Казалось, это был сон. Я стояла посреди сада, окружённая диковинными растениями всех цветов радуги, слушая шелест листьев и стрекотню насекомых. Яркое полуденное солнце пробивалось сквозь кроны деревьев, приятно согревая, а пруд рядом давал прохладу.

– Мама, мама, папа приехал.

Я неуклюже поворачиваюсь из-за тяжести беременного живота на последнем сроке. Ко мне бежит девочка. Её золотые волосы горят огнём в свете южного солнца. Её белоснежная кожа, словно мраморная, контрастирует с тёмными глазами, которые придают её взгляду особую глубину. Она берёт меня за руку, и мы идёт по дорожке из жёлтого кирпича.

На подъездной дороге перед большим домом, больше похожем на дворец, стоит мужчина с такой же мраморной кожей и такими же тёмными глазами. Он улыбается.

Как же я попала в этот яркий, солнечный и счастливый сон?

За окном была февральская метель. Наверняка, одна из последних в этом сезоне, но сколько же проблем она может создать. Снег кружил хлопьями, причудливо переплетаясь в воздухе чудаковатыми фигурами и падал на землю, покрывая дороги и тротуары ровным слоем белого ковра. Природа даже в мегаполисах пытается навязать естественную красоту.

На дорогах уже к вечеру будет коллапс. Машины встанут в глухих пробках. Автобусы, троллейбусы и трамваи будут тащиться по выделенным полосам как раненные черепахи. Люди на остановках будут толпиться под маленьким навесом. А в метро кто-нибудь опять будет пытаться залезть мне на голову.

С этими парадоксальными мыслями я смотрела в окно офиса, выходящее во внутренний двор, в историческом здании. Старые здания хороши тем, что здесь есть кабинеты. Не модные сейчас опен-спейсы в лофтах, а настоящие маленькие комнатки для человека.

Наша дочерняя компания занималась продажей всего, что только можно продать. И не только по России, но и по всему миру. С введением санкций, мы потеряли ряд больших и прибыльных контрактов, и теперь пытались освоить рынок с другой стороны карты. Но свято место пусто не бывает, а если оно пусто, то и делать там особенно нечего, потому что денег там всё равно нет.

Работы теперь стало меньше, поэтому я могла лениво наблюдать за кружащим снегом и погружаться в свои размышления. Я, как Людмила Прокопьевна из «Служебного романа», даже кошку себе завести не могу, потому что некому будет её кормить. Я много работаю и, честно говоря, не стремлюсь вечером попасть домой.

Мои родители погибли в аварии, когда мне было 5. От них у меня остались только тёплые воспоминания, тем тяжелее было оставаться всё это время одной. Я часто думала, что было бы, если бы родители были живы. Как изменялась бы моя комнат? Как радовались бы они моим успехам в школе и университете, при устройстве на работу? Как это спрашивать совета у мамы? Или быть папиной дочкой? Вечерами я даже разговаривала с ними, глядя на фотографии, где они молодые и счастливые со мной на руках.

Реальность не была такой радостной. От родителей мне осталась только квартира. Меня взяла на попечение тётя, не позволив сдать меня в детский дом. Мамина родная сестра решила взять меня под опеку, хотя у неё было своих трое детей. Особой любви к себе я конечно не чувствовала. Нет, не подумайте, что я неблагодарная скотина. Я росла в полной семье, никто никогда не давал мне понять, что я чужая. У меня было два брата и одна сестра, которые для меня как родные. Я даже понимаю тётю: она вечно измотана – четверо детей всё-таки, дом, быт и работа. Любви ей не хватало даже на родных детей, не то чтобы на меня. Но я много и не просила, я вообще ничего не просила. Ничего и не получала.

Мои мысли прервал звонок рабочего телефона.

– Да?

– Марина, зайди к генеральному, – проворковала секретарь генерального.

Как ей удаётся всегда держать тон, как будто сейчас она растает в ванильное пятно, а ты с радостью слижешь его прямо с пола и будешь чувствовать себя наиприятнейшим образом? Загадка.

Генеральный директор был знаком с каждым сотрудником нашей небольшой, но дружной дочерней компании. И уж конечно он знал меня, главного маркетолога. Я бывала на летучках и совещаниях, но всегда как правая рука нашего директора по маркетингу. Поэтому сейчас я гадала, с какой целью пригласили именно меня и лично через секретаря.

– Да, Аня, сейчас подойду.

Когда я подошла, Аня в воздушном розовом платье просто кивнула на дверь в кабинет, мол, не стесняйся, заходи.

– Константин Владимирович, добрый день, – произнося имя генерального директора отчётливо и медленно, я каждый раз размышляла, о чём думали его родители, когда его отец Владимир называл новорождённого сына Константином?

– Марина, садись, пожалуйста. Ты знаешь, твой начальник Антон заболел и выйти на работу не сможет ни сегодня, ни завтра, поэтому тебе придётся его заменить на завтрашней встрече.

– По какому поводу встреча?

– У нас появился новый поставщик, ну, точнее не у нас, а добрые друзья нам его передали.

– Что он поставляет?

– Кофе из Омана. Ты знала, что в Омане выращивают кофе? Оказывается, у них там целые кофейные плантации. В этом году был хороший урожай, образовались излишки и теперь они ищут, куда бы это всё сбыть.

– Есть какая-то документация от них?

– Есть. Аня тебе передаст для изучения. Думаю, не надо тебе рассказывать, что к встрече надо подготовится? – Он внимательно на меня посмотрел, оценивая, надо объяснять или нет. – От них будет сам владелец, какой-то шейх местного разлива.

– Хорошо, я тогда пойду готовиться.

И уже в дверях он добавил:

– Марина, встреча – представительский ужин, нужно коктейльное платье или что-то вроде того. Сможешь устроить?

– Конечно, Константин Владимирович.

Хамдан? Нужно ещё что-то добавлять? Господи Боже! Руки сами потянулись к поисковику.

Шейх Хамдан – единственный сын эмира Омана, шейха Заида бин Мохаммеда бин Рашида Аль Нахайяна, рождённый вне брака и усыновлённый в возрасте пятнадцати лет. Сейчас ему должно быть 36. На фотографии он позирует на скачках в Аскоте. Выглядит красивым, белая кожа, задумчивые карие глаза, иссиня-чёрные волосы, стройная фигура в спортивном костюме. Примечательно, что Хамдан был рождён от чеченской женщины и до усыновления жил и воспитывался в Грозном, а значит, он говорит по-русски. Интересно, насколько хорошо? И будет ли он говорить с нами по-русски или предпочтёт английский?

В одной из новостей было его интервью, в котором он с особой теплотой вспоминал свою мать: «Моя мама была наложницей эмира Омана, шейха Заида бин Мохаммеда бин Рашида Аль Нахайяна, и она мечтала родить эмиру сына. И её молитвы были услышаны, она дала жизнь единственному сыну эмира. Я вырос в семье мамы, где её все глубоко любили и уважали. Моя мама могла лечить. Люди из разных – даже отдаленных – мест приходили к ней с детьми или родными и просили помощи. Она лечила травами. Она была матерью, которая никогда не садилась за стол до тех пор, пока вся семья за ним не соберется. Она никогда не отдыхала до тех пор, пока все не лягут спать. И она не могла быть счастлива, если кто из нас был чем-то расстроен.» Истинная восточная женщина. Каково ей было в роли наложницы эмира? Любила ли она его? А он её?

Когда Хамдан переехал в Оман, то учился в единственной частной школе Маската, но уже в 17 лет отец отправил его учиться в Великобританию, сначала в языковую школу фонда Bell Educational Trust, обучающей английскому языку иностранцев, а потом в кадетскую школу Mons Officer Cadet School в Олдершоте. Где это и что это? Ах, это то самое место, где учились принцы Уильям и Гарри, король Иордании Абдалла, его сын, кронпринц Хусейн, а также монархи из Люксембурга, Бахрейна, Брунея, Саудовской Аравии, Катара, Малайзии и не только. Сколько новых имён я узнала! Как общаться с человеком, который там учился? Скоро и это узнáю.