– М-м-м… Дай-ка подумать. Пожалуй, да. Делала.
– И что же?
– Плохо делала вид, будто ей нравится вино.
Лида засмеялась. Затем кивнула и сказала:
– Я боялась, мне придётся пить эту жижу весь вечер.
– Доставай анисовую. Она остыла.
Лида встала из-за стола. Забрала бокалы, вылила вино в раковину и тут же их ополоснула. Затем тщательно вытерла. Убрала на полку. Я улыбнулся, пока Лида не видела.
Это было так привычно, но именно сейчас её маниакальная тяга к чистоте казалась мне особенно милой. Каждое движение Лиды, каждый её полувзгляд – всё было таким родным. Вот она открывает холодильник и чуть наклоняет голову, рассматривая продукты на полках. Задумавшись, теребит пальцами мочку уха. Прикасается к новым серёжкам.
– Ты не взял сыр?
– То, что лежало в магазине, – это не сыр, а просто засохшее молоко.
– Жаль… Ну ладно.
Вытащив прозрачную бутылку, Лида захлопнула холодильник. Затем разлила водку по рюмкам.
– Мне чуть-чуть, – сказал я.
– С чего это вдруг?
– Ты знаешь.
Лида усмехнулась. Налила до края.
– Не переживай, кот. Я тебя проконтролирую.
– Ты очень рискуешь.
– Просто пей, не торопясь. У нас вся ночь впереди.
– Отоспалась за день?
– Да… – жена смутилась. – Извини. Я просто что-то выключилась. Сама не поняла, как это произошло. Если хочешь, мы можем завтра встать пораньше…
– Лида.
– Да?
– Всё хорошо.
Лида улыбнулась. Кивнула.
– Спасибо, – сказала она и пододвинула мне рюмку. – Держи.
– За наши двенадцать лет.
– С годовщиной, кот.
Стекло звякнуло в тишине. Анисовая отдавала на пряностями, и спирт почти не чувствовался. Стало теплее.
– Знаешь, о чём подумал?
– О чём?
– Твоя ворожба похожа на алкоголь. Такое же ощущение. Словно что-то горячее течёт внутри – сверху вниз.
Лида посмотрела на меня, прищурившись. Затем спросила:
– Расскажешь, как ты это сделал?
– Что именно?
– Ты знаешь. Сегодня, когда я увидела её в шкатулке, ты очистил меня от страха. Как у тебя получилось?
– Не знаю. А у тебя как получается?
– Не сравнивай, – покачала головой Лида. – Я занимаюсь этим почти двадцать лет. Мой мир всегда был полон волшебства – вспомни, что я говорила днём. А ты… Ты всегда был скептиком. Всегда сомневался. И даже увидев силу, не верил. Но всё-таки у тебя получилось. Чисто, уверенно – будто ты лечишь не меньше моего.
От слов Лиды мне стало неловко. Словно мой поступок обесценил все таланты жены. Решив немного разрядить обстановку, я опустил взгляд, провел пальцем по пустой рюмке, а затем сказал:
– Ладно… Видимо пришло, время. Никогда тебе об этом не говорил, но семьдесят лет назад… Мой дед на фронте. Он попал в плен. Немцы ставили над ним эксперименты. Кололи всякими препаратами. А потом он сбежал. За ним гнались по пятам. С собаками. На мотоциклах. Но он бежал быстрее. Добрался до Полесья, и спрятался там у лесной ведьмы. Зажил с ней. Завёл детей. В общем, я – потомственный колдун, Лид. У меня дар.
Я посмотрел на жену максимально серьезно. Ждал, что она улыбнется – чуть снисходительно, отведя взгляд в сторону и вниз – как она обычно улыбалась, когда я нёс милую чепуху, чтобы развеселить её. Но в этот раз жена пропустила мимо ушей мою выдуманную историю. Налив анисовую по рюмкам, Лида вновь затеребила пальцами серёжку.
– Я много о нём думала.
– О моем деде? – искренне удивился я.
Лида поморщилась. Отмахнулась.
– О даре.
– Фух… А я уж было…
– Помолчи, кот, – сказала жена чуть раздраженно.
Она отпила немного, буквально глоток, а затем посмотрела куда-то в сторону.
– В тот год, когда ушла Алиса… Через пару недель после похорон разум начал потихоньку возвращаться, и я впервые спросила у себя: почему ты вообще стал чувствовать этот запах? Ведь такого никогда не было раньше, правильно?
– До знакомства с тобой ни разу.
– Вот именно, – кивнула Лида. – Одно дело – увидеть знамения, вещие сны, звуки или видения прошлого. Совсем другое – ощутить её присутствие. Для такого нужно иметь много сил. И мне кажется, что часть ты перенял у меня. Точнее я сама отдала, пока жила рядом. Неосознанно.
– Это хорошо или плохо?
– Зависит от того, готов ли ты принять.
– У меня есть выбор?
Лида промолчала. Она снова отпила из рюмки, а затем пристально на меня посмотрела.
– Когда я буду умирать…
– Лида.
– Не перебивай. Дослушай.
– Хорошо, – я опустил глаза.
– Когда я буду умирать, мне будет больно. Ты даже не представляешь насколько. Помнишь, я рассказывала, как умирала бабушка? Родители разбирали крышу. Ни врачи, ни церковники не могли помочь. Чтобы облегчить боль, бабушка спускалась в погреб – раздевалась догола, прижималась к холодной земле, скулила в темноте. Со мной будет так же.
– Лида…
– Когда придёт время, я попрошу у тебя об одном. Обычно к этому готовятся заранее, но я не успела. Не думала, что это произойдёт так скоро. Послушай, кот. Мне будет некому отдать силу, кроме тебя. Забери её.
– Не говори ерунды. Мы ещё поборемся. Ты не умрёшь.
Жена усмехнулась и покачала головой.
– Опять ты о своём. Не хочу спорить. Просто пообещай мне.
– Лида…
– Пообещай, – надавила жена.
Я не хотел с ней ссориться. Только не в этот вечер.
– Хорошо. Если у нас не получится, я сделаю всё, о чём ты попросишь.
– Отлично. Ты дал слово. Помни об этом.
Молча выпив, я посмотрел на тарелку с мясом. Аппетит пропал.
– Что делал сегодня, пока я спала? – спросила Лида.
– Гулял. Бродил по лесу. Искал кролика.
– И ходил к соседям?
– Ты про Колебина? Да, ходил. Кстати, днём это был не он. Колебин умер.
– Знаю.
Я удивленно вскинул брови. Посмотрел на жену, чувствуя, как в груди расползается липкое подозрение.
– Откуда? – спросил, хотя уже заранее знал ответ.
– Птицы рассказали.
– Лид…
Жена вздохнула. Посмотрела на меня устало.
– Просто скажи, – попросил я.
– Тебе это так важно?
– Важно.
– Ну хорошо. Да, мы говорили с Максимом. Пока ты гулял. Он сказал, что ты выяснял про соседа.
Маятник в груди рухнул вниз. «Почему? Почему сейчас? – забегали тревожные мысли. – Она хотела услышать его перед смертью? Хотела обсудить вещи, о которых мне знать не стоит? Чёрт, – одернул я себя. – Успокойся! Что ты несёшь, идиот?»
Но в висках уже шумел пульс, и руки стали липкими от беспокойства.
– О чём ещё болтали?
– Андрей. Давай не будем. Не сейчас.
Я постарался успокоить дыхание. Опустил взгляд, вновь уставившись в тарелку с недоеденным филе. Лида поступила так же. Ковыряя вилкой мясо, жена спокойно сказала:
– Тем более, ты и сам звонил Вике.
Струна маятника натянулась, зазвенела в груди.
– Как ты узнала?
– Никак, – сказала Лида, не поднимая глаз. – Угадала, получается.
Я мысленно покрыл себя матом. Следователь, твою мать.
– Ладно, – произнесла жена, отодвигая тарелку. – Пойдём покурим.
Она встала из-за стола, подошла к вешалке и взяла пальто. Посуду убирать не стала. Стало ясно, что настроение у Лиды рухнуло. Пусть она и не показывала виду, но грязные тарелки, оставленные вопреки привычке, значили лишь одно – жене стало резко плевать на весь романтичный настрой.
– Прости, – сказал я, когда мы вышли на террасу и закурили. – Просто хотел знать.
– Давай забудем, хорошо? – сказала Лида. – Только не сегодня.
Она выдохнула дым в тёмную вечернюю сырость. Запрокинула голову назад, прикрыла глаза и набрала полную грудь воздуха.
– Здесь так свежо. Рекой пахнет.
Я машинально оглянулся и посмотрел в окна, в которых отражались наши с женой силуэты.
– Не смотри туда, – сказала Лида и ладонью повернула мою голову обратно. – Лучше послушай, как шумит ветер… Берёзы шепчут. Кошки не спят. Сегодня ночью будет гроза.
– Гроза в конце сентября? В Сибири?