– Ежели про то кому ведомо станет, – схватила её за шкирку Влада, – то свадьбу сею ярмарочным балаганом почитать станут, а княгиню твою в пустынь сошлют. Да ещё обвинят – ради княжеского венца не то, что за бабу, за козла бы замуж пошла. Ясно тебе?
Карлица завертелась, завизжала, будто порося.
– Сида! Умолкни! – замахнулась на карлицу Дарина.
– Я-то умолкну! А ты подумай, как дружина взбунтуется, когда прознает об том, что ими баба заправляет? Вот потеха будет! – отмахнулась Сида, вырвалась из рук Влады и, схватив кувшин с мёдом и чарку, поковыляла в угол.
– Я со своими воинами сама разберусь. А ты помалкивай, коли в тереме остаться желаешь. Не то враз сошлю тебя назад в Муром, – пригрозила Влада и зло поглядела на Дарину. – Уйми карлицу свою, не то худо будет.
– Не из пужливых чай. Чего стращаешь? Басурмана своего на нас с матушкой напустишь? – не унималась карлица.
– Я и сама с тобой скорехонько управлюсь!
Владу уже трясло от гнева, но выпустить всю ярость она не могла. И без того в переходах терема шептались о её несдержанности.
– Нешто у тебя рука поднимется? А вот с басурмана твоего станется! Он кинжалом получше тебя управляется. И на ложе, ой, горазд!
Влада сцепила зубы.
– Заставь свою знахарку молчать или я её в подпол посажу, – приблизившись к Дарине, прошипела Владелина.
Внутри всё сжалось и к горлу подступил удушающий ком.
– Чего лик светлый прячешь, князюшко? Матроны видали, как из покоев княгини ты к басурману своему побежала, а потом до первой зорьки крики по всему терему неслись.
– Сида! Прочь! – лениво велела Дарина, поднялась и подошла к столу налить квасу.
Влада повернулась к ней так резко, что княгиня попятилась и повалилась на лавку.
– В Муром воротиться желаете? – процедила она сквозь зубы.
– Нет, – не сводя с Влады перепуганного взора, Дарина вжималась спиной в простенок между оконцами.
– Помалкивайте тогда… Вы! Обе! Ясно тебе? Княгиня!
– Ты не серчай на эту беспутную, – попыталась оправдаться Дарина. – Языком, что подолом метёт, долго не помышляя. Она молчать станет. Верь слову моему! Не то и правда, сошлёшь её волей своей назад. Я противиться не стану.
Смерив княгиню злобным взглядом, Влада выбежала из светлицы и едва не столкнулась с Жаданом, который торопливо шёл по переходу. Он шарахнулся в сторону, поклонился, да так и остался стоять. Но когда Влада прошла мимо, то за спиной услышала торопливые шаги и скрип двери.
Жадан вошёл в светлицу и уставился на Дарину, сидевшую под окнами.
– Что это с князем? Выбежал от тебя, будто смертушку увидал. А ты у меня ладная такая, спелая!
– Я велела тебе подле быть, – набросилась на него Дарина. – Куда ты ночью подевался?
– Сон сморил меня, лапушка. – Жадан смотрел на неё растерянно, виновато. – Пробудился и сразу к тебе.
Он потянул Дарину за руку. Княгиня поднялась, оттолкнула его и заходила по светлице туда-сюда.
– Вот чуяла неладное! Не обманешь бабу, кем бы она не была: хоть крестьянка, хоть боярыня, хоть княжеской крови девица. А Сида ладно всё исполнила! Довела князь-бабу до трясучей.
– Об чём ты, лапушка?
– Ой, Жаданушка!.. Беда! Послухов нам под двери поставили. Я-то кровищи налила, а как дальше быть не ведаю. Думала князь-баба спужается, кроткой будет. Сиду подговорила, чтобы она про подлог ей напомнила. А баба эта, муж мой, ей подполом пригрозила да сказывала, что обоих нас в Муром сошлёт, коли баять станем об том, чего никому ведать не полагается.
– Как так?
– Да так, пустая твоя голова. Не спужалась она, баба эта, князь ряженый!
– Да, ну! Быть того не могёт! А коли узнают все, что муж твой охальник срамной? Видано ли, с басурманом по углам обжимается. А ежели ещё поведать, что князь и того хуже – баба?
– Что ты, Жаданушка! Нешто назад в деревню воротиться желаешь?
– Нет, лапушка! Но что будет, коли бояре прознают?
– Пошто нас загубить хочешь? Да и ведают они небось об том. Я об чём подумала-то… Коли кому ведомо станет, что де муж у меня баба, так меня не мужней обзовут и сошлют. Куда мне тогда – к дядьке в Муром, или в деревню возвращаться? Не желаю! Дядька Ярослав коли опять не так станется, и вовсе грозил в пустынь сослать за наши с тобой шалости, сладкий мой! Я лучше при бабе-муже в Рязани княгинею останусь. И тебе спокойнее будет. Заживём жизнью вольной, раздольной. Будем в княжеских хоромах в меду кататься!
– Эт ты ладно придумала! Токмо что с князь-бабой делать станем?
– Уж я придумаю! Сколь не ряди бабу в мужика, а она всё одно, бабой остаётся.
– Я всё в толк не возьму, как такое возможно стало?
– Мне вот надобно знать зачем! Коли до сих пор про подмену никто не прознал, значится всё давно сговорено. Стало быть, на то чья-то воля была? Коли дядюшка ведал, то и ещё кто-то? Токмо для какой выгоды всё затевалось?
– Пустое, лапушка! Нам-то без надобности! – Жадан обхватил Дарину. – Сказывай лучше, что делать станем, коли про наследника спрашивать станут?
– Ох, Жаданушка! – Дарина покосилась в угол, откуда доносился хмельной храп Сиды. – Тут ты прав! Кровушки-то я налила, что с поросёнка заколотого. И откуда столько взялось? Чтобы усидеть на княжеском престоле, младенчик нужон. Не будет дитяти, так того гляди ещё пустобрюхой сказывать станут и всё одно в пустынь сошлют. Да и князю наследник надобен. А иначе зачем свадьбу затевали? Только как с таким князем забрюхатеть?
– С наследником мы князю подсобим – притянув Дарину, Жадан чмокнул её в щёку.
Дарина упёрлась в грудь руками.
– Ох, и голова у тебя, Жаданушка! А ведь наследник княжеский и нам выгоден. Мы своего сыночка заведём и на престол посадим. А ежели дочка народится, так у нас уже сынок имеется. А маленьких кто их разберёт?
– Верно, лапушка! И не княжеский, а наш сыночек править в Рязани станет. А с князем ряженым я подсоблю. Ступит за ворота – не воротится.
И, обхватив Дарину, Жадан повалил её на ложе.
***
Влада влетела в покои и с размаху опустила тяжёлые запоры на двери.
– Что с тобой, княгиня моя?
Дамир неслышно вышел из тёмного угла на свет. Не ожидав никого, она выхватила из-за пояса кинжал и повернулась.
– Ты будто вновь Джанга увидала. Только теперь… – Дамир хмыкнул. – Не желал бы я оказаться на месте твоего врага.
Владелина окинула его гневным взглядом и, пряча кинжал, отвернулась.
Ей хотелось наброситься на него за то, что не послушал и пошёл к молодой княгине ночью. Но ещё пуще её беспокоили слова Дарина о них.
– Проведали обо мне. О нас.
– Как не таись, а сокрытое всё одно наружу просится. Так ли, и́наче ли… Но о нас многим в тереме ведомо.
– Ежели б только те, кто тайну мою хранит! Дарина сказывала, матроны её видали, как затемно я выскочила из её опочивальни и к тебе побежала. И мы потом… они ей сказывали…до первой зори крики наши терем сотрясали.
– Брешет, баба окаянная!
Влада подняла на Дамира взгляд. Её хан был непривычно тих и спокоен.
– Об чём это ты?
– Ты и правда посреди ночи ворвалась в мои покои: дрожащая, будто травинка на ветру, бледная, как ночное светило.
– Я ничего… Отчего я не помню, как пришла к тебе?
– Тшш.... Тише, княгиня моя!
Дамир обошёл Владу со спины, бережно взял за плечи и притянув к груди, зашептал на половецком:
– Однажды я видел, как атасы велел дать отвар воину, пришедшему из-за реки. Тот уверял, что там в степи гонят табун славных лошадей и отару. Говорил, что устал скитаться в одиночку и желает обрести народ. Потому и пришёл с дарами – он покажет место, где пройдёт табун, а его примут в становище. Атасы решил проверить, правду ли он говорит и велел подать скитальцу питьё. А потом вновь спросил о том, что за рекой.
– И что он открыл Явуз-хану?
Дамир усмехнулся:
– Он поведал, что там идёт войско Улубия и его послали заманить вольный народ в ловушку.