– Ты видел модель, – пожала плечами она. Наколола на вилку половинку черри и расплющила о бортик тарелки. Семечки и сок брызнули ей на блузку.
– Я говорю не о модели. Я говорю о твоём мнении. О твоей интуиции учёного, если хочешь.
Ирина склонила голову, втянула воздух. Отправила в рот остатки черри.
– У меня нет оснований не доверять расчётам. Я думаю, всё действительно уложится в квартал. Плюс-минус несколько недель.
– Хорошо, – удовлетворённо кивнул я.
– На когда подали заявление? – проницательно усмехнулась начальница.
– Пятнадцатое декабря.
Она махнула рукой, чуть не сбив мой стакан с кофе.
– Успеете. Ладно, Игорёк, приятного аппетита. Я что-то расхотела.
Сгрузила со своего подноса коробку с бургером, встала и, глянув на широкие мужские часы, пробормотала:
– До завтра…
– До завтра, Ир, до завтра.
Глава «А-линии» дёрнула головой в знак прощания и унеслась обратно в свой кабинет – переделанную из каморки комнатку, полную газетных вырезок, распечаток кардиограмм и черновых набросков с прогнозами развития и адаптации пациентки Белозёровой А.И.
Глава 2. День второй
После ночи Руслана всегда приходила бодрой, приносила стопки свежих фотографий, смеялась, но обычно заряда хватало минут на сорок – затем она падала на кровать и просыпалась только часа через три-четыре.
Я поставил будильник на четыре пятьдесят – ещё даже не рассвет, – но проснулся всё равно позже, от скрипа ключа. Вскочил и, на ходу приглаживая волосы, помчался в кухню.
– Привет, мой хороший! – крикнула Руслана, гремя дверью. – Встал?
– Да, да… Я в кухне, Русь!
Шлёпнул по кнопке чайника, вывалил на стол колбасу, сыр, пачку тостового хлеба. Пока она снимала обувь и вешала пальто, я успел выложить сыр на тосты и засунуть их в микроволновку. К тому моменту, когда Руслана выудила из-под шкафа тапочки и пошла в ванную мыть руки, я наскоро умылся в кухонной раковине и ещё раз пригладил волосы. Когда она, разрумянившаяся с улицы, смешливая, с каплями на блестящих чёрных волосах появилась в кухне, я уже заливал кипятком заварку.
– Приветик, – повторила она, подошла и легонько поцеловала в щёку. – Спасибо, мой хороший… М-м, как пахнет! Маасдам?
– Да. Вчера зашёл в тот магазинчик после работы.
– В какой?.. – рассеянно спросила она, усаживаясь за стол.
– Ну, тот, фермерский. Помнишь, мы там покупали пастилу?
– А, точно. – Руслана, шипя от жара, стянула с тоста кусочек сыра и отправила в рот. – Восторг. Мне всегда казалось, что в этот сыр добавляют вишню. Очень вишнёвый вкус.
Я подвинул ей чай, сам взял свою кружку с кофе.
– Как дела?..
– Да как обычно, – улыбнулась она. – А ты? Так и не спал с вечера?
– Ага. – Я намазал поверх сыра малиновый джем и надкусил. Руслана скривилась:
– Дикие у тебя гастрономические вкусы…
– Ага, – прошамкал я и отхлебнул кофе. – Слушай, Русь… У тебя, случайно, нет никаких старых шмоток? Ну, там, свитера, джинсы…
– Зачем тебе? – насторожилась Руслана.
Вчера Алина была одета безобразно, а Ире точно нет дела до таких вещей. Медсёстры тоже вряд ли позаботятся об Алинином гардеробе…
– У нас скоро благотворительный сбор в институте. Ну, знаешь, старая одежда, пластиковые крышечки, батарейки…
– А-а, – тут же успокоилась Руслана. – Есть, конечно. Целый баул, сейчас вытащу…
Пока она рылась в шкафу, я размышлял, как легко человеку даётся ложь. Впрочем, в данном случае это была необходимость, обусловленная соглашением о неразглашении. До поры до времени проект «А-линия» был строго засекречен.
– На! – Руслана свалила на диван квадратный чехол из-под пледа, набитый тряпками до того, что лопнул шов. – Давай я его в пакет засуну, а то не донесёшь, развалится…
По уму можно было перебрать содержимое и взять только то, что могло пригодиться Алине, но, раз уж соврал, приходилось блюсти легенду. И я, как грузовой верблюд, потащился в институт с раздутым тяжеленным пакетом. Хорошо, что в половине шестого в транспорте народу немного.
– Переезжаешь? – подняла брови Ира, с которой мы столкнулись недалеко от проходной.
Ранний сентябрь баловал погодой, солнце уже встало и вовсю било сквозь зелёные с золотой каёмкой клёны. Ира была в джинсовых шортах до колена и в безразмерной фуфайке поверх футболки; я был прав, она бы точно не стала заморачиваться одеждой для Алины…
– Руслана решила выбросить старую одежду. Я подумал, кое-что может пригодиться «А-линии».
– «А-линии»? Или Алине?
Ира поджала губы, видимо, всё-таки уловив камешек в свой адрес. Но потом всё же кивнула:
– Валяй. Как раз успеешь перебрать твой склад, пока она просыпается…
Через пять минут я уже сидел в пустой холодной раздевалке, воюя с молнией. Когда наконец расстегнул – чехол окончательно лопнул по швам, и всё барахло вывалилось на пол. Какие-то шарфики… Старая белая футболка с облупившейся надписью «Кросс наций»… Капроновые колготки… Самое то для благотворительного базара.
И всё-таки я выудил из груды вещей относительно приличные джинсы (видимо, Русе просто стали малы) и две не слишком изношенные футболки. Вещи слабо пахли стиральным порошком, а ещё отдавали тем приятным, немного пыльным духом, который ткань обретает, когда долго хранится в проложенном лавандой шкафу. Я отыскал ещё хлопковую чёрную майку, а вот носков не нашлось – вернее, нашлось целых три пары, но все они были с одинаковой дырочкой на правой пятке.
О. А это что?.. Откуда-то, может быть, из кармана, со звоном выкатилась тёмная пластмассовая коробка. Я нагнал её в самом углу раздевалки – коробочка-сердечко с нарисованными на крыше нотами. Музыкальная шкатулка… Интересно, ещё работает?
Я подцепил ногтем замок и откинул крышку. Внутри коробки мигнул розовый огонёк, а потом раздалась искусственная, скрипучая мелодия: Бетховен, «К Элизе»1. И откуда у Руси это мещанство?..
Я зачем-то сунул шкатулку в карман, а остатки шмотья запихал обратно в пакет и задвинул под лавку; потом разберусь. Ворох отобранной одежды понёс к Ире. Конечно, тут не хватало кое-каких предметов гардероба, но с меня достаточно, об остальном пусть заботятся сами. Я наставник, не нянька.
– О, вот это отлично, – одобрительно хмыкнула Ирина, разглядывая футболки. – Великовато будет, но вовремя принёс. Сейчас отдам сестре, чтоб переодела… Алина вчера всю кофту заляпала, пока ела.
Я слегка растерялся.
– Кормили во сне, как обычно, – добавила Ира. – Пока опасаюсь кормить, когда она в сознании – не знаю, как отреагирует на датчики…
– А-а.
Датчики проводили мгновенный скрининг – выясняли, как любая еда взаимодействует с перпеном, лечащим веществом, на котором зиждилась ключевая идея проекта. Фармакологи, ответственные за формулу, по десять раз на дню повторяли, что это новый, ещё не изученный препарат, а потому непонятно, как он может отреагировать на те или иные попадающие в организм продукты. Так что меню у Алины пока было не шибко разнообразное, зато проверенное и перепроверенное. Ира, чьей целью была абсолютная адаптация пациентки к обычной жизни, настояла на том, чтобы каждый день вводить в рацион что-то новое, и фармакологи согласились на это только при условии того, что скрининг будет проводится во время любого приёма пищи.
Я представил, как в мою тарелку засовывали бы какие-то детекторы, да ещё и самого бы обвешивали приборами. Мне б тоже не понравилось. Никакого удовольствия от еды.
– Ну… давай, – покосилась на меня Ирина. – Тебе пора.
– Ага.
Она щёлкнула кнопкой, делавшей стену между лабораторией и её кабинетом прозрачной. Я вышел, миновал холл и на несколько секунд задержался перед белой железной дверью. Всё как учили: яркие эмоции нужно оставить за порогом. Психика у Алины сейчас – как скорлупа яйца, полупрозрачная, такая хрупкая, что любое сильное переживание может свести на нет все усилия целой армии, обитавшей в нашем НИИ.
