На этих же плечиках висел и его красный пионерский галстук. Взяв его в руки, Дима только и смог, что не весело улыбнуться, вспоминая прошлое. По его воспоминаниям, пионерской организации осталось жить около шести лет, а потом вся эта старая символика вместе с комсомолом и коммунистической партией советского союза полетит в тартарары.

Он только на мгновение задумался над этим, и принялся повязывать галстук. К его удивлению, руки прекрасно помнили, как это делается. Через минуту он уже с интересом разглядывал, дело рук своих.

Закончив с костюмом, он поглядел на себя в зеркало и ужаснулся. С костюмом и галстуком все было в порядке. Проблема была в прическе. Этот ужас, который он носил тогда на голове, опять вернулся. Его тонкие, вьющиеся волосы, никак не хотели ложиться в прическу. После нескольких расчёсывании они упрямо поднимались вверх, как знамя непобедимых. Он очень ярко вспомнил, как мучился тогда с ними и ничего не мог поделать. Они ни за что не хотели выглядеть красиво и аккуратно лежать в прическе. Сейчас, глядя на них, он только улыбнулся. Главное в том, что они есть, а не в том, как они лежат. Он только теперь смог осознать эту истину.

Немного помучившись с этими непокорными прядями он, наконец, плюнул на них.

Вернувшись в спальню, он нашел там свою сумку, в которой как он надеялся уже лежат нужные книги, иначе он их просто не смог бы собрать. Забросив ее, как и раньше, на плечо, пошел одеваться. Время для выхода в школу уже подошло.

Подошел брательник, бесцеремонно оттолкнул его от вешалки и стал одеваться. Дима немного опешил от такой наглости, давно с ним никто так не обращался, но немного подумав, успокоился. Это все-таки старший брат, ему можно. Пока.

Дождавшись, когда он наденет свое пальто и отойдет в сторону, Дима тоже стал надевать верхнюю одежду. Это было его старое пальто в крупную клетку. Он узнал его, увидев висящим на вешалке. Надев его, он только вздохнул. Время пуховиков и дубленок еще не настало. Придется довольствоваться тем, что есть.

Намотав на шею очень неудобный, мохеровый шарф, он заметил на той же вешалки свою кроличью шапку ушанку. Как ее можно было не узнать? Это была она, старушка, с которой он еще пройдет горки и снежные битвы, метели и зимние дожди. Она была еще новой, значит, ее только недавно купили.

Обувая тяжелые, зимние ботинки, он нашел взглядом сумку со второй обувью. Тогда еще школа требовала носить с собой вторую обувь, чтобы облегчить труд уборщиц.

Брат уже успел одеться и вышел в холодный коридор. Дима успел заметить, с какой неохотой он пошел на улицу. Он тут же вспомнил, что дела здесь и у него были не очень, пока классные отморозки или как их тогда называли «хулиганы» не закончили восьмой класс и не ушли из школы.

– Ничего брат, – быстро подумал Дима. – Все будет хорошо. И мы еще устроим здесь в школе, настоящую козью морду.

Он шагнул следом за братом, и его тут же поглотила морозная февральская ночь. Она обняла его давно забытым морозом и очень сильным ветром, с падающим снегом.

В их доме еще не было веранды, и поэтому дверь из коридора вела сразу на крыльцо. Здесь было светопреставление. Мело так, как будто наступил конец света, и демоны вечной ночи собрались окутать землю своим влиянием.

Видя эту круговерть, Дима только улыбнулся. Ему не надо было никуда ехать в такую погоду, а пройти пешком, пускай даже в мороз и ветер, это было ему не страшно.

Недолго думая, он распустил шнурки своей кроличьей шапки и ее теплые уши, покрытые кроличьим мехом, тут же закрыли его голову теплым щитом. Надел шерстяные варежки, и сделав два выдоха смело шагнул в эту снежную кашу.

Идти было легче, чем он думал. Тропинка была уже утоптана людьми, которые прошли здесь раньше. Ветер бил в спину и поэтому только подгонял идущего.

Дорога была длинной. Что-то около двух километров. Но она нисколько не пугала его. Он шел и вспоминал, как ходят в эту же школу дети его знакомых в его время. Почти всех возят на машине. Вдруг детки устанут. Он только смеялся про себя над этими страхами. И тогда и тем более, сейчас.

Жаль, что рассмотреть окружающий пейзаж он не мог. Мешала пурга, но он не грустил об этом. Еще насмотрится. Вот он пересек замерзшую реку с довольно высокими берегами и с небольшим пойменным лесом, сейчас почти до берегов забитую снегом. Здесь он только обратил внимание на то, что подвесного моста еще нет. Он будет построен летом следующего года.

Его путь теперь пролегал по улицам поселка. Здесь снежный буран был чуть- чуть слабее, его сдерживали стоящие рядом дома. Видно стало лучше, но темнота была еще непроглядная, редкие фонари очень плохо освещали путь. Поэтому он решил больше не вращать сильно головой, а ускорить свое движение.

Еще несколько минут неторопливым шагом и вот он влился в поток школьников, которые спешат на занятия. Поднялся по большому крыльцу школы и почувствовал, как застарелое чувство ненависти к этому заведению, в котором ему пришлось испить до дна чашу унижений, опять захватило его. Сжав зубы, он продолжил свой путь.

Дима плохо помнил, что ему надо делать дальше и где находится раздевалка. Школа была выстроена в форме римского дома со свободным пространством внутри кольца. В одном ее крыле были начальные классы, в двух других остальная школа. Раздевалка учеников представляла собой как будто клетки денников, из одного в другой дети переходили по мере их взросления.

Дима был в пятом классе, значит, по логике вещей, его клетка должна быть не далеко от входа. Поэтому надев вторую обувь у входа, и неся зимние ботинки в руке, он направился в этот загон. В нем он увидел несколько одноклассников, которые занимались там кто чем.

Девочки посмотрели на него как на пустое место и не ответили на его приветствие. Это были две классные красавицы и их серая мышь, которая тянулась к ним как луна к солнцу. Два одноклассника из простых, поздоровались с ним за руку.

Сняв пальто и шапку, он несколько секунд постоял, привыкая к мельканию лиц, проходящих мимо. Ему это очень сильно не нравилось, но поделать он сейчас ничего не мог. Он был интровертом. Сейчас, в восемьдесят пятом году, и слова то такого никто не знал, но он знал его очень хорошо, и прекрасно понимал, почему ему так не комфортно в большой толпе.

Наконец пребывание в раздевалке стало не выносимым, а тут еще одноклассники набирались. Приходилось со всеми здороваться. С кем-то, из параллельных классов, просто кивком, со своими одноклассниками, за руку. Надо было уходить, чтобы избавить себя от этих мучений, но он совершенно не знал, какой у них урок первым и в каком классе.

Наконец он увидел одноклассника, из простых, то есть не принадлежащего к верхушке класса и обратился к нему с вопросом.

– Олег привет. Какой у нас урок первым?

Тот удивленно на него уставился, но потом все-таки спросил

– Ты, и не знаешь? Ты же у нас все всегда знаешь.

– Хорош прикалываться. Лучше скажи, что у нас по расписанию. Я все забыл.

– Ну ладно. По-моему, литра. Пошли.

Подхватив сумку, Дима двинулся за своим одноклассником, судорожно пытаясь восстановить в памяти расположение школьных кабинетов. За время движения ему это почти удалось, и действительно они пришли почти к тому кабинету, о котором он подумал, двигаясь за своим провожатым.

За время пути ему на глаза попадались школьники, которых он помнил уже взрослыми мужикам и женщинами. Вот этот сопьется и умрет в снегу. Вот эта красивая девушка к сорока годам превратится в огромный бочонок с салом. Он шел мимо тех, с кем его когда-нибудь сведет жизнь, и удивлялся ее насмешливому отношению к людям.

Наконец они подошли к классу. Здесь возникло новое препятствие. Он совершенно не помнил с кем и где он сидел за партой. Его так много раз за пять лет учебы пересаживали, что эта мелкая информация давно испарилась из его памяти. И теперь он стоял столбом и не знал, куда ему сесть. А класс между тем наполнялся учениками. Дима наблюдал за ними стоя в углу у окна и вспоминал, вспоминал.