<p>

Отряд моего отца, князя Парентского, расположился на дальнем краю лагеря осаждающих, в глубине леса, подступающего к самым крепостным стенам. Будучи предоставлен сам себе, я с утра успел облазить все окрестности и обратил внимание, что рядом с нашим шатром, находится небольшой пригорок, а в его основании - отверстие, вероятно, барсучья нора. Самого хозяина норы там уже не было - то ли сбежал, то ли попался кому-то из охотников.</p>

<p>

Был уже поздний вечер, когда я улегся спать в отцовском шатре. Сам отец еще не вернулся, поскольку должен был разместить на стоянке подтянувшийся очень поздно арьергард. Проснулся я, когда стены шатра вдруг ярко осветились пламенем. Выскочив наружу, я увидел, что вокруг нас полыхают вековые сосны. Мгновенно поняв, что мне грозит, я рванулся к тому пригорку и постарался залезть ногами вперед в барсучью нору. Взрослый воин туда наверняка бы не втиснулся, но мне в ту пору было всего двенадцать лет, и я был очень тощим. Только это меня и спасло.</p>

<p>

Я лежал под толщей земли и наблюдал в отверстие, как бушует адский пламень, видел, как рушатся деревья, слышал ужасные вопли горящих заживо людей и ржание взбесившихся коней. По земле тянуло едким, горячим дымом, и мне стало трудно дышать. Я зарылся носом в землю, но все равно потерял сознание.</p>

<p>

Очнулся я уже в окружении вражеских латников, которые выдернули меня из норы как морковку и сумели откачать. Огонь уже затих, и вокруг до самых стен Шеви простиралось одно сплошное пепелище. Меня заставили подняться и погнали к городским воротам. Так я попал в Шеви в качестве жалкого пленника.</p>

<p>

Меня и других пленных, случайно уцелевших в огне и попавших в руки шевцев, привели в резиденцию Мирана, служившую одновременно и его храмом. Нас было тут всего десятка два, причем я оказался единственным дворянином, а остальные были простыми латниками или даже обозниками. На наших глазах в храм заносили обгоревшие останки самых знатных аристократов империи. Я опознал тела императора, его сына, а также своего отца, князя Парентского, и понял, что сам теперь волею судьбы стал владетельным князем.</p>

<p>

Собравшиеся в храме шевские дворяне дружно преклонили колени, и тут я своими глазами увидел, как из стены над алтарем истекает нечто белое, которое затем сгущается и приобретает очертания мальчика моих лет. Я уже видел это лицо на шевских монетах. Сомнений нет - перед нами предстал сам Миран, тот самый демон, что только что погубил огромную имперскую армию. Он занял кресло, установленное у самого алтаря, и нас, пленников, подвели к нему, заставили опуститься на колени и назвать свои имена. Услышав, что я являюсь племянником покойного императора Сапатиса, шевские дворяне потребовали немедленно меня казнить, дабы извести весь вражеский род под корень. Мне же, чудом уцелевшему в пожаре, очень не хотелось умирать, и я, позабыв о дворянской чести, стал молить Мирана сохранить мне жизнь, клятвенно заверяя, что не имею ничего ни против него лично, ни против его княжества, а просто сопровождал отца в походе. Вероятно, мой вид был столь жалок, что демон вдруг смягчился и заявил, что пощадит меня, если я поклянусь за себя и всех своих будущих потомков, что Паренты никогда отныне не придут с войной в шевские земли и никогда не пошлют сюда своих воинов. Я немедленно согласился принести данную клятву. Тут Миран расчувствовался и пообещал в ответ не трогать ни мои земли, ни моих людей, пока сия клятва не будет нарушена с нашей стороны, но, поскольку клятва эта очень серьезна, она должна быть оформлена в виде специального договора и скреплена кровью, дабы я никогда о ней забывал. А в наказание за мое участие во вражеском нашествии я буду публично высечен розгами, после чего и обрету право подписать данный договор. Меня, владетельного князя, собирались сечь на людях, как какого-нибудь уличного воришку!!! Но я был не в том положении, чтобы протестовать, и потому смиренно сказал Мирану, что готов принять от него любое наказание.</p>

<p>

Всю церемонию назначили на следующий день. По требованию Мирана я должен был войти в его храм уже обнаженным, и потому разделся догола перед выходом из той каморки, которую предоставили мне для ночлега. Посмотреть на сечение иноземного князя собрались не только местные дворяне, но и многочисленная городская чернь, и я, войдя в храм с парадного входа, был вынужден идти нагишом по узкому проходу меж выстроившихся людей, которые не стеснялись отпускать в мой адрес сальные шутки. Поднявшись на помост в алтарной части храма, я по приказу назначенного экзекутора улегся на установленную специально для меня лавку и был крепко привязан к ней за руки и за ноги. Явившийся Миран отдал приказ о начале экзекуции. Должен сказать, что до того дня розга никогда не касалась моего тела. Только ощутив жгучие укусы лозин, я осознал, насколько болезненно это наказание. И как я ни старался сдержаться и не уронить своего достоинства на глазах у черни, сие оказалось превыше моих слабых сил, и вскоре я огласил помещение отчаянными криками. На моей спине и ягодицах словно разожгли настоящий костер, и сознание мое начало туманиться от нестерпимой боли.</p>

<p>

Но и эти адские муки, наконец, подошли к концу, меня отвязали, подняли с лавки, заставили опуститься на колени перед креслом Мирана и поцеловать розги, которыми меня секли, после чего демон явил мне два экземпляра нашего с ним договора, уже подписанного им самим. Мне принесли перо, смочили его в крови, собранной с нанесенных мне только что ран, и этим пером я подписал оба пергамента. Один из экземпляров тут же вручили мне, а другой Миран лично спалил, провозгласив, что тем самым сей договор попадет прямо на восьмое небо, где ни одна сила не сможет его изменить. Свой экземпляр договора я сохранил и подшил теперь для сохранности в сию рукопись.</p>

<p>

Я был очень слаб после порки и не мог самостоятельно передвигаться, и Миран разрешил мне остаться в Шеви до полного исцеления. Шевские дворяне собирались потом немедленно выслать меня за пределы княжества, но их сюзерен, заявил, что отправлять ребенка в долгий путь через земли, полные разбойников, это все равно что посылать его на смерть. А разбоем, как я узнал впоследствии, занялись как местные князья, которые, едва прослышав про гибель имперской армии, тут же позабыли о своей вассальной зависимости от империи, так и наши же солдаты, сумевшие сбежать из горящего леса и оставшиеся безо всякого командования. Миран сказал, готов отправить со мной других наших пленных, которых здесь, в Шеви, тоже намеревались казнить, но только в том случае, если они согласятся принести мне вассальную клятву и таким образом станут моими людьми. Естественно, ни один из них не отказался. В итоге по прошествии нескольких дней я выехал из Шеви во главе небольшого вооруженного отряда, который благополучно доставил меня в наш родовой замок к моей матери и стал впоследствии основой моей княжеской дружины, что пришлось набирать заново взамен той, что погибла в последнем походе. Перед отъездом я упросил Мирана, чтобы он не обнародовал содержание нашего договора за пределами Шеви, ссылаясь на то, что служители нашей Церкви не одобрят моего поступка и это грозит мне большими неприятностями. Демон согласился и на это в обмен на мое обещание, что отныне его враги станут и моими врагами, будь то церковники или князья, совершающие набеги на шевские земли. Должен отметить, что эту устную часть нашего уговора я впоследствии скрупулезно исполнял, наказывая разбойничающих князей и устраняя тех церковников, что поносили в своих проповедях Мирана.</p>