Дверь, ведущая из сеней в дом, болталась на одной петле. Тканевая обивка была изрезана, словно ее полосовали ножом. Я потянул дверь и отступил чуть в сторону. Петля мерзко скрипнула. В доме было темно. Я постоял на пороге с минуту, прежде чем глаза привыкли к полумраку, и лишь после этого шагнул в комнату.
Дом встретил запахом сырой земли – настолько знакомым, что в первое мгновение почудилось, будто я перенесся назад во времени. Раньше мы с Максом часто ходили к Колебину в гости, и этот запах всегда бил в нос с порога. Липкий, тяжелый, горький – он полз из углов и сочился из-под половиц. Им пропитались стены, и от его невидимого присутствия дом казался живым, молчаливым, дышащим.
«Пахнет свежераскопанной ямой, – подумал я. – С другой стороны, чем ещё должно пахнуть в доме старого археолога?»
В комнате всё было, как прежде. И одновременно всё не так. Я помнил эту белую печь в дальнем углу и обеденный стол со скамейкой. Помнил кровать на пружинах, над которой раньше висел ковёр. Пыльный сундук у стены, словно принесенный из русских сказок. Разноцветные лоскутные половики, деревянную бочку с водой, желтые шторы на окнах… Раньше всё это было живое, тёплое, а теперь поросло грязью. Покрылось осыпавшейся со стен известкой. Под потолком висела паутина – пыльными клочьями. Половицы проломлены, будто по ним скакали черти. Повсюду мусор.
«Умер дом. Давно умер… И почему ж ты его бросил, Валера?»
Я остановился перед кроватью. Посмотрел на стену. Там, где раньше висел ковёр, теперь желтела потрескавшаяся штукатурка. А на ней черные, словно сажей нарисованные, закорючки. Один и тот же узор: длинная палочка и от неё ещё три коротких в разные стороны. Будто следы птичьих лапок. Коготками вниз. Словно стая измазавшихся в золе воробьев пробежала по стене – от потолка и до пола.
«Дети что ли нацарапали?» – подумал я. Затем поднял голову и увидел, что такими же знаками изрисован весь потолок. Вряд ли бы дети до него дотянулись. Последний знак, самый крупный, был нарисован рядом с углублением дровницы, сложенной полукругом в боковой стенке печки.
Чем дольше я смотрел на закорючки, тем сильнее росло желание вернуться на улицу… Уйти подальше от этого дома. Тяжелый запах земли висел в воздухе. Будто я стоял посреди свежевырытой могилы. «А может, этот запах из тех же знамений, о которых говорила Лида?»
Подумав о жене, я подошёл к окну, раздвинул жёлтые шторы и взглянул на наш дом. Первый этаж не было видно из-за забора, зато окно мансарды просматривалось идеально. Я вдруг понял, что стою сейчас ровно на том самом месте, которое рассматривал пару часов назад из окна спальни. Мне вспомнилось, как в тот момент я испытал чувство, будто за мной наблюдают. Стоило об этом подумать, как спину обожгло чужим взглядом.
Обернулся. На мгновение показалось, будто по стене промелькнула тень.
«Мерещится… – успокоил я себя мысленно. – Просто мерещится».
Сжав и разжав кулаки, я понял, что не чувствую в руках силы. Пыльный, опустелый дом будто высасывал жизненные соки – капля за каплей.
«К чёрту» – решил я и двинулся обратно в сени.
И в этот момент позади зашуршало… Захрипело.
– Кто здесь?! – крикнул я, развернувшись.
Под самым потолком на печи кто-то скрёбся. Доски скрипели, будто на них ворочался человек. Задрав голову, я посмотрел на лежанку. Гора гнилых тряпок вдруг зашевелилась, ожила…
«Спокойно, Андрей… Спокойно».
Сердце в груди пропустило удар, когда существо на лежанке вновь захрипело. Я отшагнул назад. И наконец увидел того, кто издавал этот звук.
– Чтоб ты провалился, – облегчённо выдохнул я, заметив, что у самой стены среди тряпок сидит чёрный кот.
Это был Ирис. Старый облезлый зверь, который жил у Колебина уже лет десять, не меньше. Любимец старика. Желтые кошачьи глаза внимательно следили за мной с печи, шерсть стояла дыбом, уши были прижаты.
Заметив, что я на него смотрю, Ирис оскалил зубы. Снова захрипел.
– Ты чего, усатый? – спросил я и шагнул к коту.
Тот угрожающе выгнул спину. Издал странный звук – похожий на храп загнанной лошади. Никогда раньше не слышал, чтобы коты так рычали. Словно умирающий человек, которому пробили трахею.
– Иди-ка сюда… – я осторожно протянул руку, но кот отшатнулся, спрыгнул с лежанки и чёрной стрелой скользнул в сени.
«Странно… Почему такой зашуганный?»
Я помнил, что раньше Ирис никогда не боялся людей. Мы с Максом часто его подкармливали, когда приезжали в Рощу. По утрам кот приходил к нам на террасу и молча садился у окна в ожидании угощений. Делал он это с таким видом, будто ему ничего от нас не надо, но мы знали: если кота не покормить, он может просидеть так полдня. Еду, которую ему выносили, Ирис всегда сначала обнюхивал, словно проверял, не отравлена ли она, затем оглядывался по сторонам. И лишь после этого начинал есть. Неторопливо и важно. Даже чуть-чуть брезгливо.
Макс всегда говорил, что Ирис не похож на обычного кота.
«Нет, ты глянь на эти глазищи. Человечьи!»
«Ага, умные. Как будто всё понимает… Слушай, Макс. Может, он заколдованный? Принц какой-нибудь?»
«Скорее Колебин».
«В смысле? Оборотень?»
«Типа того, ага. Ты хоть раз их видел вместе?»
«Кого?»
«Колебина и кота. Чтобы они рядом перед тобой были? Я вот не помню. Сколько раз не заходил – либо старик, либо кот».
«Я своего шефа вместе с Лидой никогда не видел. Получается, когда я домой прихожу, у меня шеф в жену превращается? Или наоборот?»
«Ой, пошёл на хер. Скептик ты, Андрюха. Скучный человек».
«А ты – ребёнок».
«Лучше уж ребёнок… Дети верят в чудо. В сказку верят. А такие, как ты, умирают в сером мире».
«Мир один для всех, Макс».
«Ну да, ну да. Расскажи об этом своей жене. Или вон, тому же коту. Черт! Ты посмотри на его глаза! Скажи честно, хоть раз такого встречал?»
«Если честно, нет».
«Вот и я не встречал. Отвечаю, это колдунский кот».
«Какой-какой?»
«Ну, волшебный в смысле… Затрахал, не цепляйся к словам».
«Как думаешь, почему его Ирисом зовут?»
«Не знаю, не знаю… Слушай… А у тебя же Лида того…»
«Что того?»
«Ну… ведьма».
«И?»
«Она видела этого кота? Ничего не говорила?»
«Блядь, Макс… Ты серьёзно?»
«Да ты взгляни на него! Не бывает у котов таких глаз!»
…Провалившись в воспоминания, я не сразу заметил, что за мной наблюдают.
Желтоглазый кот прятался в сенях. Выглядывал из-за дверного косяка украдкой – точь в точь, как старик Колебин пару часов назад следил за мной на улице, спрятавшись за стволом берёзы. По телу вновь прокатилось липкое чувство, будто меня окунули в грязь.
– Ну и где хозяин? – спросил я у кота, чтобы разогнать давящую тишину.
Ирис не ответил. Только переступил с лапы на лапу и чуть повернул голову. Он разглядывал меня так, словно впервые видел человека.
– Чем ты тут питаешься, усатый? Мышей ловишь?
Мне померещилось, будто кот едва заметно кивнул. По спине пробежали мурашки. «Может, и вправду заколдованный?» – пронеслась мысль.
– Слушай, Ирис… Давай ты не будешь на меня так смотреть. Мне от твоего взгляда не по себе.
Кот раскрыл пасть и попытался мяукнуть. Но вместо этого лишь выдавил свистящий, булькающий хрип.
– Да что с тобой такое?
Я шагнул к Ирису, но он тут же развернулся и сбежал на улицу. Я успел заметить плешивое пятно на его загривке – будто оттуда выдрали кусок шерсти вместе с мясом.
Зазвонил телефон. От заигравшей в тишине мелодии сердце чуть не выскочило из груди.
– Твою мать… – выругался я, доставая мобильник из кармана джинсов.
Звонил Макс.
– Алло.
В трубке раздался шум. Будто там, на другом конце, в микрофон задувал ветер. Или кто-то громко дышал. Сквозь хрипы я наконец различил голос друга:
– …пропущенный от тебя. Ты что-то…
Динамик вновь затрещал.
– Алло?! – повторил я. – Не слышу ни хера. Ты едешь что ли?
Макс что-то сказал, но я не разобрал ни слова. Его речь была далекой, прерывистой. Словно голос записали на размагниченную аудиокассету. Затем шум вдруг исчез.