– Игорь, – сказала она, не успел я захлопнуть дверь. – Здравст-вуй-те.

А я, оказывается, хорошо помнил эту футболку Русланы – вышитый на груди волк с шерстью из бисера и пайеток. На Алине футболка висела мешком, и от этого волк больше походил на унылого медведя, исхудавшего после зимы.

– Привет, – поздоровался я совсем не тем тоном, каким планировал.

Алина соскочила с кушетки и быстро пошла ко мне. На миг мне показалось, что на меня бежит Руслана. Я помотал головой, и, видимо, мелькнуло что-то такое в глазах – она вдруг застыла, остановилась на расстоянии вытянутой руки.

– Игорь Валентинович, – поправил я сипло. – Как спалось?

Не надо было спрашивать про сон. Алина посмотрела испуганно и непонимающе, но взгляд остался осмысленным; нельзя дать ей соскользнуть обратно к её поющим кристаллам. Ира предупреждала, что поначалу она будет стремиться спрятаться в галлюцинациях от всего непонятного.

Сегодня Алина была больше похожа обычного человека. Вчера, растрёпанная, в той дикой кофте и больничных шлёпанцах, она была форменной пациенткой госпиталя для сумасшедших. Сегодня кто-то причесал её – по обе стороны головы свисали тонкие, как верёвочки, косички, перевязанные цветными резинками для денег. Я усмехнулся контрасту: видимо, денег в то, чтобы сделать эту девочку нормальной, было вложено столько, что на то, чтобы нормально её одеть, уже не осталось.

Она стояла передо мной молча, выжидающе, кажется, не поняв вопроса. Я сунул руки в карманы, соображая, что бы сказать. Нащупал шкатулку и, поддавшись внезапному вдохновению, ляпнул:

– У меня тебе подарок. Смотри! – И протянул ей коричневую пластмассовую коробку.

Алина не знала, что делать: дёрнула рукой, чтобы взять, но испугалась и быстро прижала обе руки к телу.

– Бери, бери! Это тебе, – ободряюще улыбнулся я.

Она сделала ко мне крохотный шажок. Дрожащими пальцами неуклюже взяла шкатулку и долго рассматривала её, поворачивала так и этак. А потом прозрачной пластмассовой крышкой поймала солнечного зайчика. И засмеялась. Смех у неё был очень красивый, совсем негромкий, очень искренний.

– Открой, – предложил я.

Алина не поняла. Тогда я взял шкатулку (она отдала доверчиво, даже не подумав, что я хочу отобрать) и открыл. Снова мигнул розовый огонёк, и посыпались хриплые электронные ноты. Но в этот раз со дна шкатулки поднялась ещё и куколка – в мятом розовом платье, с поднятыми вверх руками. Алина отшатнулась от удивления. А потом вдруг распахнула глаза и задышала часто-часто, сглатывая и трепеща.

– Что такое?!

Ира в наушнике уже отдавала приказы; дверь хлопнула, внутрь повалили медики и наблюдатели… Но Алина вдруг успокоилась и снова рассмеялась. Посмотрела на меня, совершенно не замечая остальных, столпившихся у порога. Произнесла отчётливо и весело:

– Поющий кристалл.

Вот это точно швах. Уволят сегодня же. Нашёл, что ей принести!

Боковым зрением я заметил, как кто-то из медиков медленно движется к нам. Плавно вскинул руку: стоп! Человек в халате остановился. Алина, не обращая внимания, поднесла шкатулку к глазам, потом к уху.

– Совсем как во сне.

Фразы были короткие, но, если не знать, что их произносит девушка, которую ещё месяц назад называли олигофреном, – можно было вполне принять их за обыкновенную речь.

– Спроси у неё что-нибудь, – прошипела в ухо Ира. – Не давай уходить в свои кристаллы!

– Это музыкальная шкатулка. Знаешь, что это за музыка?

– Как во сне, – повторила Алина, глядя на меня с ласковой улыбкой, но, кажется, в ответ не на мой вопрос, а на свои мысли.

– Как-нибудь можно сходить на концерт. Хочешь? Это место, где играют много разной музыки.

– Это будет прелестно, – совершенно серьёзно ответила она. Я опять не понял: себе или мне.

– Отвлекитесь от музыки! – велела Ирина.

– Э… Алин. Как спалось?

Я уже спрашивал это, знаю. В её обществе я впадал в какое-то скудоумие. Может, это заразно?

Не слишком толерантная мысль…

Алина снова не поняла вопроса. Она была как маленький ребёнок, который только-только научился говорить и непостижимым образом угадывает значения незнакомых слов; но многие всё-таки приходится объяснять.

– Как спалось? Как ты спала? Сны?

Её лицо просветлело: она поняла.

– Зелёная река и красивые травы. Жёлтые пятна. Как… как… – Она покрутила головой и наконец заметила толпу в дверях. Тут же отбежала в угол и сжалась там, отвернувшись лицом к стене.

Медики бесшумно вышли – видимо, Ира отдала приказ. Ей было всего двадцать шесть, нашей чудесной начальнице, но все в этом крыле института слушались её беспрекословно.

В лаборатории стало тихо; тихо и солнечно. Часы показывали начало седьмого, и лучи сочились совсем нежаркие, ласковые, как Алинина улыбка. Я подошёл, коснулся её плеча кончиками пальцев.

– Испугалась? Это врачи.

Она не желала откликаться. Зажалась в твёрдый комок, торчали под футболкой лопатки.

– Они тут, чтобы беречь тебя. Чтобы ты не болела.

– Я не болею, – пробормотала Алина. Плечи у неё слегка расслабились, но она по-прежнему не хотела повернуть головы.

– Давай сядем.

Я подал пример: первым уселся на кушетку. Она была жёсткая, скользкая, нагретая солнцем. Алина, помедлив, села рядом. Шкатулку она сжимала в руках. Некоторое время мы сидели молча, а потом она снова принялась вертеть её крышку. Заплясали солнечные зайчики, и Алина наконец успокоилась. Подвинулась поближе ко мне и положила палец на крышку, а потом перевела на дрожащее бело-золотистое пятно на стене.

– Это солнечный зайчик.

– Это как во сне. Зелёная река. Красивые травы. Солнечные зайчики.

Алина кивнула и вдруг обмякла, съехала по моему плечу, закрыла глаза и приоткрыла рот. Я испугался только на секунду, а потом вспомнил, что говорила Ира: сегодня она пробудет в здравом уме минут двадцать. Отпущенное инъекцией время истекло, и она просто отключилась.

Глава 3. Двадцать один день, чтобы выработать привычку

Я пришёл к ней в двадцать второй раз. Время, требующееся, чтобы выработать привычку, истекло. Но привыкнуть к Алине было невозможно. Каждый раз я видел другого, иного, нового человека: она менялась ежечасно. А назавтра, к тому же, планировалась небывалое: ей предстояло впервые оказаться на улице.

Ира заявила: никакой стерильности. Никакого зимнего сада при институте, никакого огороженного внутреннего двора.

– Пройдётесь до метро. До метро и обратно. Погуляете с полчаса. Но чтобы всё по-настоящему.

– Ира, она до сих пор пугается людей. Ей страшно, когда в комнате больше одного человека!

– Вот и давно пора с этим покончить. Нам уже в декабре ехать в Москву отчитываться. Там будет много народу… Да и не для того мы делали всё это, чтобы она всю жизнь провела в лаборатории!

– Я тоже так думаю, – тихо проговорил я.

– Вот и идите гулять. Игорь. Я понимаю, это не входит в твои обязанности по договору… Если ты откажешься, я пошлю с ней кого-то из персонала. Но с тобой ей будет комфортней всего.

– С чего это ты так решила?

– Какой-то ты вспыльчивый стал, Игорёк, – вздохнула Ира.

– Почему ты так решила?!

– Она сама так сказала.

– Кому? Тебе?

У меня стало очень неприятно внутри. Руслана всё ещё не знала об Алине; я мог бы рассказать ей, попросив не распространяться, но чувство, что делать это не стоит, от слов Иры только окрепло.

– Когда?

– Вчера… или позавчера… не помню. Все дни как один. Я вообще не успеваю за временем, Игорь.

– Когда она успела тебе сказать? – напирал я.

– Постучалась в кабинет. Наверное, в её палате дверь не заперли… Надо дать втык сёстрам… Сказала, что ей скучно и не спится. Мы попили чаю. Она сказала, что ты хороший учитель. Очень терпеливый. Ещё сказала, что готовит тебе какой-то подарок. Так что… видишь, не так уж и боится она людей. Меня не испугалась.

– Тебя она видит каждый день.