Возвели Читинский острог на стрелке рек Ингода и Читинки в начале 18-го века. Немало повидала читинская тюрьма личностей известных и незаурядных. В Читинском остроге, перед отправкой на каторгу находились знаменитые на весь мир декабристы. Почти четыре года провели они в остроге. После героев Сенатской площади через неё прошли участники польских восстаний 1830 и 1863 гг. В начале XX века к ним присоединились революционные матросы с легендарных кораблей «Потёмкин», «Очаков», «Прут», здесь находился будущий герой гражданской войны Котовский, тысячи репрессированных в период сталинизма красных партизан, бойцов и командиров РККА, других самых различных категорий наших граждан. Здесь же содержались японцы, пленённые в период военных событий на Халхин-Голе.

Камера представляла собой узкий прямоугольник, два на три метра, в правом углу находилось отхожее место, а слева, по всей стене, располагалась не пристёгнутая на день шконка, наличие механического запора говорило о том, что скорее всего, это была камера штрафного изолятора, где днём спать не разрешалось. Видно за неимением свободных одиночек, камера карцера временно была превращена в обыкновенную одиночку и шконка днём к стенам не пристёгивалась, запрещая штрафнику спать до отбоя и была всегда опущена. Стены были обильно облиты закостенелым цементным раствором непонятного серо-чёрного цвета, эта «шуба» была придумана каким-то жутким извращенцем и наносилась специально, чтобы сидельцы не могли писать на стенах.

Дикий подошёл к решётке и попытался что-нибудь разглядеть, но окно со стороны улицы было забрано хитрым приспособлением, на тюремной фене называемое «намордником». Это был железный квадрат, закреплённый по периметру окна, с наклонно приваренными широкими пластинами, которые не давали что-либо рассмотреть по ту сторону окна. Дикий устало присел на шконку. Немного побаливала спина и ныли бока, перед этим его основательно отходили дубинками два злобных тюремных вертухая, когда он не захотел отдавать притыренные в шов брюк, на всякий случай пять рублей. Но надо делиться, иначе разденут догола и обшманают по полной, а он этого не хотел, у него в другом, в менее заметном месте, покоились искусно свёрнутые 25 рублей.