Она встретила меня у метро, но я пришла, как обычно, раньше, и пришлось подождать. Мне не в тягость, иногда я люблю ожидание. Она улыбнулась мне, словно освещая ярким светом:

– Привет!

– Привет…

– Это так странно, что ты решила приехать. Надеюсь, это не потому, что ты чувствуешь себя обязанной?

Любой ответ неверен. Чувствую обязанной – плохо. Хочу ее увидеть – тоже плохо, потому что не правдоподобно. А врать нельзя.

– Мне нравится с тобой общаться, что бы ты ни думала.

Это правда, но это не та правда, которую ей хочется слышать. Женя не допытывается.

Она собиралась показать мне горы.

– Прошлым летом я ездила домой, в Петропавловск-Камчатский. Даже не ожидала, что так обрадуюсь городу. Он такой красивый стал за несколько лет, – говорила Женя.

Я слушала, что она говорит, вспоминая скудные знания об этом городе. Мне почему-то сразу представляется море, соленая рыба, снег и туристы, а еще естествоиспытатели восемнадцатого века. Например, Менделеев стоит на корме корабля, бороду ветер сносит набок, а сам он смотрит в небо и тревожно о чём-то думает.

О чём я точно не размышляла, так это о вулкане. Я никогда не интересовалась темой гор.

– Ты знаешь, что там какой-то геолог пропал?

“Там? Где именно?”

Я посмотрела на Женю вопросительно. Мы уже подошли к ее дому. Просторный и чистый подъезд встретил нас прохладой толстых бетонных стен, я с облегчением сняла очки, с помощью которых спасалась от кислотно-ярких лучей света.

– Ну, у вулкана, – пояснила она.

“Это ты всем интересуешься, читаешь новости и всегда в курсе, а я давно отстала от жизни”. Улыбнулась:

– Ничего об этом не знаю.

– Ты что, это очень загадочный случай, я как раз хотела тебе рассказать. Ты точно оценишь.

Я точно оценю, потому что в ее глазах я – коллекционер разных Всяких Историй. Это так. Я люблю мистику, потому что мне интересно находить там зерно рациональности, которое прорастает корнями логических выводов и вытесняет мистику со всех сторон. Как раз в этом для меня и заключается чудо.

– Какой-то геолог поехал зачем-то на этот вулкан. В одиночку. И там пропал. Поисковые группы его до сих пор ищут. Вроде бы, с Питерского университета профессор, а жизнь у него закрытая. Он интересовался снегом.

– Снегом?

– Странно, да?

– Каждому свое, – пожала плечами я. – А причем тут горы?

– Ну… речь именно о вулкане. Я, в общем, фото сделала, – она добавила очень серьезно: – Только с этим фото что-то не так. То есть, оно обычное, и там ничего нет. Может, я очень впечатлительная. Я даже почему-то показать его никому не могу.

Она включила ноутбук и показала мне на весь экран фото.

Впечатлить меня нелегко, и на сей раз я действительно была не впечатлена. Знаю, что если чему-то придать огромное значение, то можно нафантазировать себе чего угодно.

Не самое эффектное фото. Чтобы его сделать, Женя вышла из машины. Неширокое шоссе уходит вдаль, но выглядит коротким и каким-то расплывающимся. Невзрачные машины виднеются вдалеке, даже марок толком не разглядеть. Серо-зеленые в сумерках деревья без обработки в фотошопе выглядят потасканными и старыми. Остановка, сложенная из кирпичей нелепо выглядывает квадратной крышей, выкрашена в синий цвет, ассоциирующийся с милицией и девяностыми.

Обычное фото.

Было бы, если бы не вулкан, который разделил реальность надвое…

Вот первая часть реальности – маленькая, не больше трети фотографии внизу, где асфальт, машины и невзрачные деревья. А дальше дорога к горизонту резко чернеет и взлетает вверх серо-голубоватым чудищем. Туман проглотил место, где заканчивается шоссе и начинается вулкан. Машины выезжали на зрителя из прозрачного ничто, дымки небытия. Внизу вулкан хмур, сер, как бог Пан. Он медленно растет вверх, пока не касается конусом самого верхнего края фото, занимая большую часть его. Он проглатывает всё, всё затмевает собой. Пан смотрит на дорогу, на машину, на каждого водителя, на само время. Он словно говорит: “Я не могу говорить, и вы не видите моих глаз, но я слежу за вами”. И от него никуда не деться. Куда бы ни прятался взгляд, ты натыкаешься или на вулкан или на его тень. Он загородил небо, он съел луну и звезды, как тот самый Фенрир из жуткого скандинавского фольклора, а теперь сидит и беззвучно воет в пустое небо, придавив широким брюхом землю.

– Пожалуй, впечатляюще, – пробормотала я.

Отвела взгляд в сторону, чтобы сбросить ощущение. Немедленно родился вполне разумный вопрос:

– Ну и что?

– Но в этом фото что-то не так, – пробормотала она убеждающе и вместе с тем смущенно. – Мне кажется?

Если я скажу, что кажется, она поверит.

– Может быть, – согласилась я, пожимая плечами. – Я не художник, так что, вероятно, это игра цветов и ракурс удачно подобран. У тебя получилось прекрасное фото.

Она выглядела разочарованной.

– Я подумала, ты заметишь тут что-то эдакое… Никому фото не показывала, только тебе.

Женя посмотрела на меня своими большими, прозрачными, светлыми глазами. Она не специально, не играет. Она не подозревает, как легко мной манипулировать.

– Ну, хорошо, – сказала я очень серьезно. – Давай я посмотрю еще раз. Я привыкла просто смотреть и всё. Если ты считаешь, что тут что-то необычное, нужно же еще и чувствовать, верно?

Она ничего не ответила и только продолжила наблюдать за мной, когда я вновь уставилась на фото.

Ну… да. Ощущение, как будто над городом стоит воплощенный бог Пан, но никто этого не подозревает. И он сейчас всех сожрет. Потому что звезды и луну он уже с неба смел.

– А можно я фото себе на телефон перенесу? – спросила я.

– Конечно, – кивнула она. – А тебе зачем?

– Возможно, ты запечатлела что-то, что уже заметило наше подсознание, а сознание пока не догнало. Они в разных режимах скорости работают. Впечатление у нас подсознательное есть, но сознание в упор не видит причину. Если я внимательно рассмотрю фото, пойму. Может, ты случайно сняла убийство или в одной из машин сидит заложник с приставленным к нему пистолетом. Кто знает.

В общем-то, если смотреть на фото в сети, то это вулкан, как вулкан. У меня эмоций не вызывает. Шишка на теле планеты. Зимние пейзажи красивые, и над городом он эффектно поднимается, но всё-таки обычный вулкан, как ни крути.

Только на фото Жени он выглядел иначе. Словно для всех остальных фотографов он прячет свое лицо. Дымит иногда потихоньку, позирует, но без огонька, а для глянца. И только на увиденном мной фото вулкан живой, как старое божество. Старое, забытое всеми, мстительное, безумное божество, воющее в небо.

Я внимательно рассматривала фото, пытаясь привыкнуть к ощущению, но оно не проходило. Нечто похожее, но совсем другого оттенка я испытываю, когда вижу картину “Мальчик и смерть”. Сколько бы ни смотрела на картину, а ощущение то же и иногда сильнее. Не проходит. Так бывает, когда художнику случайно или специально удается запечатлеть…

Истину, наверное.

Другое слово будет неправдой.

Я поймала себя на том, что уже длительное время Женя спокойно за мной наблюдает.

Еще я поняла, что, кажется, нравлюсь ей.

Я осознала это в ту самую секунду, когда подняла на нее взгляд, а она улыбнулась и спросила с детской задоринкой, свойственной ей:

– Что?

“Нужно что-то сказать”.

– Давай что-нибудь посмотрим вместе?

Она тоже мне нравилась и не нравилась одновременно. Нравилась, потому что она привлекательна. Не нравилась, потому что она имела надо мной власть. Тон ее голоса, ее взгляд, малейшее шевеление настроения до полуоттенков – задевали меня, как неосторожные пальцы барда струны лютни. Я казалась себе крохотной марионеткой в ее руках.

Это ощущение почти исчезает, когда мы переписываемся. Оно слабо, когда мы говорим по телефону. Оно терпимо в первые пятнадцать минут общения вживую. После – меня затягивает в огромную черную дыру. Чтобы освободиться, достаточно уйти. Но уйти сложно. И не то, чтобы я схожу с ума. Без нее я прекрасно существую. Я не скучаю и не думаю о ней. Но пятнадцать минут рядом, и…