Я встал, но не поднимал головы, как провинившийся ребёнок, боящийся увидеть осуждение в родительских глазах.
Она молча сняла верхнюю одежду сначала с себя, а затем с меня и повела за руку к дивану, который давно забыл, как принимал сложенную форму. Я послушно лег, чувствуя, как она снимает с меня ботинки, а плоды промышленной фармакологии накрывают меня своим покрывалом.
Очнулся я только ночью, ощущая тяжесть в голове и тепло лежащего рядом тела.
Раньше ко мне никто никогда не приходил. Был царек, мама, приходили для уборки санитарки из НИИ. Соглядатай, вроде был однажды и все. Я не принимал гостей, тем более женщин – это было запрещено правилами Системы. За последние три дня, я наверно нарушил их все и даже боялся думать о последствиях. Присутствие Нины изменило все, стал другим даже воздух.
Страшно хотелось пить. Я тихонько сполз с дивана, боясь её потревожить и поплёлся к холодильнику, где точно завалялась бутылка минералки.
Холодильник был полон всего. «Это доставка, – раздался за спиной ее голос, – удобно, правда?».
«Правда, – подумал я, – все очень удобно, и она и холодильник и все что случилось. Все кроме Системы». Система была очень неудобна. Я смотрел в холодильник и видел там маму, которая на пару с царьком выстраивала великую стену-западню. Нина попыталась тоже заглянуть в холодильник и, смешно подпрыгивая, спросила:
– Ты голоден?
– Нет, – помотал я головой, – хотя. И с аппетитом посмотрел на нее.
– Ну уж нет, – засмеялась она и бросилась в комнату.
Мы некоторое время барахтались, пока я не отвернулся демонстративно обидевшись. «Ты не тянешь даже на потенциального». – сказала она, преодолевая сопротивление белья. Поцелуй прожег меня, пройдя электрическим разрядом через все тело, я охнул и сжал простынь. Каскад волос поднимался и опускался в такт ее движениям словно набирающий силу тихий бриз.
Это было впервые. Система не предусматривала подобных оздоровительных манипуляций, что только добавило минусов в ее существование.
Любовь к жизни
Запрет выходить из квартиры позволял никуда не торопиться и рисовал прекрасную перспективу, в которой можно было вообще не вставать, в бесконечную ежедневную суету и повторить сутки, проведенные в ее квартире.
«Сколько тебе надо времени, чтобы собраться? – спросила она, перебирая белье. Я посмотрел на браслет и сказал: «Мне запрещено выходить». Она задумалась, а потом блуждала по комнате в поисках какой-то вещи. Я смотрел на нее и думал о том, что каким – то чудом у меня появилась своя женщина и что еще неделю назад об этом нельзя было даже мечтать.
А ведь когда –то от избытка правил я хотел сбежать и даже пару раз мне это удалось. После чего мне был подарен браслет. Я сопротивлялся и грозился выбросится в окно, что определило этажность при покупке квартиры.
Конечно я врал себе и маме, и царьку. Это был шантаж, в который никто не поверил, но меры были приняты.
Я любил жизнь, любую: тихую и размеренную, тяжелую и тягучую, легкую и авантюрную. Меня обошел суицидовирус, чему я был рад, так как помнил, как ушли те, кого знал по многочисленным тренингам переросших в Систему.
Зараженные не бегали и не грозили, они весело улыбались и были активистами, показывали, как заинтересованы в завтрашнем дне, хотя знали, что, если в очередной раз повезет он не наступит.
Слушая бесконечные лекции в меде, я нарисовал собственную картину. Суицидовирус может сидеть на передаваемом потомкам ДНК и выстрелить в любой момент. Так неожиданно, словно удар в спину от близкого человека. Он может пробраться и после рождения. Найти душевную червоточину и проникнув через нее, разъедать вокруг себя ткани, и все, ходит пустая оболочка, уставшая таскать в себе тоску.
Еще страшнее, когда суицидовирус поражает глаза и смотрит на тебя как бы извне, искажая окружающую действительность. Выставляя на обозрение уродливые искаженные лица прохожих и все ты в ловушке. Куда бы ты не побежал – видишь мерзость и спрятаться не можешь, и даже так ожидаемый спланированный уход не спасает. Дверка падает, и демоны души твоей навечно становятся твоими спутниками, пока так желаемое тело медленно пожирается червями.
Нина отвлекла меня от мрачных мыслей, позвав пить чай. Она сидела на табурете скрестив поднятые ноги, а задравшийся край моей футболки, показывал отсутствие нижнего белья, утерянного утром.
Она качалась и задумавшись водила по губам чайной ложкой, что сразу же напомнило мне вчерашний поцелуй. Заметив мой взгляд, стала это делать более интенсивно, проводя языком по ободу и заглатывая ее, и я заменил один прибор на другой, погружаясь в ночные ощущения.
«Мне надо будет сейчас уехать», – сообщила она, закончив, чем тут же обрушила меня оземь. Все внутри меня сжалось, и я, опустившись перед табуретом на колени поинтересовался зачем, боясь услышать очевидный ответ.
Оказалось, планировалась поездка за вещами, которых у нее совсем нет и даже колготки с трусиками она нигде не может найти, а значит ей придется ехать в юбке, сапогах и пальто. Она смеясь рисовала картину, в которой наглый таксист будет всю дорогу пялится в зеркало заднего вида, на то, что сейчас лицезрею я.
Чувство ревности, бессилия и тихой ярости овладели мной. Чертова Система превращала меня в заключенного, даже не планировавшего преступление.
Вернувшись в комнату, я запутался в колготках, торчавших из-под комнатной двери и озорно помахал ими отъезжающему такси. Я знал – она вернется.
Сон
Мы неслись по проселочной дороге на автомобиле и я, настроившись на удар, вжался в кресло. Браслет пронзительно запищал и замолк.
Это там, потащила она меня за руку к пригорку. Обойдя его, мы уткнулись в ржавую дверь. «Надо ломать, не успеем», – сказал я. Нина хитро улыбнулась и достала из сумки массивный ключ. «15секунд», – констатировал я, входя в бункер. Дверь захлопнулась и загорелось аварийное освещение.
«Надо ниже, – толкала она меня в спину- пока совсем не отрубит».
Мы оказались в затхлом помещении, в котором пахло плесенью. Вытяжку занесло землей и листвой, которая понемногу осыпалась по стене на пол.
«Все и спутник не берет. Давай руку, – сказала она, держа в руках скальпель, – терпи».
Я сжался и закрыл глаза. Боль нарастала с каждым движением, и я отключился. Она била меня по щекам и повторяла; «Вставай, мало времени!».
Контролер умирал, мигая потухающими лампочками. На месте браслета расплывался электрический ожег, который был тут же накрыт коллагеновой повязкой.
За 10 минут, мы должны были пересесть в другую машину и все – СВОБОДА!
Они будут искать долго и тщательно, поэтому надо было спрятаться где-то в глуши, где нет коммуникаций и даже люди абсолютно редкое явление.
Мы готовились к побегу полгода. Разобрались в устройстве браслета, который при потере сотовой связи переходил на спутник. Для этого ездили к реке – «отдыхать», предупредив об этом всех окружающих.
Мы исколесили весь пригород пока не нашли то самое место.
За это время я вспомнил запах библиотеки, в которой был в последний раз еще школьником. Я заново учился читать, не крутя, а листая, и писать, ручкой в тетрадке.
Карты – это отдельная символьная природа. Вглядываясь в них, я искал островки безопасности и прокладывал пути нашей свободы. Я научился запоминать быстро и запутывать следы, зная, что будет расследование и они придут сюда и будут перечитывать все, следуя за мной по желтым, истлевшим страницам.
Система сделала меня преступником.
Телефоны были уничтожены еще в бункере. Радио вырвано. Нужны светлые головы, они не должны вслушиваться в крики погони и терять контроль.
Ночевали мы в лесу, готовили на костре и радовались мокрой, животворящей весне. Было холодно и мерзко, но еще немного и там за горизонтом появится он – дом, милый дом!
