Облик моих спутников тоже переменился. Сейчас оба выглядели, точно сошли с полотен Васнецова или Маковского. При виде Ивана, облаченного в подпоясанный шелковым кушаком богато расшитый жемчугом багряный парчовый кафтан, атласную рубаху и порты, осторожно вышагивающего в сафьяновых сапогах с загнутыми носками, я едва не прослезилась. Украдкой поправив растрепавшиеся на ветру каштановые волосы брата и распределив по плечам складки расшитого серебряными барсами и золотыми орлами плаща, я в какой раз за сегодняшний день пожалела, что оставила в Красной слободе телефон. Хоть маме фотографию на память сделать. С другой стороны, я не была уверена, что капризная Славь раскрыла бы свои тайны оптике нашего мира.

Облачение Левы тоже сделалось иным. Более богатым и причудливым. Так, вероятно, могли бы одеваться во времена Московского княжества и первых Романовых волхвы, если бы Русь еще за пятьсот лет до этого не приняла христианство. Медвежья безрукавка преобразовалась в плащ из цельной шкуры с капюшоном, сделанным из головы зверя с горящими рубиновыми глазами, скрепленный на груди превращенными в золотые застежки когтями. Долгополое атласное облачение украшали вытканные по вороту золотом, а по подолу серебром знаки верхнего и нижнего мира. В правой руке Лева держал резной посох. От его приосанившейся фигуры исходило ощущение силы, присущей лишь избраннику богов, подчинившему во всех мирах могущественных духов. Ай да Левушка, ай да Лель.

Впрочем, сам он до конца не верил, что такого удела достоин. Да и Иван в необычном костюме чувствовал себя неловко.

— Это что за балаган? — вполголоса выругался он, в очередной раз зацепившись при ходьбе об пол загнутым носком. — А нам нашу нормальную одежду потом вернут? Или так и придется в этом недоразумении ползти через ледник и пробираться по тропам Нави?

Мы с Левой переглянулись, вспоминая сценографию Бакста к Фокинской постановке «Жар-Птицы». Хорошо, что царевич там не выполнял элементов сложнее поддержек.

— В Навь еще надо попасть, — смущенно ощупывая когти-застежки, напомнил Лева.

— Да если нас туда пропустят, я босиком пойду, — решительно сдвинул брови Иван.

— Зачем живые нарушают покой мертвых?

Я не уверена, что этот вопрос сидящие на трех тронах царицы именно произнесли, а не транслировали мысленно. Во всяком случае, от проникающих прямиком в душу и вместе с тем равнодушных взглядов малахитовых, серебристо-серых и золотисто-карих глаз нам всем, а ощущения Ивана и Левы недвусмысленно читались на их лицах, сделалось не по себе.

Когда я любовалась роскошью теремов и соборной палаты или восхищалась красотой и богатством нашего нового облачения, я еще не видела тронного зала и трех властительниц. Уж не знаю, как выглядели и в каком родстве с царицами находились девицы-колпицы из народной сказки, которые променяли три царства иного мира на жизнь в яви и брак с непутевыми царскими сыновьями, но из глаз цариц на нас глядела бездна. Пусть не настолько темная, как та, что плескалась во взгляде Константина Щаславича. Но бесконечно древняя и бескрайняя, способная поглощать и создавать целые миры.

Хотя лица цариц поражали красотой античных статуй, сквозь застывшие в мраморе сусальные совершенные черты проступала их хтоническая сущность. В какой-то миг мне даже показалось, что цариц не три, а одна о трех смотрящих в прошлое, настоящее и будущее лицах.

Почувствовав, как губы деревенеют, а язык становится вообще булыжником, я, царапая кожу жестким воротником-стойкой, обернулась к парням. Лицо Ивана напоминало грозовую тучу, обрамленную золотой каймой парадного облачения. Он готовился сказать что-то несомненно резкое, но Лева его остановил.

— Мы бы не стали нарушать ничей покой, — проговорил он веско, вдавливая посох в мозаичный пол, похожий на ковер весенних цветов, только сделанных из камней и смальты. — Если бы нас самих не потревожили. Не место живым в мире мертвых.

— Даже если речь идет о просватанной невесте? — с прежним бесстрастным выражением на прекрасных лицах уточнили царицы.

— Василиса — моя невеста, и я спасу ее или останусь здесь сам! — горячо проговорил Иван, а я в досаде подумала, что он забыл все наставления Левы и деда Овтая о том, что перед древней хтонью нельзя показывать своих чувств и давать никаких обещаний.

К счастью, царицы на его реплику не отреагировали, а вместо того глянули на нас испытующе:

— А вы уверены, что внучка Водяного нуждается в вашей помощи? Да и сами вы разве пришли сюда именно за тем, чтобы кого-то спасти? Вы думаете, вам это надо?

Единым движением сестры-ведовицы поднялись с тронов и оказались рядом с нами. Причем возле меня остановилась повелительница Медного царства, возле Ивана — Серебряного, возле Левы — Золотого.

— Пойдемте! — повелели царицы, и пространство вокруг нас закружилось разноцветным калейдоскопом, разбрасывая в разные стороны и разделяя. В последний момент до того, как свет перед глазами померк, я услышала крик Левы:

— Не верьте ничему, что вам будут показывать!

Царицы только рассмеялись, и смех их прозвучал холодно, как плеск рыбьих хвостов или беличье цоканье.

Похоже, я на несколько мгновений потеряла сознание или впала в транс. Когда же я вновь открыла глаза, то стояла в просторной комнате с малахитовыми колоннами перед медным зеркалом в резной раме, отражавшим двух писаных красавиц в жемчугах и парче. С немалым трудом в одной из них я узнала себя, просто сличив узоры на сарафане и птиц на душегрее.

— Забавный мальчик, — как бы отвечая на последнюю реплику Левы, резюмировала хозяйка Медного царства. — Только ты уверена, моя птичка, что он тот, кто тебе нужен?

Шагнув вперед, она сделала какой-то пасс над зеркалом, и мой парчовый наряд стал тускнеть и бледнеть, сменившись поношенным пуховиком, видавшими виды замызганными сапогами и нелепой кое-как натянутой шапкой. Я одновременно стояла перед зеркалом и шла, вернее, барахталась в ледяной каше под ногами, пробираясь куда-то сквозь лютую непогоду.

Низкое, как потолок в хрущевке, ноябрьское небо сыпало мокрым снегом, сапоги почти сразу промокли. Подошва на боку давно отошла, на глаз это незаметно, но при малейшей слякоти влага проникает внутрь. Надо бы купить новые, но где взять свободные деньги, когда вся зарплата в школе уходит на ипотечный взнос. А еще надо на что-то жить, платить за садик и кружки.

Левиного оклада в оркестре на это точно не хватит, тем более что выплаты все время задерживают, а график репетиций и концертов настолько напряженный, что приходится постоянно переносить учеников. Да и набрать класс — целая проблема. На блокфлейту дети идут охотно, но, когда родители узнают о стоимости даже учебного гобоя, многие сразу бросают. Или наоборот — покупают инструмент, но потом не выдерживают постоянных жалоб ребенка на прихоти двойной трости. К концу года от ставки остается только половина. Хоть бы директор разрешил свирель и жалейку преподавать.

Так, сейчас надо забрать Сеньку из садика и отвести ее к маме, потом лететь на репетицию в ансамбль. От садика до мамы придется взять такси. Нечего мелкую по такой мокрени таскать, пока машина в ремонте. Конечно, опять лишние траты! Ну ничего, можно сэкономить на обеде. Разгрузочный день — это полезно. Только бы не заболеть! Больничный брать нельзя. Молодому специалисту выплатят пятьдесят или даже тридцать процентов. Не хватит покрыть ипотеку. А то, что у меня стажу десять лет, почему-то не считается.

Как бы так незаметно проскочить, чтобы мама не заметила текущих сапог? Разговоров не оберешься. Или еще хуже — начнет деньги совать. Будто у них самих они сейчас лишние. Петьке на следующий год поступать. Там на одних репетиторов уходит больше, чем у нас на ипотеку. Да и перед Иваном неловко. Мы что же, беднее них?

А ведь когда-то мыслилось совсем о другом. Девочки из ансамбля прочили мне сольную карьеру. Голос у меня хороший, двигаться я умею. Да и песни сама пишу не хуже этих бездарностей, занимающих высокие позиции в чартах. Где только взять деньги на раскрутку?