Более того, некоторые ученые утверждали, что сжигание громадных количеств зараженной бактериями гнилушки сои как раз и привело к быстрому распространению болезни, потому что бактерии оказались сверхустойчивы не только к пестицидам и антибиотикам, но и к высоким температурам. Они просто разлетались вместе с дымом по белу свету.

Я смотрела на то, что осталось от маминого тела. Сейчас оно представляло собой какую-то творожистую массу, как бы политую мутно-зеленым киселем. Из этого месива тут и там торчали обломки костей.

Сначала я хотела аккуратно прикрыть ее новым покрывалом, но потом подумала, что если придут другие мародеры, они догадаются, что здесь кто-то есть, раз разложившийся труп не валяется как попало. И меня ждет снова веселая ночка…

Глядя на то, что осталось от матери, меня буквально душили слезы, все тело сотрясала дрожь. Ради Киры я пыталась еще хоть как-то держаться, но после такого зверского изнасилования подонками, меня просто разрывало на части.

– Боже! За что? Я не хочу с этим жить! – прошептала я, лежащей на кровати и уже не способной меня защитить, матери.

Почему-то мне казалось, что она все равно где-то рядом и может меня услышать. Сможет дать какой-то знак, что мы с сестрой не одиноки в этом мире.

– Это я во всем виновата! Зачем я вылезла? Знала ведь, что нужно было еще подождать, почему я не послушалась внутреннего голоса?

Боль от разрывов в промежности и заднем проходе заставляла меня возвращаться снова и снова в тот момент, когда меня насиловали.

Бросив взгляд на зеркало, я ужаснулась: вот это чучело! Все лицо зареванное, а на теле местами видны синяки от побоев. Голову эти козлы мне, кажется, разбили, видна засохшая кровь.

Они сказали, что придут еще. Это я точно запомнила. Значит, оставаться здесь надолго опасно. Но что же нам делать? Нам просто некуда идти!

Один из них предлагал взять меня с собой, но Колян возразил и сказал, что они “на службе”. Это меня и спасло. А может и нет. Если бы они меня убили, то мне не пришлось бы сейчас мучиться и решать вопросы, которые обычно решают взрослые люди.

– Нет, я не сдамся! Я плохая сестра, раз допустила подобное, не позаботилась о Кире и ее безопасности! Больше такого не повториться! Мамочка, я обещаю тебе, мы выживем! Я найду для Киры достойное место, где ей не будут угрожать подобные ублюдки!

От этих слов стало намного легче, но передо мной теперь стоит задача: выжить любой ценой.

А теперь, пришло время прощаться с матерью. Оглядев комнату, я тут же смекнула, как можно спрятать тело. Я подошла и с силой дернула за тяжелую портьеру, сорвала ее вместе с карнизом и бросила на кровать.

Так будет выглядеть максимально естественно, что кто-то из мародеров сделал это.

Когда тяжелая золотая парча накрыла тело, раздался тошнотворный хруст разъеденных гнилушей костей. Теперь комната выглядела как обычное место, где похозяйничали вандалы, но мамин труп был скрыт от глаз.

На кухне было еще более ужасное зрелище. От папиного тела осталось только туловище. Хуже всего было то, что подонки сорвали с него всю одежду, когда отрубали части. Я стояла, тупо уставившись на раздутые гениталии трупа. Почерневший пенис стоял торчком, с него свисали лохмотья лопнувшей кожи.

«Если я прикрою и папино тело, – подумала я, – то новые мародеры точно догадаются, что в доме есть кто-то живой». Нет, делать этого нельзя. Остается только одно – больше не заходить на кухню. Да и что там делать? Воды нет, газа нет, электричества нет, холодильник давно пустой стоит.

Затем я подошла к ящику в коридоре, где был наш запас Вискаса. Оказалось, что бандитов он не заинтересовал, и все пакетики были на месте.

– Никогда больше не заходи на кухню, поняла? – сказала я Кире.

Она кивнула.

– Зачем бандиты утащили телевизор и ноутбук? – спросила Кира. – Ведь больше нет ни электричества, ни Интернета.

– Не знаю. Может, у них где-то есть, – ответила я. – Смотри, они и диски с фильмами тоже забрали. Значит, у них где-то есть электричество.

Но Кира больше не отвечала. Она опять забилась в угол и закрыла глаза. Я понимала, что она все слышала, но мне нечего ей было сказать. Да и какой смысл обсуждать это?

Через несколько дней к нам вломилась другая группа мародеров. Эти ушли быстро. Взять у нас было больше нечего. Они, мерзко сквернословя, зачем-то долго пинали остатки трупа папы, нагадили на стол, и ушли, забрав весь наш запас Вискаса.

Пока я раздумывала, что нам теперь делать, Кира по своему обыкновению сидела, забившись в угол. Вдруг она сказала:

– Когда я умру, я хочу, чтобы ты съела мое мясо.

– Не говори глупости! – закричала я.

– Это не глупости, – спокойно ответила Кира. – Сейчас все так делают. Сейчас так принято.

– Не буду я тебя есть! – ответила я, почувствовав приступ тошноты. Подумать только, до чего же мы все-таки дошли! Моя маленькая сестренка говорит мне такие вещи вот так, спокойно, как ни в чем не бывало.

Я с опаской посмотрела на нее, видимо все происходящее здорово повредило ей детскую не сформировавшуюся психику.

– Ну и зря. Не ты, так другие съедят, – равнодушно ответила Кира и замолчала, уставившись перед собой пустыми глазами. Через некоторое время она посмотрела на меня и сказала:

– И я тебя есть не буду.

– Это почему же? – ехидно спросила я. – Ты же говоришь, что теперь так принято. Значит, можно есть.

– Можно. Но я без тебя жить не хочу. Да и не получится у меня. Ты сильная, а я нет, – и опять замолчала, уткнувшись подбородком в подтянутые к груди колени.

В этот момент я поняла, что все случившееся со мной, можно пережить, а вот потерю сестры – нет. Она единственное близкое мне существо, и ради нее я должна жить. Мне нельзя зацикливаться на себе, жалеть себя. Нужно спасать и оберегать ее.

Мое тело постепенно заживало, я уже не чувствовала сильной боли, хотя в моей душе до сих пор оставалась сильная боль, и она никак не желала проходить.

Все так внезапно свалилось на нас… И я каждый день ждала, когда эта чертова бригада насильников вернется за мной. На этот раз они точно заберут меня к себе. А там просто затрахают до смерти. Это определенно. А потом еще и съедят. Надеюсь, не заживо.

Да, перспектива не привлекательная. Но что же делать? Куда идти? Сейчас на улице гораздо опаснее. Остается надеяться, что нам удастся спрятаться, либо этих уродов перебьют где-нибудь, пока они будут грабить квартиры.

А на следующий день пришли солдаты. В защитных костюмах они были похожи на каких-то космических пришельцев. Нас быстро обнаружили, вытащили из-под кровати, осмотрели, заставили дышать в какие-то трубки с мигающими лампочками. Меня сразу признали «годной», а насчет Киры некоторое время посовещались и решили, что она тоже «сойдет». После этого нас повезли на базу.

Когда мы проезжали мимо палисадника перед нашим домом, я увидела наш разбитый телевизор. Он валялся на тротуаре, а рядом с ним лежал труп светловолосого мужчины с простреленной головой.

У меня внутри все возликовало. Так этому ублюдку и надо! На миг во мне снова проснулось давно забытое чувство, что мир справедлив, и что так сверху, кто-то наблюдает за нами и обязательно возраст всем негодяям по заслугам!

Но эта мысль сразу же угасла. Нет справедливости в нашем новом мире. Как нет и надежды. Я усмехнулась, для этого козла уж точно нет теперь никакой надежды.

Пуля почти полностью снесла мертвецу верхнюю часть черепа, и мозги выплеснулись на тротуар. Сейчас вокруг дыры, зияющей в голове, собралась стайка галок. Они деловито перекликались друг с другом, лениво поклевывая мозг.

Вообще за время эпидемии, из-за обилия мясной пищи, все городские птицы ужасно разжирели и обзавелись роскошными перьями. Эти галки тоже переливались в лучах солнца радужным блеском, подобно нефтяным пятнам на асфальте.

Гнилушка совершенно не действовала ни на птиц, ни на кошек, ни на собак. А вот мышей и крыс она убивала миллионами, как и людей. Еще когда действовал Интернет, мне попадались статьи, в которых говорилось, что это все из-за сходства нашего генетического кода.