Несмотря на то, что отец Саши был глубоко верующим человеком, она была атеистка. И дело даже не в том, что в тогдашней школе, которую она так любила, говорили, что Бога нет. Ее детский разум никак не мог понять, почему в мире такая несправедливость? Ведь если бы был Боженька, то Он этого бы не допустил… Почему, к примеру, ее маму вместе с ее младшим братом убила молния? Почему ее отец, в общем-то, хороший человек, привел в дом эту ведьму? Почему он так любит и чтит Бога, а сам весь такой больной, хотя еще совсем не старый человек? Почему Валька не взяла ее с собой в город? И этих почему были тысячи в головке девочки.

Но маленькому, беззащитному человечку в атом аду на земле кто-то был нужен. Кто его всегда выслушает, всегда поймет, всегда утешит и ободрит. Кто всегда встанет на его защиту. Нужен был тот уголок покоя и мира, где он мог бы всегда укрыться. И этим уголком, еще с раннего детства, как только Александра начала говорить, была ее погибшая мама, которая стала для нее неким Богом.

Примерно через пару часов с тех пор, как Саша ушла полоскать белье, возле черного, покосившегося сруба на окраине деревни Строгино вновь послышался скрип снега, и еще совсем детский голос тихо и заунывно пел:

«Из-за леса, леса темного,

Из-за садика зеленого

Собиралась тучка грозная

Со снегами со сыпучими,

Со морозами трескучими.

Грозно туча ворочалася,

Дочка к матке собиралася.

Пособравшись, дочь поехала,

Поехала, не доехала…»

…Саша все так же шла, нагнувшись вперед, волоча за собой санки, на которых стояла корзина с бельем. Старый, весь побитый молью шерстяной платок, доставшийся ей от Клавки, совсем сбился у нее на бок, обнаружив на аккуратной подростковой головке темно-русые кудрявые волосы. Фуфаечка тоже была расстёгнута, несмотря на все усиливающийся мороз. На ее личике не осталось и следа от душевных и физических мук – оно было умиротворено и полно решимости. Александра остановилась возле самого дома, внимательно посмотрела на черные линии веревок, подсвечиваемых все тем же молодым месяцем – ей еще предстояло развешивать белье.

В общем-то, у Сергея не было выбора, когда он поехал поступать в электронно-технический институт города Новосибирска. Не в смысле того, что не существовало других альтернатив, наоборот, в те времена – хоть пруд пруди, а в смысле того, что в этом институте учился его брат, а в городе жили три тетки да куча двоюродных братьев и сестер. И будущая профессия тоже не была выстрадана бессонными ночами, хотя самолетостроительный факультет, на который он поступил, косвенно все же касался его детской мечты – быть военным летчиком. И все же это поступление в институт было спонтанным, потому как Сергей и понятия не имел, кем он хочет стать после окончания школы. Почему так? Ведь все-таки в детстве он мечтал летать на военных самолетах.

Скорее всего, свою роль в этом сыграла обратная сторона полученных им медалек под названием: «За обеспеченную и беззаботную жизнь» и «Уличные университеты». Безусловно, первую Серега получил благодаря своей маме: все свое детство и юность он с братом ни в чем не нуждался несмотря на то, что она многие годы тянула их обоих одна. У них всегда на столе была хорошая еда и хорошая импортная одежда, которая была доступна в те времена далеко не всем по причине товарного дефицита. Но для этого матери приходилось пахать, как ломовой лошади, и она практически не бывала дома.

Отсутствие контроля с её стороны, в свою очередь, дало право улице заняться «воспитанием» вполне себе сформировавшегося оболтуса. В курс ее лекций не входили вопросы: «Кем ты хочешь стать, когда закончишь школу?», или «Как ты собираешься дальше существовать и на какие средства?», или «Куда пойдешь учиться дальше?»… Кстати, эти вопросы не задавала и обеспеченная, сытая жизнь. Но зато улица научила: «Где и как достать домашнего винца или самогона? Как смотаться со школы с уроков? У кого раздобыть планчика и с кем сегодня резаться в секу?»

После курса таких «лекций» Сергей и понятия не имел, чем ему заняться или куда пойти учиться? За него решила этот, в общем-то очень важный, вопрос его мать, которая мечтала дать своим детям высшее образование. И поэтому – Новосибирск, где жили ее сестры, и поэтому – НЭТИ, в котором учился его старший брат.

Естественно, Сергей сильно отстал в общеобразовательной программе, потому как последние два года вообще толком не учился. В те времена с коррупцией в образовании было жёстко, и абитуриенты понятия не имели, что можно как-то за деньги купить вступительные экзамены. Поэтому мать наняла репетитора, который за месяц натаскал Серегу так, что он смог поступить в НЭТИ при конкурсе четыре человека на место. Естественно, дальнейшая учеба в институте у него не пошла, потому как уже все задания были индивидуальны, и уже за тебя никто не сдаст твою лабораторную работу или зачет. В итоге, его отчислили из института после первого семестра…

В отличие от Сергея, его мама шла к своей мечте шаг за шагом, лишь только стала толком осознавать окружающий ее мир. Эта мечта не была так романтична, как у него, и ей не грезились какие-нибудь театральные училища или там балетные труппы. Ее мечта была вполне приземлена и вполне банальна.

Если Сергей на алтарь своей мечты не положил ровным счетом ничего, ну, окромя каких-то грез, и она, естественно, растворилась где-то при очередной раздаче в секу, то на алтарь своей мечты его мать положила не меньше, чем, к примеру, олимпийский чемпион, который истязал в течение многих лет свое тело тяжелыми тренировками. Только вот эти страдания не столько были физическими, хотя не без этого, сколько душевными. Она, в отличие от ее старшей сестры Марии не сбежала от мачехи в няньки, которая закончила только два класса общеобразовательной школы. Она стоически продолжила свою учебу несмотря на то, что почти вся работа по дому была взвалена на ее плечи, несмотря на ежедневные попреки, оскорбления и унижения безграмотной, озлобленной беспросветной нищетой женщины.

И если Сергей в своей мечте был движим юношеской романтикой, то её к своей заветной цели толкало ежедневное чувство голода и обиды. Эта цель была – уехать в Новосибирск к своей сестре Вале и поступить в кулинарное училище. Чтоб навсегда забыть это мучительное подсасывание в районе живота, не дающее покоя ни днем, ни ночью, чтоб уж никогда более не видеть и не слышать эту злую, сварливую женщину.

* * *

– Ну что, дочь… Я свою родительскую обязанность исполнил, – сказал Михаил, сидя за столом, на котором уже не было той пресловутой клеёнки, из-за которой Саша все последние годы делала уроки на табуретке, стоя на коленях. – Я тебя поставил на ноги, дал образование, пора и честь знать. Хватит сидеть на горбу у престарелого родителя. Завтра Иван едет в район на подводе, поедешь с ним. Там он отведет тебя к Виктору, который вечером на полуторке поедет в Новосибирск. Помнишь дядю Витю?

– Помню, – совсем негромко ответила Александра, еще не веря, что это происходит на самом деле.

– Так вот. Дядя Витя отвезет тебя к Вале. Он мне обещал разыскать ее в городе. Пока не поступила в училище, поживешь у нее… Валька-то молодец, с мужем уже имеют цельную свою комнату в коммуналке. Кто бы мог подумать, что она так быстро выбьется в люди. Муж не абы кто, а слесарь на заводе, да к тому же бывший моряк. Правда, как я слышал, любит горькую. Да кто ж ее не любит? Ничего, молодо – зелено… главное, что мужик работящий. Правда, опять же, слышал жадноват… так оно и к лучшему, не протрындит заработанные, кровные. А Валька молодец, сейчас устроилась продавцом. Молоко, значит, там продает… да и Клавка с Володькой тоже хорошо зацепились в городе, тоже не посрамили отца… Правда, Машка все еще в няньках в Сидоровке, но ничего, это тоже дело… Так что ты меня, Шурка, не подведи. Ты одна из Костьевых образованная, и, как я понимаю, аттестат у тебя справный. Так вот тебе мое родительское благословение, – и он, встав с лавки, направился в угол избы, где висела икона.