И даже голос твой, мой сын,

Отныне чуждое земное,

Во мраке вечности один,

И лишь слова твои отрада,

И я не помнивший причин.

Зачем я здесь? Не вопрошаю,

Причин не помню, помнишь ты?»

«Прости, отец, как не терзаю,

Но во былое все мосты,

Я есть утративший за вечность,

И все усилия пусты».

«О мой тюремщик, ты внимавший,

И ты есть проклятый как я,

Но дар я помню! Имя давший,

Одна награда мне! Нельзя,

Клянусь, забыть я не посмею,

Награда вечная, твоя.

Kairm ты слово произнёсший,

И я ответивший душой!

То «Раб» в значении, что нёсший,

Невзгоды бремя и покой,

Есть нечто чуждое и это,

Столь ощущаемо здесь мной.

Во четырёх я камня стенах,

Во сих объятьях темноты,

Моя извечна кровь во венах,

И все значения пусты,

Моих деяний и решений,

За гранью вечной сей плиты.

И Каин, имя, и зовущий,

Я узник бремени судьбы,

Вне перемен я жизнь ведущий,

И не являю я борьбы,

Года я только провожавший,

Такие ль все они, рабы?»

«За всех сказать я не посмею,

Но передал ты верно суть.

Кто отрицал саму идею,

И не желающий шагнуть,

Страданья данностью считавший,

И видит в том единый путь.

Но то души есть состоянье,

То есть смирение, оно,

Собой затмит иных сиянье,

И раб глаголет, суждено!

А если так, к чему бороться,

Конец известный и давно.

И, мой отец, тебя оставил,

Средь смертных я шагал племён,

Искать ответ себя заставил.

Коль человек, что прокажён,

Проклятьем смерти увяданья,

Так отчего тогда силён?

С улыбкой он рассвет встречая,

Но продолжает умирать,

То племя смертное, и злая,

Над ним страдания печать,

Так почему они стремились,

Безумьем разума ли звать?

Иль нечто большее скрывалось,

Но не способный я понять?

Ответ был рядом и казалось,

Ещё немного! И объять,

Их жизней суть душой готовый,

О племя, проклятых терять!

Урок, мне кажется, остался,

Что не дано нам уяснить,

Я потому средь них скитался,

Я обречённый вечно жить,

Но жизнь ли это? Иль проклятье,

И суждено мне только быть?»

«Есть Эра Первая, историй,

Вам не услышать никогда,

И только множество теорий,

Ведь столь далёкие года,

Что только мистика осталась,

Стезя историку чужда.

И тем не менее оставшись,

Во сфере мифов, расскажу.

Миг зарождения, отдавшись,

Стезе творенья рубежу,

Исил создавшие, кого же?

И на тебе я взор свожу.

Сказать я больше не посмею,

Религий я не разделял,

Грех первородный, ту идею,

Душой вовек не понимал,

Жрецы кричали, искупленье!

Что искупить, коль не свершал?

От человека сотворенья,

Вторая Эра началась,

Веками длилась, поколенья,

Пера не знавшие, спаслась,

Одна легенда речью устной,

Легендой Сорена звалась.

Во эпизод один, великий,

И без сарказма говорю,

Века то Тёмные и дикий,

Народ прибился к алтарю,

Своей надежды, это Сорен,

Победы Вестник, покорю

Он заявил, невзгоды мира,

И племена за ним пошли,

Пророка видели, кумира,

Во центре Nelm и всей земли,

Там первый град они создали,

Костями в твердь за то легли.

И Инрен-Тарг носивший имя,

Твердыня Ветра, первый он,

Цель оказалась достижима,

Цивилизации заслон,

Где люди первые ликуют,

Но та утопия и сон

Узнали скоро завершенье,

Плодились смертные, увы,

Восстало голода знаменье,

Вражда меж братьями и швы,

Былого мира рвались разом,

И были многие мертвы.

Вожди тогда встречались кругом,

Решенье трудное принять,

Уйти обязаны, недугом,

Наш род отравлен и унять,

Должны сей голод и мученья!

Я уважаю их, стоять

На том отважные решили,

Событье знаем мы Исход,

Земле за стенами грозили,

И север с югом, Небосвод,

И степи запада, мы люди,

Упрямый, доблестный народ.

И Третья Эра начиналась,

И Эрой Бронзы нарекли,

Пера надежда зарождалась,

Явились лорды, короли,

Годов узнали исчисленье,

Мир покорили, мы смогли!

Но как обычно, оказалось,

Не можем всех мы уравнять,

Из духа жадности рождалось,

И меч мы смевшие поднять,

Супротив братьев, то явленье,

Войной решившие назвать».

– «То, что забыто». Талм Тролд

Сорок второй день Урд-Хейс. 1005 год.

Lirel Nirenar.

Замок Скарл-Кролм.

Был замок спешкою охвачен,

Нам отдан выступить приказ!

Покоя дух в сердцах утрачен,

И наблюдал небесный глаз,

Как дети низкого рожденья,

Сбивали ноги, этот раз

Уж даже сотым называя,

Склоняли голову и бег,

Их возвеличен, украшая,

Короной долга, тает снег,

Весна уж близится и скоро,

В зелёном скроет оберег.

А те, кто кровью был возвышен,

Во зале крепости своей,

Стол перед ними, яством пышен,

Здесь представители семей,

Что Небо взявшие в объятья,

Под властью высшего идей.

И был Арториус, являясь,

И во главе он был стола,

И рядом герцог, наклоняясь,

Под грузом долгих лет числа,

Плечо он правое по крови,

То будет Джеран и вела

Стола та длинная дорога,

Где замка был почётный гость,

Но на лице его тревога,

Сомненье, страх и даже злость,

Там восседает Вольф Ущелья,

Ещё здесь трое, чья же кость

Считалась высшею для многих,

А голубая кровь верней,

Семья Небесная, убогих,

Вслед за собой ведёт! Огней,

Любви былой семья не знает,

Здесь дочь и двое сыновей.

Восьми лет отроду, ногою,

До пола младший не достал,

Глазами, чистою звездою,

Ребёнок юный, и взирал,

Он на отца с такой любовью,

И Габриэль ты имя дал.

Вот Кейлин Скарл и дочь твоя,

Мила и голосом, и ликом,

Твоё наследье не судья,

Где скулы острые, что пиком,

Но облик матери приняв,

В покрове бледности великом.