– Занимательный рассказ, – призналась Витория, заранее приготовившись к длительному вступлению и размышлениям о вечном. Для удобства она даже закинула ногу на ногу.
– Разумеется, но Вы, очевидно, пришли сюда не ради скучных бредней немощного старика. Какова же цель Вашего прихода? Вы побеспокоили по меньшей мере шестерых человек, чтобы добраться до меня. Причина должна быть очень веская.
– Не сомневайтесь, – проигнорировав скрытую полушутливую угрозу, Перри выпрямилась. Ее кожа, немного смуглая от природы, нынче представляла собой бледное полотно. – Вы осведомлены о чреде печальных событий, постигших меня за последние пару недель. Гибель дяди…
– Достойный был человек, – перебил Маунтан, желая высказать лживое сочувствие. Или искреннее – тяжело было выявить эмоции в чертах совершенно непроницаемой маски. Сцепив руки, он просто сидел и выжидающе смотрел на просительницу, словно каменное изваяние божества. Внемлющий мольбам и просьбам.
– Несомненно. Его убили без какого-либо мотива, а мы до сих пор не можем выйти на след убийцы.
– И я должен помочь Вам с этим?
– С этим – вряд ли. Но с другим – да. Я хотела бы попросить Вас о перемирии. Попросить Вас дать нам немного времени для восстановления, – Кассиус заинтересованно наклонил голову, призывая продолжить. – Я не ищу в Вашем лице врага. Надеюсь, за долгие годы сотрудничества Вы это поняли и приняли к сведению. И я не вижу смысла…
– Мне всегда было интересно, почему ты так отчаянно цепляешься за свою организацию. Ведь это не потенциально новая идеология, идущая вразрез с моими интересами. Не навязчивая идея, кои я откровенно презираю из-за их нестабильности и непродуманности. У всех пресловутых бунтарей и повстанцев на уме лишь размытая революция непонятно чего – масс, устоявшегося порядка или государственной системы. Все хотят перемен, но само это понятие остается за гранью их понимания. А у тебя это выражается в банальном желании выжить, остаться у руля собственной судьбы. И я это уважаю. Но эта эфемерная преданность людям, искаженный патернализм и неуместный альтруизм вводят в заблуждение. Твои мотивы остаются для меня неясными.
– Я не совсем понимаю, какое отношение это имеет к моей просьбе, – смутившись из-за внезапного перехода на ты и резкой смены темы, Виктория прокашлялась. Она не чувствовала страха или волнения – лишь нарастающее напряжение, кравшее воздух из помещения. – Мы с Вами говорили о другом…
– Я восхищаюсь тобой. Нет, правда. Немногим удавалось поразить меня до такой степени, что иной раз я не спал ночами, подолгу анализируя твои действия в попытке предсказать развитие событий. И в большинстве случаев они оказывались совершенно непредсказуемыми. Скажем, пятьдесят на пятьдесят. Я понимаю, почему Мануэль так одержим…
– Вы прекратите уничтожать моих подчиненных? – таким деликатным образом Перри напомнила о первоначальной цели своего визита. На какую-то долю секунды ей показалось, что лицо Президента исказилось от непонимания, однако то было мимолетным заблуждением. – Я прошу Вас.
– Королева Сердец, не так ли? Я понимаю. Благородство, самопожертвование, непорочность… все это кажется мне таким знакомым. Ты очень похожа на мою дочь. Если бы она была жива, то вы бы были одного возраста. Конечно, в этом дурном мире, в котором тесно переплетены все пороки, она бы не смогла оставаться такой же чистой и невинной, какой я запомнил ее. Бездонные голубые глаза, задорная походка вприпрыжку и умилительные разноцветные платьица на маленьком тельце. Ей нравилось красиво выглядеть. Будучи совсем малышкой, она любила придвигать к нашему зеркалу стульчик и любоваться собой, при этом глядя на маму. Ей все это доставляло неимоверную радость. Однажды, вернувшись с очередных учений на дальнем зарубежье, я привез ей мини-зеркальце в оправе ручной работы. Она никогда не выглядела такой счастливой, как в тот день. *
– Что с ней случилось? – не стоило недооценивать сидящего напротив человека. Он мог спокойно рассуждать о трагичных моментах собственной жизни, при этом держа руку на красной кнопке. Его не остановят сентиментальные порывы или проявления бесполезного, невыгодного милосердия. – Я не слышала этой истории.
– Тебе повезло не застать самый темный период этой страны. Кризис, сопровождаемый массовыми истреблениями граждан. В особенности – аристократов. Многие ошибочно полагают, что именно я проводил так называемую политику классовой сегрегации, – вертя бокал в руке, Кассиус замолчал на долю секунды. Сторонники высокого модернизма заклеймили нынешнего лидера пережитком прошлого, не более. Ошибочное мнение. – А они еще называли меня марксистом. Абсурдная чушь. Я издавна был против устранения определенных слоев общества. Все эти слоганы придумали уже после Революции или во время нее, когда требовалось оправдание для грабежа и разбойничества. Я не останавливал низкие порывы своих соратников. Церберов следует иногда выпускать из клетки, давать им свободу. В противном случае они нападут на хозяина. – проведя пальцами по остаткам волос на затылке, Маунтан облокотился на спинку кресла и прищурился. – Я не хотел лишиться всех преданных соотечественников, не хотел стать причиной их гибели. Наоборот, я возродил почти всю интеллигенцию, от которой систематически избавлялся мой предшественник. Хотя во власть пустил чересчур много масс. Виной тому пройденные войны – они стирают все снобистские предрассудки.
– Я читала несколько разоблачительных статей по Вашей биографии. Весьма занимательно.
– Статьи из газеты “Республиканская Правда”? Местный редактор, Джонни, был профессионалом в своем деле. С ним всегда интересно работать. Но половина из написанного разоблачения, так или иначе, спроектирована мной. Ложный след, – вздохнув, Магистр поставил пустой бокал на стол и наклонил голову вправо – излюбленный жест благожелательности. – Я прошел спецподготовку в элитных войсках Соединенных Штатов, был завербованным солдатом и исполнял грязную работу за других. Среднестатистический идеалист с высокими моральными устоями, отосланный в самое пекло мира. Вьетнам. Это стало поворотной точкой, концом истории и частички человечности. Там не светило солнце, не шумел океан и не раздавался смех. Единственное, что поддерживало меня, как и тысячи других наивных мальчишек, это воспоминания о молодой жене. Когда я покидал дом, она поцеловала меня в щеку на закате дня. Я почти умер, осознавая произошедшее. Действительно ли я заслужил этого? Правда ли все это? И в данный момент я чувствую тоже самое. – улыбнувшись краешком губ, Отец нации тут же помрачнел. – Я знал, что не умру в той бойне. Это было бы скучно, а я всегда хотел необычной смерти, поэтому и пошел в армию. Подарил стране бессмертного солдата, выжившего, избранного. Но мне этого было мало.
Афганистан стал второй попыткой почувствовать себя живым.
– И помогло? – вдова словила себя на мысли о том, что хочет понять старика. Он держал в страхе весь мир, люто ненавидевший пожилого диктатора, но не рискующего вступить с ним в открытое противостояние. По непонятным причинам, ведь Республика не обладала ни серьезной армией, ни передовыми военными технологиями, ни обильным количеством ресурсов.
– Я познакомился с уймой интересных людей, большую часть из которых похоронил лично. Одного я закопал под карликовыми пальмами, а второй умер у меня на руках, на фоне пыльного смерча в районе Кандагара. Прекрасное зрелище, – сцепив руки, Маунтан ушел в себя. Эти видения чересчур хаотичны. – Глупы те люди, которые ищут в войне смысл жизни. Глупы те, кто оправдывают все ее жестокости и зверства. Но самым абсурдным для меня всегда было празднование победы в любой войне. Устраивать парады, демонстрировать псевдо-военный потенциал, приносить жалкие букеты на чьи-то могилы и навешивать на себя кучу медалей? Люди сошли с ума. И когда им говоришь об этом – они видят в тебе врага, называют предателем Отечества и неблагодарным выродком. Им же плевать, что ты едва не расстался с жизнью ради того, чтобы они дышали отравленным воздухом свободы. – уставший взгляд зациклился на одной точке, где-то позади женщины. – У меня был друг, даже армейский товарищ, который разделял мою точку зрения. Он понимал хищническую природу человека, хотя сам был очень религиозен. Война изменила его больше, чем меня. Тогда он еще не верил в собственное бессмертие, но одно происшествие навсегда отпечаталось в его памяти. Он узнал все необходимые тайны и стал затворником. – снова гнетущее молчание, нарушаемое тиканьем старинных настольных часов. – Ты знала, что во времена Второй мировой войны дети в Советском Союзе, исключительно из зарождающихся патриотических соображений, высылали немного денег на производство оружия? Благодаря их стараниям появился знаменитый танк Малютка. Насколько нужно быть фанатично влюбленным в кровопролитные бойни с последующим саморазрушением, чтобы отдавать последние сбережения на производства орудий массового поражения? **
