Она, как полдень, хороша… Она, как полдень, хороша, Она загадочней полночи. У ней не плакавшие очи И не страдавшая душа. А мне, чья жизнь – борьба и горе, По ней томиться суждено. Так вечно плачущее море В безмолвный берег влюблено. Два пути
Нет двух путей добра и зла, Есть два пути добра. Меня свобода привела К распутью в час утра. И так сказала: «Две тропы, Две правды, два добра. Их выбор – мука для толпы, Для мудреца – игра. То, что доныне средь людей Грехом и злом слывёт, Есть лишь начало двух путей, Их первый поворот. Сулит единство бытия Путь шумной суеты. Другой безмолвен путь, суля Единство пустоты. Сулят и лгут, и к той же мгле Приводят гробовой. Ты – призрак бога на земле, Бог – призрак в небе твой. Проклятье в том, что не дано Единого пути. Блаженство в том, что всё равно, Каким путём идти. Беспечно, как в прогулки час, Ступай тем иль другим, С людьми волнуясь и трудясь, В душе невозмутим. Их счастье счастьем отрицай, Любовью жги любовь. В душе меня лишь созерцай, Лишь мне дары готовь. Моей улыбкой мир согрей. Поведай всем, о чём С тобою первым из людей Шепталась я вдвоём. Скажи: я светоч им зажгла, Неведомый вчера. Нет двух путей добра и зла. Есть два пути добра». Волна Нежно-бесстрастная, Нежно-холодная, Вечно подвластная, Вечно свободная. К берегу льнущая, Томно-ревнивая, В море бегущая, Вольнолюбивая. В бездне рождённая, Смертью грозящая, В небо влюблённая, Тайной манящая. Лживая, ясная, Звучно-печальная, Чуждо-прекрасная, Близкая, дальная… Моей вы вняли грустной лире… Моей вы вняли грустной лире, Хоть не моей полны печали. Я не нашёл святыни в мире, Вы счастья в нём не отыскали. Так рвётся к небу и не может Достичь небес фонтан алмазный, И душу нежит и тревожит Его рассказ непересказный. А рядом ива молодая Поникла под напев унылый. Её манит земля сырая, Прильнуть к земле у ней нет силы… В моей душе любовь восходит… В моей душе любовь восходит, Как солнце, в блеске красоты, И песни стройные рождает, Как ароматные цветы. В моей душе твой взор холодный То солнце знойное зажёг. Ах, если б я тем знойным солнцем Зажечь твой взор холодный мог! Есть гимны звучные – я в детстве им внимал… Есть гимны звучные – я в детстве им внимал. О, если б мог тебе я посвятить их ныне! Есть песни дивные, – злой вихорь разбросал Их звуки светлые по жизненной пустыне… О, как ничтожно всё, что после я писал, Пред тем, что пели мне в младенческие годы И голоса души, и голоса природы! О, если бы скорбеть душистый мог цветок, Случайно выросший на поле битвы дикой, Забрызганный в крови, затоптанный в песок, — Он бы, как я, скорбел… Я с детства слышал крики Вражды и мук. Туман кровавый заволок Зарю моих надежд, прекрасных и стыдливых. Друг! Не ищи меня в моих стихах пытливых. В них рядом встретишь ты созвучья робких мук И робких радостей, смесь веры и сомнений. Я в сумерки веков рождён, когда вокруг С зарёй пугливою боролись ночи тени. Бывало, чуть в душе раздастся песни звук, Как слышу голос злой: «Молчи, поэт досужный! И стань в ряды бойцов: слова теперь ненужны». Ты лгал, о голос злой! Быть может, никогда Так страстно мир не ждал пророческого слова. Лишь слово царствует. Меч был рабом всегда. Лишь словом создан свет, лишь им создастся снова. Приди, пророк любви! И гордая вражда Падёт к твоим ногам и будет ждать смиренно, Что ты прикажешь ей, ты – друг и царь вселенной! Утешение Оно не в книгах мудреца, Не в сладких вымыслах поэта, Не в громких подвигах бойца, Не в тихих подвигах аскета. Но между тем, как скорби тень Растёт, ложась на всё святое, — Смотри: с востока, что ни день, Восходит солнце золотое. И каждый год цветёт весна, Не зная думы безотрадной, И, солнца луч впивая жадно, Спешат на волю семена. И всходы тайной силой пучит, И вскоре листья рождены, И ветер ласковый их учит Шептать название весны. Душа свершила круг великий. И вот, вернувшись к детским снам, Я вновь, как праотец мой дикий, Молюсь деревьям и звездам. |
