Олег Юрьевич, заметивший, что я стала довольно часто обращаться к Лизе за профессиональным советом, и все еще, будучи моим наставником, посоветовал с осторожностью выбирать друзей. Пришлось пренебречь этим советом.

Когда мы с Лизой добрались до кафе, я хотела занять наш привычный столик в углу, но она взяла меня под руку и повела к другой двери. За всю неделю наших обедов в этом заведении мы не заходили за эту дверь ни разу. Я и не предполагала, что в этом стареньком кафе есть такое уединенное местечко. Когда мы зашли в кабинку, за столом уже сидела Анна Михайловна, на столе стояла бутылка шампанского и три бокала. Ее бокал был уже наполовину пуст.

– Наконец-то, я тут уже минут двадцать сижу.

– Здравствуй Михайловна, – поздоровалась с ней Лиза. – Это Марина, – указала она на меня, наш новый следователь.

– Да, дорогая. Я в курсе, мы уже успели познакомиться, – с улыбкой сказала женщина, целуя Лизу поочередно в обе щеки, подмигнув мне из-за ее спины.

Я была немного обижена на свою коллегу из следствия, за то, что та даже не удосужилась предупредить о том, что компанию нам составит адвокат, с которой наше общение не вполне заладилось.

В этот вечер никто из нас не торопился домой. Я была удивлена, насколько Анна Михайловна оказалась легкой в общении женщиной. Мы подружились.

Возвращаясь к подготовке допроса наркомана, я собрала свои растрепанные мысли, периодически поглядывая на молодого парня так нагло устроившегося в моем кресле.

– Молодой человек, к нам с минуты на минуту подойдет адвокат, и я попросила бы Вас покинуть кабинет, – обратилась я к нему. – Согласно нормам УПК РФ на допросе не допускается присутствие посторонних, либо этого «постороннего» нужно вносить в протокол допроса, в графу «на допросе присутствовали», чего я делать категорически не хочу. Дело в том, что преступники, очень часто в присутствии сотрудников уголовного розыска, рассказывают, как они ужасно поступили, сознаваясь во всех смертных грехах и раскаиваясь, а когда дело доходит до суда, и на них уже не смотрит пара сердитых глаз, те же самые преступники, рассказывают о том, что на них в ходе следствия было оказано психологическое давление.

–А вдруг он буйный и нападет на Вас? Пожалуй, я все же останусь тут и прослежу за безопасностью, – произнес он даже не поднимая глаз от своего телефона, где судя по звукам, уже во всю резался в какую-то игру.

Я просто опешила от такого нахальства. От закипающего гнева даже дыхание сперло.

– Не нападет. Не первый день работаю! На нем наручники, – произнесла я, важно задрав нос, продолжая продумывать более убедительные аргументы.

– Нет, – коротко ответил опер, продолжая играть.

Мне показалось, что он надо мной издевается.

– Немедленно покиньте мой кабинет! Ваше присутствие будет мешать следственному действию!

Наглец спокойно поднял на меня глаза и сказал:

– Вот если он все-таки сбежит или нападет, виноват буду я, поэтому никуда я не уйду.

В этот момент в коридоре послышался знакомый стук каблуков, и спустя пару секунд в кабинет вошла Анна Михайловна.

Сегодня она аккуратно собрала волосы в высокую прическу. На ней была надета белоснежная блузка, юбка длинной чуть ниже колена, а шею подчеркивал шелковый расписной платок.

Я невольно бросила взгляд на себя в зеркало висящее на стене слева от стола. Молочного цвета толстовка и джинсы, волосы, небрежно завернутые в лохматый пучок, говорили о том, что я уже не первый вечер остаюсь на работе допоздна, о чем так же кричали темнющие от недосыпа синяки под глазами.

Препираться с наглым сотрудником уголовного розыска в присутствии Анны Михайловны мне безумно не хотелось. Видимо прочитав эти мысли по моему растерянному взгляду, адвокат развернулась к светловолосому парню, сидящему в кресле:

– Молодой человек, прошу Вас покинуть помещение, я адвокат подозреваемого, мы приступаем к допросу, – вежливо произнесла она.

Послышался щелчок блокировки экрана телефона, парень встал, громко выпустил ноздрями воздух, с недовольным видом подошел к засыпающему подозреваемому, проверить надежно ли закрыты наручники, и молча вышел из кабинета, закрыв за собой дверь.

Анна Михайловна с интересом наблюдавшая за его действиями и проводив взглядом спросила:

– У Вас новенький сотрудник в ОУРе?

– Видимо он первый день сегодня у нас работает, а наглый какой! Его, кажется, Ваней зовут.

–Ммм… интересный парень. Кстати привет тебе от Юры, – загадочно улыбнулась женщина.

С Юрой я не общалась около двух недель, он уезжал со своим наставником в соседний регион представлять интересы коммерческой организации по серьезному делу о банкротстве. Периодически этот пафосный тип выходил на связь, скидывая фотографии на фоне гор, интересных строений и жаловался на условия проживания в номере.

С тех пор как я направила дело по Гончарову в суд, он выступал адвокатом по назначению еще по многим моим делам.

К слову, дело Гончарова расследовалось два месяца. И сейчас забавно вспоминать, как в один момент, я честно созналась подозреваемому, что он первый преступник, с которым мне пришлось работать. Гончаров, несмотря на то, что был отъявленным рецидивистом, проникся к нам с Юрой доверием, и при каждой встрече рассказывал своим басистым голосом, о том, как живут заключенные в местах лишения свободы, что означают его татуировки, как сгорел его дом, и он потерял в пожаре родных, жилье и средства к существованию.

Гончаров не препятствовал расследованию дела. В последний день нашей встречи перед судом я – «ребенок надевший форму с погонами», пожелала взрослому «дяденьке в наколках» удачи. Преступник получил три года лишения свободы с отбыванием наказания в колонии.

***

Мой кабинет имел весьма удобное расположение. Он находился в самом конце коридора и был дальше всего от кабинета руководства. В этой связи его прозвали «кофейней» и в освободившиеся минутки все бежали сюда, чтобы взбодриться горячим чаем, посплетничать и уничтожить мои запасы сладостей.

Штат сотрудников следствия небольшой и состоит всего из десяти человек.

Постоянного начальства до сих пор нет. Периодически к нам направляют временных руководителей, но никто из них не задерживается надолго. Либо их наказывали, и они направлялись восвояси, либо их быстренько повышали и они уходили на другое место службы. Поэтому фактически роль руководителя следствия исполняет его несменяемый заместитель Олег Юрьевич Петров.

Следующий, если судить по старшинству, сотрудник – это Хакимов Закир Рашитович. Пенсионер с огромной выслугой лет. Когда-то он руководил отделением следствия в районе Республики, но кто-то из следователей в его штате «накосячил» и его сняли с должности руководителя, после чего перевели подальше в столицу на должность старшего следователя. Несмотря на свой возраст, он отлично влился в молодой коллектив, многим разрешая обращаться к себе на «ты» в свои пятьдесят лет, но лично у меня язык не поворачивался. Выглядел Закир Рашитович намного старше своего возраста, и одевался по канонам прошлого века. Уголовные дела расследовал медленно, но качественно. Любимым его атрибутом были черные пластиковые очки, с множеством отверстий-точек, которые тот надевал после долгой работы за компьютером для расслабления глаз. Иногда, увлекаясь такими восстанавливающими зрение процедурами, мужчина мог заснуть прямо на рабочем месте.

Женскую половину отдела, с которыми я общалась, представляли Лиза, новенькая – Гульназ и капитан юстиции Чернова Вероника, так как ее кабинет соседствовал с моим.

Вероника была худощавой девушкой, тридцати четырех лет, с иссиня-черными волосами до плеч. Её назначили наставником для Гульназ и поселили работать в одном кабинете, в котором всегда жутко пахнет ментоловыми сигаретами. Педантичностью в расследовании Вероника не отличалась, но дела штамповала как типографский конвейер. Она не особо вникала в суть и проблемы людей, тем более не давала проникнуть чужим тяготам в свое сознание, считая, что у нее и своих личных проблем предостаточно. Такой подход позволял ей «не выгорать». Людей перед собой она не видела, зато видела статус «подозреваемый» и «потерпевший» в протоколах следственных действий. А еще ее называют «черный следователь», так как почти в каждом расследуемом ей деле кто-то да умирает, так и не дожив до суда. Обычно это обвиняемые, но бывали и потерпевшие, и даже свидетели. Такие частые явления, как смерть обвиняемого, она объясняла тем, что ей по большей части в руки попадали дела о наркоманах, которые, уже много лет «травились», либо бомжи, которые не отличаются богатырским здоровьем.