– Ленка – ведьма! – в ужасе прошептал Лачик.
Ноги мальчика подкосились, и он без сил опустился на ближайший стул. Мысли в его голове бешено завертелись.
И ежу понятно, что этот рисунок был сделан ДО ТОГО, как Семка стал носиться по всему классу как в попу ужаленный. Чтобы так правдоподобно изобразить Семку и целую тучу тараканов вокруг него, даже такой хорошей художнице как Ленка потребовалось бы пол-урока, не меньше. А звонок прозвенел всего через пять минут, как Вера Александровна увела Рыжикова в лазарет. «Значит, – сделал единственный напрашивающийся вывод Лачик. – Разина знает какое-то магическое заклятие, способное насылать на человека иллюзию на основе заранее нарисованной картинки…»
В этот момент дверь в класс неожиданно приоткрылась. Лачик мгновенно скомкал рисунок и спрятал его у себя в кулаке. В дверном проеме появилась голова Аленки Водопьяновой. Мальчик облегченно вздохнул. Меньше всего он сейчас хотел бы увидеть Ленку Разину, вернувшуюся за утерянным вещдоком.
– А это ты, – вытирая пот со лба, сказал Лачик.
– Чего это ты тут делаешь? – подозрительно косясь на Лачика спросила Аленка, заходя в класс.
Она подошла к своей парте и стала что-то искать.
– Ты тут листика, случайно не видел?
– Я? Нет! Ничего такого не видел, – соврал Лачик и быстро вышел из класса.
В коридоре ему еще раз пришлось пережить неприятные секунды: на подоконнике сидела Ленка Разина. На его счастье она
уставилась в свой телефон и на него даже не посмотрела. Лачик, сжимая в кулаке бесценный компромат, бегом промчался мимо нее и лишь на улице перевел дух. Он достал телефон и набрал номер Семки:
– Старик, ты где? Нужно срочно встретиться. Дело на миллион!
– Сам ты старик! – раздался в трубке обиженный голос Семки. – я у нас во дворе, сижу на качелях, в себя прихожу.
– Старик, это в смысле старый друг, объяснил Семка. – У меня старший брат часто так говорит, когда к лучшему другу обращается. Ты сиди и никуда не уходи. «Я сейчас буду», —сказал Лачик и помчался сломя голову во двор, где находился Семка. Примчавшись на место, Лачик сразу увидел друга: тот одиноко раскачивался на качелях возле пустой детской площадки. Лачик подошел и сел на соседние свободные качели.
– Рыжиков, глубоко вздохни, а то сейчас со стула упадешь, – сказал Лачик протягивая Семке найденный листок. – Вот, только что нашел под партой у Разиной…
Семка уставился на рисунок и захлопал глазами.
– Ничего не понимаю…
– А тут и понимать нечего. Ленка – ведьма! Это она на тебя морок с тараканами наслала, чтобы отомстить. Точно тебе говорю!
– Какая же она ведьма! – не согласился Семка. – Ленка –красивая, а все ведьмы – страшные. Ты че, фильмы совсем не смотришь?
– У тебя дремучие представления о ведьмах. Наоборот, первый признак настоящей ведьмы – красота. В Европе в средние века инквизиторы из-за этого всех красивых женщин сожгли. Представляешь, всех до одной! Одни уродины остались, поэтому в Европе рождаемость низкая, потому что на уродинах, сам понимаешь, жениться никто не хочет. Я про это по РЕН-ТВ передачу смотрел.
– Брехня! – зевая, сказал Семка.
– Скажи тогда, как ты объяснишь этот рисунок. Имей в виду, он был сделан еще до твоих глюков. Точно тебе говорю!
Семка Рыжиков снова стал внимательно рассматривать искомканный рисунок. Никаких сомнений быть не могло: его, Семку, кто-то подло заколдовал с помощью этого дьявольского рисунка. Но только это была не Ленка…
– Разина тут ни причем! Это все проделки Водопьяновой, она и есть ведьма! Слухай сюды.
И Семка рассказал другу про черную кошку, которая увязалась за Аленкой, когда он шел за девочками после уроков.
– Чего ж ты, дубина, не проследил до конца, куда они пошли! – возбудился Лачик. – Вот теперь и приходится последствия разгребать.
– Да, дела срочные были… – замял тему Семка. Он совсем не хотел объяснять, что собирался просить прощения у Ленки. – Делать-то что теперь будем? Может, Вере Александровне все рассказать?
– Ты с ума сошел! Кто же тебе поверит теперь. Вера Александровна сразу решит, что ты совсем уже «того», – покрутил пальцем у виска Лачик, – и в больницу отправит, а оттуда тебя прямиком в психушку.
– Что же делать?
– У меня план есть, – возбужденно сказал Лачик. – С Аленкой надо задружить и выведать у нее заклинание морока. Это же золотая жила! Сразу можно идти и любой банк брать.
– Это как же?
– Элементарно, Ватсон. Приходишь в банк и насылаешь на всех, кто в нем находится, морок будто бы кругом крокодилы и тигры-людоеды. Все в панике, конечно, разбегаются, а ты спокойно идешь и забираешь себе всю кассу.
– Клево придумано! Лачик, ты голова! Может, тогда лучше не тигров, а гигантских пауков?
– Не, – отверг предложение Лачик, – пауков я и сам дико боюсь. Если их увижу, вместе со всеми сразу сбегу, а ты один много денег не унесешь…
На этом друзья расстались, договорившись, что обсудят план дальнейших действий в другой раз.
После того, как Семка на глазах у всех в панике бегал по классу, да потом еще и плакал как маленький ребенок, он почувствовал, что авторитет его среди одноклассников катастрофически упал. Медлить с селфи наверху «Нины» дальше было нельзя. Если он совершит этот геройский поступок, то о недавнем Семкином позоре никто и никогда больше не вспомнит.
День, на который было намечено восхождение, сразу не задался. Началось все с того, что Семка проспал. Дворник уже должен был во всю орудовать метлой в кольце ускорителя, когда Семка только проснулся. Но ждать еще целый месяц, пока появится новая возможность проникнуть на запретный объект, – слишком большая роскошь для человека, репутация которого висит на волоске. Поэтому мальчик быстро оделся, сунул в карман куртки складной селфи-монопод и даже не позавтракав помчался к ИЯФу. Дверь в пристройку была не заперта. Это хорошо. Плохо было то, что Семка не знал точно, сколько у него оставалось времени в запасе, чтобы вскарабкаться наверх, сделать селфи, а потом еще и успеть спуститься обратно. Когда дворник заканчивает уборку, он выходит и закрывает за собой дверь на замок. Потом сразу включается компрессор. Если Семка не успеет до этого момента выбраться наружу, то даже страшно представить, что с ним будет…
– Авось пронесет… – вздохнул Семка, включил налобный фонарик и шагнул внутрь.
До чрева башни идти было не больше десяти метров. Семка быстро их миновал и очутился в гигантском вертикальном колодце. Он задрал голову – высоко вверху едва проглядывал кусочек тусклого неба. От сильного наклона головы налобный фонарик слетел на пол. При этом Семка умудрился еще на него и наступить. Раздался хруст пластмассы, и сразу за этим наступила полнейшая темнота.
– Вот же непруха! – расстроился Семка.
Он нащупал железные скобы и стал осторожно подниматься по ним вверх. Вокруг царила могильная тишина, в которой Семка отчетливо слышал свое дыхание. И еще он чувствовал, как бешено колотится сердце у него в груди. Но подавив страх, мальчик все полз и полз вверх по скобам, думая только о том, чтобы его ноги твердо стояли на опорах, а руки в варежках цепко держались за тонкие железные прутья. Когда до конца пути оставалось не больше пяти метров где-то далеко внизу Семка уловил какой-то гул. Он замер и прислушался. Гул нарастал. У Семки перехватило дыхание. «Включили мотор! Сейчас начнется…» – подумал Семка. При мысли, что еще немного и его сдует вниз как пушинку, у него началась легкая паника, и он максимально быстро начал спускаться. О том, что дворник мог уже выйти наружу и запереть за собой дверь, Семка старался даже не думать.
Когда ноги мальчика коснулись пола, от гула мотора дрожали стены. При этом потока воздуха мальчик почти не чувствовал. Видимо, могучему механизму требовалось время, чтобы заработать на полную катушку. К огромной радости Семки, дверь пристройки оказалась не заперта. Он вывалился наружу и жадно стал вдыхать свежий морозный воздух. «Спасен!» – с невероятным облегчением подумал Семка. Тут он заметил, что у входа валяется метла дворника. Это мальчику показалось странным, потому что обычно тот не оставлял без присмотра свой рабочий инструмент. Семка ощутил голод и пошел домой завтракать. Как ни странно, настроение у него поднялось. На ходу он придумывал, как завтра в классе расскажет всем о своем приключении, как он чуть в штаны не наложил, когда почти добрался до верха и услышал звуки компрессора. Почему-то он был уверен, что никто не будет смеяться над его признанием в собственной трусости, а, наоборот, все будут восхищаться его безумной отвагой.
