– Не боись, не обижу.

Дамир выпустил мальца:

– Я спросить хочу…

– Чего раскричался? – из-за спины послышался зычный голос поварихи. – Никто тебя не забижает.

Хан оглянулся. Дородная раскрасневшаяся женщина вытерла руки о передник и, отвесив подзатыльник сыну, кубарем скатившемуся с лестницы к её ногам, посмотрела на Дамира:

– Ох, боярин Далемир! Спужал ты мальца маво. Ежели надо чего, у меня спроси. А коли не знаю, я вмиг служку сыщу.

Дамир спустился с лестницы и остановился рядом с поварихой:

– Меня Умилой кличут, – отступив, напомнила она. – Так чего надобно?

– Я князя сыскать желал, да что-то нет его негде, – растерянно оглядываясь по сторонам, ответил Дамир.

– А, так и не сыщешь. Нет его в тереме.

– Как так нет? Я вроде слыхал, невеста приехала.

Кухарка переменилась в лице, а потом плюнула в сердцах:

– Тьфу на неё, невесту эту. Видал бы ты её, боярин. Стан стройный, косища, что моя рука, по полам волочится, ни дать ни взять княгиня… Пока на личико-то не взглянешь.

– Ой, и не говори! – зашептал старший стольник, вывернувший из-за угла с подносом. – Носище, что клюв у птицы – огромный! И горб…

– У невесты? – изумился Дамир.

Кухарка рассмеялась:

– Ох, и горазд ты шутки сказывать, боярин Далемир! Ох и горазд! У носа горб. У носа…

И, забрав у стольника поднос, хохоча и похрюкивая, кухарка отправилась в поварню.

– Чего боярин желает? – склонился перед ним стольник.

– Князя сыскать, – гоня от себя тяжкие думы, пробубнил Дамир.

– Так он токмо к полуденной трапезе будет.

– А где же он есть?

– Дык к свадьбе готовится. Поутру свадьба-то!

– Поутру? Как так? – удивился Дамир.

– А чего ждать-то? Невесту чай для того сюда и привезли. Гости до бездорожника32 поспешат разъехаться. А то потом морозы крепкие вдарят, белым покровом землицу укроет и на телегах не проехать. Эх, боярин! Завтрева веселье рекой побежит! Увидишь, как на Руси гуляют. У тебя, поди, такого не было, в басурмании твоей?

– Не было, – растерянно ответил Дамир и, борясь с подкатившим к горлу жгучим чувством неминуемо надвигающейся беды, медленно побрёл из терема прочь.

Княжеский двор гудел. Народу набилось, что на шумное торжище в ярмарочный день. Ратники и служки доставали из повозок сундуки и короба. Матроны, мамки да няньки в цветастых ярких сарафанах и массивных, расшитых жемчугами киках гомонили так, что заглушали лошадей.

– Ох, и намаялись мы с невестою!

Услышал Дамир за спиной голос боярина Вледимудра Круточива. Тот стоял под лестницей в терем с воеводою и сотником, косясь на свадебное посольство, жаловался:

– Всю дорогу от Мурома изводила жалобами. То шибко быстро поехали. То медленно тащимся. То домишко для ночлега не тот. То каравай остыл. Ох, и хлебнём мы лиха с такою княгинею.

Побродив по двору, Дамир вернулся в терем.

– Медку не желаешь, боярин? – услыхал он голос старшего стольника за спиной. – Ах, вкусен медок! Ах, хорош!

Дамир отмахнулся от него и отправился в свои покои.

Когда шёл мимо трапезной, вновь увидал боярина Велимудра в окружении бояр и посольских. Сбавив шаг, он прислушался к разговору. Гости шумно обсуждали невесту:

– Где же ты, Велимудр Крутович, это чудо заморское сыскал? – посмеиваясь, расспрашивали они молодого боярина.

– Неужто покрасивши не смог найти невесту?

– Князь-то у нас пригожий, ладный. И княгиня ему под стать надобна.

– А эта? Всем хороша девка. Да личиком не вышла.

– Басурманский хан и то попригожее будет!

Гости захохотали, веселясь шутке, но увидав Дамира, разом притихли.

– Ты пошто в дверях стоишь, боярин Далемир! Проходи, чай не в гостях! – позвал его Велимудр. – Налейте-ка мёду боярину!

Стольники засуетились и кинулись к столу. Дамир оглядел посольских и, нехотя вошёл.

– Садись! – звал его Велимудр, хлопая по лавке рядом с собой.

Гости, порядком приложившиеся к мёду, вновь загомонили, обсуждая прелести невесты. А Дамир, присев с боярином, лишь пригубил поставленный перед ним кубок.

– Тебя князь перед обеденной трапезой в покоях своих ждать будет, – склонившись к самому уху, прошептал Велимудр.

Дамир покосился на него, но ничего не ответил. Только отпил ещё глоток и поставил кубок на стол.

– Невеста! Невеста идёт! – послышалось от дверей.

Гости повскакивали с мест и кинулись смотреть.

– Самое время, пока все красавицей любуются… – потянул его за руку Велимудр. – Ступай.

Дамир внимательно посмотрел на молодого боярина, помедлил, да и пошёл к маленькой двери, ведущей в переход к лестнице, что спускалась аккурат к поварне. Выйдя из трапезной, он, сам того не желая, взглянул в переход.

Статная девица шла мимо с высоко поднятой головой. Во взгляде – ни тени смущения. Походка – госпожи. Свита – как при дворе персидского шаха, с уродцами и прочими прихлебателями. По правую руку от невесты гордо вышагивал гонец муромского князя Жадан. И что забыл он рядом с ней? По левую руку семенила хромая уродливая и горбатая карлица с улыбкой, больше похожей на оскал гиены. А следом, несмолкаемая толпа разодетых мамок-нянек и муромских матрон галдела о том, как же хороша их невестушка.

– Ах, ты волочайка беспутная! – услыхал Дамир уже знакомый возглас кухарки за спиной. – И чем тут князь прельстился? У ней же всё лицо в саже33. Ещё и браслет с бирюзой подарил. Тьфу, безсоромница34!

Взглянув на руку невесты, Дамир вспомнил о подаренном поутру перстне. Так вот, что значил сей подарок! Он уже слыхал, что браслет дарят невесте, ежели принимают такой, какая есть. Но откуда Влада знала о кровавом перстне, с которым в его народе передают избраннику самого себя до последнего дня жизни? Кто поведал ей об том?

Взглянув на перстень, он поспешил в княжеские покои.

***

Служка распахнул двери покоев, и Дарина вплыла в просторную светлицу. Гомонящие мамки, няньки да матроны ввалились следом, наполнив покои гвалтом. Распахнув сундуки и короба, они принялись доставать оттуда наряды, украшения, утварь, оглашая хвалебными возгласами каждую вещицу.

– Прочь подите! Оголтелые! – гаркнула на них Дарина.

Притихнув, бабы попятились к дверям.

– Далече собрался? – остановила она Жадана, когда он вслед за бабами собирался выйти из покоев. – Сказ к тебе есть.

Прикрыв за мамками-няньками двери, Жадан опустил запоры, приблизился и, обхватив Дарину, притянул к себе.

– Сказывай, лапушка!

– Поди разведай, что за басурман у трапезной был. Откуда он тут взялся, кто таков будет.

– Нет в том нужды, лапушка. Полюбовник женишка твоего сей басурманский хан. В терему живёт. Боярином Далемиром кличется. Запросто в покои княжеские входит. Сказывают, голос в думе имеет. Бояре и воевода его слушаются. Во всём, что стражи и дружины касаемо с ним советуются.

Дарина отпихнула от себя Жадана:

– Как меня винить, так на речи не скупился дядюшка. А в мужья мне бабу выбрал. Да ещё и венец княжеский ей на голову надел.

– Верно сказываешь, лапушка! Баба та с виду скромница. Под платьем мужским хоронится, а с басурманом лихим воловодится.

– Ты откель про то прознал? Кто поведал, али сам видал?

– Сам видал, сам слыхал всё, лапушка. Как взор с хана не сводит за трапезой, как по ночи хан в покои княжеские пробирается, как до зори ласками одаривает. Вот и теперь он в покои пошёл.

Дарина схватила со стола кубок с питьём и швырнула в дальний угол.

– Благодарствую, дядюшка! Ох, и выбрал в мужья ты мне князюшку! Обещал бабу, да поведать забыл, что при ней басурманский хан состоит. И округа небось слухом полнится, что правитель в Рязани охальник срамной. Кабы знали они! Князь-то и того хуже – баба!