– Не то чтобы я не люблю их, – сказала я. – Просто не хочу проблем.

– То есть, тебе не нравятся девушки, потому что ты не хочешь проблем? – уточнила она почему-то насмешливо.

– Типа того. Гипотетически понравиться мне кто-нибудь может, просто я не хочу таких отношений. Одни проблемы. С мужчинами проще, они более прямолинейны.

Это была девушка я-всё-могу-лучше-всех. Она умела красиво курить и завивать волосы. Меняла парней, как перчатки.

Я постаралась сделать вид, что меня не волнует капюшон, который я ношу, чтобы было не видно, что я не мыла свои рыжие волосы два дня. Молчала. Женя относилась к типу людей в моём окружении, которые видят во мне… единорога.

Да. Единорога.

Единорог – это такое существо редкое и восхитительное, которое надо непременно общать изо всех сил, едва ты его встретишь. Мои попытки дышать пламенем, трусливо удирать в неизвестном направлении и шипеть игнорировались.

Я молчала, давая понять, что разговор мне не интересен, кофе я допила и домой хочу.

– Жара сегодня ужасная, – пожаловалась я бесцветно, посмотрев в окно.

Она немедленно выдала мне небольшую, красочную историю о том, как ехала в метро и вся вымокла от пота. И еще, как она ненавидит пот и дешевый парфюм.

“Мы звери, – подумала я. – Мы звери с отсутствием вкуса и денег, милая, мы не в фильме. Такова реальность. Хотя мерзкие запахи я тоже терпеть не могу”.

Вслух сказала другое:

– У меня ужасный запах.

– Я ничего не чувствую.

– У тебя проблемы с обонянием, – ответила я с усмешкой.

Надо как-то сказать, что я хочу домой, потому что… мне надоело.

“В мире невероятно много людей. В каждой черепной коробке живут уникальные мозги. Каждые мозги создают свой воображаемый мир. Мы – часть сознательной мультивселенной…”

– Сегодня я выяснила, что, оказывается, неплохо умею поставить человека на место…

“Молодец, – подумала я. – …Только в этой мультивселенной прямые не пересекаются. Я не могу окунуть кого бы то ни было в свой мир. Никто не может. Каждый из нас – спутник собственной пустой планеты, населенной призраками”.

– Ты сильная, – не солгала я под конец ее истории. – Очень. Не сказать, что твоя история меня удивила.

“А я слабая. Не могла бы ты от меня отстать? Когда ты убедишься в том, что я валенок, нам обеим будет неловко, – подумала я. – Но если прикасаться друг к другу, то можно приблизить миры. Я могу коснуться тебя так, что это откроет тебе дверь ко мне. Только для этого нельзя лгать поцелуями. Если ты улыбнешься, я захлопну перед тобой дверь. Такова тайна”.

Она, улыбаясь, говорила, что вовсе она не сильная, и смутить ее довольно просто.

Не то чтобы мне интересно.

“Когда ты вырастешь, всё поймешь”, – я посмотрела в окно и на секунду оцепенела. Вообще-то, девушка за окном была не так уж красива. Совсем не красива, если на то пошло. Коротышка без всякого намека на талию, слишком широкие плечи, лицо круглое, как у матрешки, нос аккуратной картофелиной. Глаза, пожалуй, красивые, но у какой девушки они не таковы? Вот и всё.

Она говорила с вороной.

Она сидела на узком, совершенно неудобном поручне у клумбы и говорила с серо-черной, лохматой вороной, которая, игнорируя собеседницу, пила из небольшой лужи. Попьет, посмотрит на девушку одним глазом, снова попьет. Что бы она ни говорила птице, я хотела бы это слышать. Это наверняка что-то удивительное. Не глупое и не бытовое, а удивительное – в ту секунду я была уверена на сто процентов.

Ее черные, лохматые, короткие волосы, как у галчонка, открывали несколько широкую, но красивую шею. Подперев руками подбородок, она замолчала и вздохнула.

Она поразительно гармонично смотрела в окружающем пространстве. Как ветер, например.

“А и ладно”.

Не люблю таких людей, потому что завидую им. Я из пространства выделяюсь, как дыра, на месте которой должны быть запахи, цвета и звуки. Ну и что?

Женя тоже из типа людей, которым я завидую – идеальных и замечательных. Она интересная, красивая, умная, успешная, талантливая. Она из тех, кто при высоком интеллекте способен быть красивым. Из тех, кто с красотой не родился, а работал над собой для этого. Из тех, кто танковыми гусеницами ломает стереотипы. Умница, одним словом. Я не иронизирую – дела так и обстоят.

“Ты еще здесь?” – постоянно хотелось спросить мне ее.

“Что ты тут делаешь, совершенное создание?”

– Знаешь, почему сейчас модно признавать свои недостатки? – спросила я, пока мы с ней шли к метро.

– Из-за каких-то сериалов и фильмов?

– Нет. Просто осознание своих недостатков и признание их вслух ставит тебя перед фактом, что ты ничего не будешь менять. И снимаешь с тебя ответственность. Я ненавижу ответственность.

“Просто уйди и не возвращайся”.

Она слушала меня спокойно. Она всегда пыталась меня переспорить. А меня не надо было пытаться переспорить, меня надо оставить и уйти. Я не несчастная, я просто валенок.

Что непонятного?

– Почему ты спросила, нравятся ли мне девушки? – вспомнила я.

– Просто так, – ответила она.

“Действительно”.

***

Я просыпаюсь рано. Когда над Москвой встает солнце, я уже варю кофе и вполне бодро что-нибудь читаю на кухне. Снова жарко. Солнце плавит воздух, и он дрожит, собираясь закипеть.

Примерно на четырнадцатой странице книги я поняла, что молоко закончилось, и за ним надо идти. Я надела шлепанцы. Одна моя знакомая сказала, что людей, которые ходят по улице в шлепанцах, нужно расстреливать, ее очень беспокоил тот факт, что бактерии с асфальта оседают на ногах и переносятся по всему городу. Я представила себе крохотных мультяшных бактерий, которые используют мои ноги, как их общественный транспорт, и почти испытала к ним симпатию.

С той знакомой мне не очень хотелось общаться. Видимо, я сочла, что с бактериями у меня больше общего.

На семнадцатой странице я подходила к магазину. Главный герой книги Чака Паланика неожиданно сообщил нечто такое, что я развернулась и пошла не в том направлении, каком следовало бы. Так бывает, когда ты неожиданно осознаешь, что в твоём существовании нет смысла, а в голове при этом некуда девать мозги.

Пахло жасмином. Я села на качели и замерла, склонившись над книгой. Меня не отпускало понимание того, что где-то точно происходит нечто восхитительное, и мне не обязательно в этом участвовать. Я могу, например, об этом читать.

Передо мной села ворона.

Я отложила в сторону книгу, неожиданно вспомнив о вчерашней девушке, и немедленно решила, что она мне только приснилась. Видимо, так было проще смириться с разочарованием. Я ведь так и не узнаю о словах, нашептанных птице. Глупо было спрашивать ворону, что именно она узнала. Во-первых, это может быть не та ворона, что мне нужна, а совсем другая, скажем, прилетевшая из Царицыно. Во-вторых, секреты просто так не выдают. Она сказала это вороне. Значит, слова предназначались для вороньего слуха, и баста.

Я демонстративно взяла книгу и собралась читать дальше.

Множество людей проходят мимо нас каждый день, даже если мы не выходим из дома. Эта мысль наполнена космическим смыслом, если разделить ее на слова. Множество миров. Проносится мимо. Каждый день. Оставаясь неузнанными. Непонятыми. Неуслышанными.

У меня возникает ассоциация с официантом, проплывающим мимо меня с подносом самых разнообразных сладостей, которых я никогда не пробовала.

Я питаюсь людьми, поэтому держусь от них подальше.

Каждый человек всегда представлялся мне планетой. Я съедаю эту планету, снимая оболочки от атмосферы до самого ядра, пока ничего не остается, и лечу дальше. Думаю, мы все способны вот так вот есть друг друга, я не особенная. Было бы желание, каждый может примерить на себя такой тип питания, хотя я бы не рекомендовала этого делать.

Ну вот, ушла в аллегории…