И вновь одобрительный гул разлетелся под сводами палат:

– Верно! Что пожгли, теперича пусть строят!

– С подмогой до студёной поры справимся!

– Ещё бы ло́дьи залатать, и самим можно по реке товары возить!

– Повелеваю, – продолжила Владелина, – народу степному препятствий не чинить, бранью не осыпать, девиц половецких не насильничать. Коли кто степнячку в жены за себя взять пожелает, противиться не стану. Но токмо ежели род ея согласие даст…

– А они-то наших девок… – послышалось горестный возглас из дальнего угла.

– За наговор, бесчинство и причинённое бесчестие, повинных обоего народа и рязанского, и половецкого ждёт прилюдная кара по вине их с уплатой урона.

– Это что же, князь-батюшка! – послышалось из другого угла. – Нам примириться должно?

Старосты, сидевшие рядом, зашипели на недовольного, и он умолк. Яр Велигорович поднялся и вышел вперёд:

– Все ли слышали указы князя нашего Владислава Мстиславовича?

– Все! – вельможи закивали соглашаясь.

– Стало быть, совет окончен! – и, отдуваясь, Яр Велигорович поклонился.

Вельможи, старосты и старшие дружинники стали расходишься, шумно обсуждая указы князя.

– Воевода, а ты останься! – дёрнул его за рукав боярин Магута.

Когда все разошлись, в думных палатах, кроме Влады и Дамира, остались только Яр Велигорович, молодой боярин Велимудр Крутович, воевода Артемий Силыч и сотник Борич.

– Об чём печаль твоя, княже? – глядя на то, как Влада в раздумьях расхаживает по палатам, спросил Артемий Силыч.

– Хорошо бы нам в терему у Олега Святославовича кого сыскать, – обернулась Владелина. – Может чего путного разузнать доведётся?

Силыч подтолкнул к князю Борича.

– Дозволь, княже! В Тьмутаракани, недалече от хором княжеских дядька мой живёт, кузнец, – поглядывая на Силыча и хана, заговорил Борич. – Сынок его, Самоха, хилым уродился. К ремеслу кузнецкому его никак не приспособить. Но смышлёный! Вот его в терем-то и взяли, служкой. В том годе видилися мы с дядькой-то. Сказывал он, у князя с княгиней не всё ладно выходит. Княгиня де всё по полям скачет, клинками забавляется, а князю то не по нраву. Он её желает в терему под запоры посадить, да из светлицы не выпускать. Князь заказал сделать запоры крепкие, чтобы изнутри не открыть. Ещё дядька сказывал, что княгиня дюже Самохе доверяет, за надобностями всякими его посылает, о печалях своих сказывает. Клинок у дядьки маво заказала. Щедро деньгой отсыпала. Самоха завсегда при ней. Как князь со двора, он княгиню-то и выпускает. Может через него что надобно разузнать?

– Дельная мысль, сотник! – похвалил его Дамир. – Мне вот и не ведомо было, что князь Олег уговорил-таки хана Осолука и дочь его Карасу Осолуковну в жены взял.

– Да нешто среди наших княжон лихих не водится? – удивился боярин Велимудр. – Пошто решил, что это половчанка?

– Слыхал я, что с той поры, как князь Олег из Византии воротился, он союза с ханом Осолуком снискать желал. – Дамир поглядел на Владу. – По всему видать сыскал, в жены его дочь приняв.

– Худо то или нет, опосля решим, – Владелина села в кресло и откинулась на спинку. – Ступайте все, мне подумать надобно. Да и к трапезе вечерней уже, небось, всё готово.

– Борич, разведай! – послал сотника Силыч и, лишь только за ним закрылись двери, приблизился к Владелине и покосился на бояр и хана.

Дамир тоже решил выйти из палат, но Влада, чуя, что разговор будет непростым, велела ему остаться.

– Сказывай, Силыч! Об чём тайном ты обмолвиться хотел, что Борича за двери спровадил?

– Да нам бы о давнем сговоре перемолвиться? – с опаской поглядывая на бояр и хана, ответил воевода.

– Об чём ты, Артемий Силыч?

Влада поднялась и отошла к дальнему окошку, из которого хорошо был виден теремной двор. Она знала, что однажды разговор о былом вновь потревожит её покой. Знала и страшилась этого едва ли не больше набега басурманских полчищ.

– Да помнишь ли, – озираясь на вельмож, боярин Магута медленно приблизился к Владелине, – в тот день, когда пришла весть о приближении войска хана Дамира, я о свадьбе обмолвился? Княже! Медлить боле не пристало. Посольство собрано. Велимудр Крутович хоть завтра поутру за невестой отправится. Пока не завьюжило, до студёной поры успеть бы…

– О какой свадьбе ты, Яр Велигорович, сказываешь? – Дамир в несколько шагов оказался подле боярина, заставив его отшатнуться.

– О свадьбе князя нашего, Владислава Мстиславовича и Дарины Всеволодовны, племянницы муромского князя Ярослава Святославовича, – запинаясь на каждом слове, ответил боярин.

Глаза Дамира заблестели. На миг Владе показалось, что он готов растерзать Магуту.

– Что за речи ты ведёшь, Яр Велигорович?

Смерив молодого боярина недовольным взглядом, хан развернулся к воеводе, заходил по думным палатам широкими шагами.

– А ты чего молчишь, Артемий Силыч?

Дамир замер посреди палат, резко развернулся и зашипел. От его тихого грозного голоса, пробиравшего насквозь, вельмож передёрнуло:

– Вы чего удумали, мужи почтенные? Виданное ли дело девицу за девицу сосватали? И кому только на ум это пришло?

Собравшись с силами, Яр Велигорович тяжело выдохнул и произнёс:

– Ты, боярин Далемир, терем-то понапрасну не сотрясай. Не нами то решено, не нам и переиначивать. То воля князя Мстислава была последняя.

– И союз сей лишь с виду беспутный, – осмелел молодой боярин. – Свадьба сея укрепит оба стола, и муромский, и рязанский. Случись с князем Ярославом какая напасть, князь Владислав стол муромский примет и в обоих княжествах править станет.

Дамир внимательно посмотрел на бояр, воеводу, безучастно стоящую у окна Владу:

– Не возьму в толк, то ли вы кислых щей объелись, то ли с мёду сытного вас так разморило… Вы себе-то внемлите, вельможи? Девицу за девицу замуж отдаёте?

Вельможи, потупив взор, молчали.

– Ну а ты чего, княже, безмолвствуешь?

Владелина подняла на Дамира виноватый взгляд. От её печального вида у него защемило в груди.

– Ой, не спрашивай меня, Дамир! – тихо ответила она. – Мне о свадьбе сей и думать в тягость. Даже речи об том мне постылые.

– Так ты только вели! – бросился он к ней. – Соберу войско и пойду на Муром. Коли нужен стол, так я тебе его поднесу. Но в безумии сём подмоги от меня не жди. Где то видано – баба-муж и баба-жена?

Яр Велигорович тяжело вздохнул, покосившись на воеводу, сделал к Владелине шаг, другой, раскрыл было рот, да так и остался стоять, не зная, как утешить.

– Ты, княже, сказывал, речи мои для тебя ту же ценность имеют, что советы бояр. Так ли?

Дамир попытался заглянуть Владе в лицо, но она отвернулась и пробубнила:

– Так. От сказанного не отрекусь.

– Без утайки тебе скажу – я против союза этого. Горести он принесёт всем и печали.

Дамир коснулся руки Влады и, сжав пальцы, прошептал:

– Одумайся, прошу!

– Не в моей власти сговор батюшки порушить, – прошептала она в ответ.

Дамир отпустил руку, отошёл от Влады и, повернувшись к боярам, спросил:

– И когда сие совершиться должно?

– До беспутицы16 успеть надобно, – опустил голову Велимудр.

Мотанул головой Дамир:

– Затеяли вы буйство насущное17! Как винить мужей в младоумии18? Ох, хлебнёте вы лиха с затеей сей. Быть беде, коли не отступитесь.

Хан смерил тяжёлым взглядом бояр и воеводу, задержал полный тоски взгляд на Владелине и вышел из думных палат.

– Как ни крути, а прав он, – опустился на лавку воевода. – Младоумие одолело нас! Буйство!

– Думаешь, мне то не ведомо Артемий Силыч? – присел рядом с ним боярин Магута. – Да то князя решение и сговор сей не отменить. Был бы Мстислав Игоревич, может и сладилось, а теперича что? Токмо подчиниться должно воле его. Эх…

Владелина, не выдержав тяжких речей, бросилась из думных палат прочь.