– Клер Коул.

– Стася Щербакова, – я смущенно пожала ей руку. – Подождите… Я что-то не поняла? Как вы сказали?.. Коул?

– Да. Я Клер Коул, а он, – она показала на мужчину рядом с собой, – Ричард Коул.

Мне в глаза бросилось фото, где эти Коулы обнимали за плечи симпатичного улыбающегося «принца» Коула! Моего «принца»! Все еще не веря себе и им, я вкрадчиво поинтересовалась:

– И вы?..

– И мы родители Джонатана, – как ни в чем не бывало продолжала леди.

«Ничего себе Вселенная, вот это пинок ты мне дала!»

– Шутите? – неуверенно спросила я. То-то мне их лица показались знакомыми. Но как было узнать того, кого мельком пару раз видел на мониторе и увидеть «живых» родителей Джонатана здесь.

– Нет. Не шучу, – заверила Клер.

– И вот это значит… – я обвела руками помещение.

– Дом, где мы живем, – продолжала она.

– И где бывает?..

– Да, Джонатан иногда бывает здесь, когда возвращается в Лондон.

– И я… И вы… И мы… и… – я, похоже, забыла английский, да что говорить и русский тоже.

Они смотрели на меня, как на полоумную, но, кажется, с пониманием. И это радовало.

– Ничего себе, – сказала я по-русски.

А дальше произошло именно то, чего я от себя не ожидала. С визгом и писком я набросилась на них, обнимая и крича:

– Вы мама и папа Джонатана! – это было еще по-русски. Потом я слегка отстранилась и, посмотрев то на одного, то на другого, проговорила на английском, уже более сдержанно:

– Простите, это во мне заговорила моя загадочная русская душа. Очень приятно познакомиться, мистер и миссис Коул.

Они понимающе похлопали меня по спине и сказали, что Рождество наступит только ночью. И чтобы я пока подождала с проявлениями своих чувств. Наверное, они могли выставить меня сразу за дверь, опасаясь моих расспросов и того, что я накинусь с объятиями на всех членов семьи, но не выставили. Мне не хотелось думать о причинах, по которым они оставили меня у себя, поэтому я просто потерялась в пересчете пунктов плана и решила, что стоит вести себя более сдержанно, чтобы не спугнуть Удачу. А ведь теперь я нуждалась в ней еще сильнее.

Новый год всегда приходит в полночь, но ему никто не устраивает сцен…

В. Сумбатов

Справившись со своими чувствами и с тем, что Клер стала немного прохладнее разговаривать, хоть все еще, кажется, и чувствовала вину передо мной, я согласилась подняться наверх и отдохнуть в одной из комнат, как предписал мне врач. Оставив верхнюю одежду в холле, мы стали подниматься на второй этаж. Я украдкой разглядывала фотографии семейства Коул, висящих вдоль всей лестницы. Вот Джонатан – маленький темноволосый мальчуган, играет со своими сестрами в детском городке, одна из них ловит его с горки. Вот он с сестрой – худощавый подросток с пристальным взглядом и нервной улыбкой. И, наконец, тот самый – красавец-актер с шикарными острыми скулами, взглядом усталого странника и кривоватой ухмылкой, сдергивающей трусики с девушек любого возраста.

Я поспешила за Клер, которая не заметила моего отставания и красных щек. Она показала комнату Виктории – старшей дочери, комнату Лиз – средней дочери и комнату Клаудии – младшей дочери, то есть младшего сына Джонатана, которая находилась на третьем этаже. Оказывается, она на самом деле думала, что у нее родится третья дочка, но на свет появился мальчик.

– Очень миленький мальчик, – заметила она, и мои щёки заполыхали сильнее.

«Кто бы сомневался…» – молча съехидничала я.

Она не открыла мне двери в его апартаменты и не предложила войти, просто предупредила:

– Он не любит посторонних на своей территории.

Но мне, на самом деле, доставляло удовольствие только то, что я просто случайным образом попала в эту семью, что могу проникнуться тем, как он жил, кто те люди, которые его все это время окружали, кто его семья. Сейчас мне было достаточно и этого.

Она улыбнулась мне. Я тоже улыбалась, как законченная идиотка, но именно так я себя сейчас и чувствовала. Моя чаша переполнилась счастьем до краев, и я боялась только одного, чтобы все это не выплеснулось наружу и не затопило остальных.

– Ты можешь отдохнуть в соседней комнате. Это гостевая и единственная комната, в которой почти никто никогда не жил, поэтому никто не будет против.

Вновь меня охватила скованность, и странность моего положения уже чуть не заставила сказать, что все нормально, но мне пора возвращаться в гостиницу. Но я проглотила обиду и молча прошла в комнату. Вот такие «милые» бритиши.

– Располагайся, а я должна закончить с ужином, – сказала Клер и, похлопав меня по плечу, скрылась. Мне были слышны только ее шаги, а еще скрип половиц, когда она спускалась по лестнице.

– Зато через стену комната Джонатана… – я показала язык двери и закрыла ее, чтобы в тишине собраться с мыслями и все обдумать.

«Если бы Надюха узнала, где я буду справлять Рождество, она бы не поверила! Она никогда в меня не верит…» – это первое, что пришло мне в голову, поэтому набирать ей я не стала. Стоило совершить более важные звонки, например, в гостиницу, в которой я так и не появилась по работе. В офис, в Москве, где ждали моего отчета. И только после того, как я выслушала монолог Виктории о моей безответственности, я смогла лечь на кровать, расслабиться и осмотреться.

Комната была уютной, даже учитывая то, что в ней никто почти и не жил. Голубые стены, мягкое голубое покрывало на кровати, на окне никаких штор, только занавеска из крупных бусин, которые отражают скудный лондонский свет и бросают блики на стены. У окна пристроился старый деревянный стол и простой складной стул, почти, как у меня дома. Где тоже иногда пахнет ванилью и корицей.

Но главное за стеной – комната Джонатана, и я могу помечтать том, как там интересно. О том, могла бы я злоупотребить гостеприимством и пробраться в нее или представлять, как там все устроено.

«Нет, скорее всего, нет, – сказала я себе, – не смогла бы, потому что совесть иногда еще подавала признаки жизни».

И именно она заставила меня достать из своей большой сумки две матрешки, которые отлично подходили для Рождественского подарка новым знакомым, пусть и банально, но зато символично. А менеджеры отелей обойдутся и без них, пусть сами отправляются в Россию, морозить носы. Хватит им водки, каждому по подарочному набору. Я бы тоже от нее сейчас не отказалась, потому что в голове шумело, а бедро немного ныло, и все же хотелось кружиться и пританцовывать от радости. Я вскочила с кровати, закружилась, и снова упав на покрывало, поделилась пережитым с матрешками:

– Нет, я точно сумасшедшая! Но самая счастливая сумасшедшая в мире!

Подняв глаза к потолку, стала заинтересованно рассматривать трещинки. Мне казалось, что они похожи на линии на ладонях, линии судьбы, которые могут вывести тебя туда, куда ты сам не ожидаешь. Потянувшись, я еще раз улыбнулась и даже не заметила, как глаза закрылись, и я провалилась в сон. Мне снился он. Самый красивый и самый желанный мужчина на свете.

Все происходило, как наяву. Голубой плед и его убаюкивающие руки, ласковые слова, он гладил меня по волосам и шептал что-то очень нежное в затылок, а, когда я решила развернуться к нему лицом и посмотреть в глаза, картинка застыла, я оказалась сторонним наблюдателем, а рядом со мной появилась Надюха. С усмешкой она смотрела то на меня, то на «моего принца».

– И ты веришь во все это? – вдруг спросила она. – Очнись, он никогда не будет с тобой. Это сказка. Понимаешь СКАЗКА. Для таких как ты не бывает сказок со счастливым концом!

Я разозлилась и кинула в нее матрешкой, попав точно в лоб. Пусть знает, как прерывать мою идиллию. Матрешка отлетела, и все ее содержимое разлетелось по комнате. Дымка сна тут же рассеялась, и я села на кровати.

«Вот зараза. Такой сон мне испортила! Сказка. Да, что она знает о сказках».

Осмотревшись, я заметила, что действительно, была накрыта пледом. Часы на стене показывали восемнадцать тридцать, полчаса беспокойного сна, а казалось, что вечность. Сладко потянувшись, вспомнила, что в Москве сейчас только половина третьего, и никакого праздника, а у меня намечается крутая вечеринка, которую я ни за что не пропущу. Стоило срочно привести себя в порядок и быть готовой к встрече Рождества, чего бы оно мне ни готовило.