В этот июньский вечер клиентов было немного. Лишь горстка районной шантрапы добивала поллитровку, обмывая удачную сдачу цветмета, походу соображая, где б раздобыть ещё на пару пузырей. Компания перекупщиков вмазала по сто пятьдесят и теперь закусывала ароматной, жаренной со специями, печёнкой вприкуску с адыгейским салатом.

Два хмурых сержанта молча допили пиво, и устало направились к выходу. Им навстречу вошли два лейтенанта. Первый – тот, что повыше и темнее волосом – являлся старшим. Светлый и коренастый – младшим. По потёртым кожаным папкам подмышками и по серому, измотанному лицу сразу становилось ясно: участковые. Шантрапа в конце сразу притихла, но товарищи даже не бросили туда взгляда – им уже осточертели небритые, сморщенные от спирта, будто вечная засуха, физиономии.

– У тебя есть? Андрей,– поинтересовался тёмный у светлого.

– Сейчас,– Андрей порылся, выгребая мелочь из карманов: – Вот. Должно хватить.

– Ладно – оставь, у меня сотня, потом сочтёмся,– с некоторым пижонством объявил Константин Хафшин – старлей,– рыбки или крабовых палочек хочешь?

– Нет, спасибо, только пиво.

– Тогда кириешками моими угостись.

– Нет – не хочу…

– Что-то ты слишком мрачен сегодня, может, влюбился?! – шутливо подметил Хафшин, когда они встали у столика.

Андрей промолчал.

– Так что у тебя за беда? – Если не секрет.

– Ничего чрезвычайного. Так – на воспоминания невесёлые потянуло.

– А – ну ты ж историк! Бывший…

– Нет – Костя: я и есть историк. Только сейчас разве до науки? Ноги протянешь! Либо ты – нувориш-ка, либо – зубы на полку…

– Либо ты – мент… – с усмешкой добавил его товарищ,– Э-э! Да так и вовсе скиснешь! Кстати – нас ведь, помнишь, назавтра пригласили в ресторан – и даже на самом зелёном и прохладном левом берегу Дона! Какая роскошь! Ты пойдёшь?

– Придётся… Прислуживаться перед крутыми…

– Хм?! Не хочешь? Ты знаешь того босса?

– Граненкова? Слыхал – жулик, по–моему, порядочный!

– Да…. Говорят он и с начальством нашим – с самим Гарисеевым уладил и со старшим участковым Вартаняном переболтал, чтобы мы смогли получить полдня выходных среди недели? А ради чего?

– Вот и я об оном же факте размышляю: Кто с бабками – ментов в прислуги заказывает.

– Брось ты, Андрей. Пей пиво и расслабься хоть на один вечер! Не нагоняй тоску. Расскажи лучше что-нибудь из Всемирной Истории!

– Там тоже тоска полнейшая…

– Ты, говорят, даже диссертацию защитил?

– Подготовил, но не защитил.

– Почему? Что не так?

– Первый раз меня просто не допустили, а позже я уже сам не захотел…

– М-м?!

– Из-за идеи пострадал: не так кое-какие факты осветил.

– Ага – крамолу накатал? Выходит, ты у нас бунтарь – Диссидент! Так сказать! – усмехнулся Константин Хафшин.

– Видимо…

– А этот – миллионер завтрашний – тоже в университете учился?

Андрей кивнул:

– Мы встречались на вечеринках.

– Так я и думал. Понятно, почему он выбрал на завтра нас! Вартанян сообщил ему, что мы с тобой сдружились…

– Плохо, что не мы его на завтра вызвали!

– Что он за фрукт?

– Чей-то сынок – какого-то профессора, что ли – взлетел очень быстро! Бабник страшный! Учился, кажется, на физфаке, но и к нам его заносило частенько: за каждой юбкой смазливой волочился. Деньги у него уже тогда имелись лишние – на белой «Волге» уже гонял! С тонированными стёклами, салон кожей выделан!

– Понятно. Когда есть гроши – чего ж не гонять… А ба-бо-чка – крылышками бяк, бяк, бяк, бяк, а за ней воробышек – прыг, прыг, прыг, прыг. Он её голубушку – так-растак, да и раз эдак… – неожиданно пропел Константин, подчиняясь скрытым порывам души.

**

В это же время, в другой части Ростова, напротив затянувшейся стройки музыкального театра,– Александр Вилискунов окончательно размяк за одиноким столиком в кафе «Радуга». Понурив голову от немилосердной жары, он полусонно ковырялся в вазочке с мороженым, периодически добавляя к тому приличный глоток охлаждённого вишнёвого ликёра.

Тем не менее, мысли Александра были куда более радужными, чем могло бы показаться. Презрев окружающее пекло, они озорным сентябрьским ветерком носились вдалеке от Земных проблем. Сложно даже передать в числах то, в какие неведомые миры их сейчас увлекло. Этой весной ему достались дневники от одного знакомого бизнесмена. Александру предложили подумать: сможет ли он на их основе сочинить художественную книгу? Вопрос, в общем-то, получился полуриторическим, ибо такой материал – бесценное сокровище для мало-мальски творческой личности. Благодаря ним, в молодой писательской натуре уже роились многообещающие зачатки литературных замыслов. Только говорить о чём-то конкретном было очень рано: вначале надо бы упорядочить сами зачатки. Единственное, что можно было заявить теперь: будет весьма не простой – многоплановый роман. Вот тут-то и обнаружился камень преткновения. Ведь Вилискунов отчётливо понимал, что пока придётся корпеть над многотомной рукописью ни сил, ни времени, ни дополнительных средств на что-либо иное у него просто не останется.

А под этим «иное» подразумевалось немало: и загорелые девушки, и пенистый прибой, где-нибудь на океанском побережье, да ещё, ещё плюс ещё! Между тем – его получка на заводе, не позволявшая обустроить быт; его комната в коммуналке…. А от неперепаханного поля, каким представлялась эпопея прозаического труда, дух захватывало,– поэтому начинающий автор третий месяц медлил с ответом. Немой ответ надолго застыл в пропечённом июньском воздухе. Вилискунова, к тому же, терзали опасения: нужны ли кому-то сейчас столь тяжеловесные опусы.

Тем не менее, поскольку творческий азарт всё больше проникал в кровь молодого литератора, постольку всё активнее блуждали в его голове любопытные отрывки. Интересно, что нынешние события, не имея непосредственного отношения к истории дневников преуспевающего бизнесмена, тоже предстали неким неучтённым предисловием будущих изложений.

С заказчиком «оперы», кому принадлежали все первоисточники, Вилискунова связывали давние, зато не слишком близкие отношения. Во всяком случае, они очень долго (по окончании вуза) не входили в один круг общения. Так что Александр ни разу не афишировал перед тем коммерсантом своё пристрастие к поэзии – пока лишь хобби. Молодой прозаик ещё не чувствовал в себе достаточной уверенности перед предстоящей работой; тем более, что в школе всем лингвистическим дисциплинам предпочитал точные и естественные науки. Поэтому Вилискунова сильно удивило, да и насторожило то, что с идеей написать серьёзную книгу обратились именно к нему.

Однако, этот человек, с которым Александра связали литературные обстоятельства, по своей натуре, оказался неисчерпаемым на разные сюрпризы, так – вчерашнее утро началось с внезапной встречи. Впрочем, большое искусство всегда начинается с череды мелких капризных непредсказуемостей – в чём Александр уже убедился!

Привычным маршрутом: через парки и скверы, хранящие в лабиринтах аллей серебристое чудо южного лета – утреннюю прохладу; мимо железной магистрали, обрамлённой рядами пирамидальных тополей и устланной толстым слоем пуха,– Александр направлялся на свой завод. Собираясь пересечь Театральный проспект, он остановился, дабы пропустить роскошную с зеленоватым отливом легковушку.

К немалому ж изумлению Александра, иномарка плавно притормозила прямо перед его носом, и из неё вылез Кирилл Граненков – тот самый бизнесмен, кому принадлежали все материалы для будущей книги.

– Здравус-ствуйте! – от неожиданности комковато выдохнул своё приветствие прозаик так, как если бы он обращался сразу ко всему поколению новых русских, представленному в едином лице.

– Доброе утро! – Невозмутимо, в духе подтянутых – преуспевающих как в делах, так и в личной жизни молодых людей, ответил Кирилл. – Вы – молодчина! Риск-куете стать долгожителем! – зачем-то с двойным нажимом на букву «к», вполне приветливо усмехнувшись, произнёс коммерсант, протягивая руку с некрупным перстнем, для пожатия.