– Вы упоминали, что хотите посмотреть на результаты нашей совместной работы. Гуру любезно предоставил своему ближнему внедорожник и сопровождающего. Хотите поехать сейчас? – она утвердительно кивнула, вызывая непрофессиональную усмешку на губах одноклассницы. – Я так и думал. Для Вашего телохранителя есть место.

Разочарованно вздохнув свежий утренний воздух, хозяйка Эдема, изначально представлявшая некое извращенное подобие свидания, поняла, что речь шла всего лишь об увеселительной прогулки. Где-то на фоне полуразрушенных домиков и сваленных в кучу трупов неугодных. Чудесная поездка. Отвечающая всем требованиям современной республиканской женщины. Но постепенно серый, унылый пейзаж начал сменяться красочным цветением. Суровые восточные регионы хвастались лишь массивными хвойными деревьями, ставшими свидетелями многих гражданских распрей. И двух мировых войн. Нетронутая холмистая местность, покрытая редкими обрывками травы, была исполосована кочками и неровностями. Набирая скорость, Рокуэлл заставлял автомобиль подскакивать на возвышенностях и хрипеть на поворотах. Безопасный маршрут являлся залогом всего путешествия, о чем неоднократно упоминал сидящий на заднем сидении кубинец, активно жестикулирующий рукой с сигаретой. Предусмотрительно открыв окно, он не разрешал едкому дыму задерживаться в салоне.

– Остановись тут! – на ломанном испанском попросил Революционер, получивший кличку из-за красочных описаний подвигов бок о бок с Фиделем Кастро. – Хорошее место. Врагов нет.

Припарковавшись у травянистого холма, Джозеф вышел из машины и снова открыл дверь гостьи, при этом не изображая светского кавалера. Никакой наигранности. Только неумение скрывать аристократическое воспитание несвойственно обыкновенным террористам или сектантам. Наконец им предоставили возможность побыть наедине с природой. Редкие солнечные лучи пробивались к влажной земле и заливали лесистое предгорье. Неподалеку располагалась маленькая деревня, покинутая жителями ввиду масштабных боевых действий. Вид заброшенных, одиноких хижин с разбитыми оконными стеклами и открытыми, поскрипывающими на ветру дверьми, производил гнетущее впечатление.

– Вот оно, лицо войны, – констатировала Виктория, извлекая из сумки пачку сигарет. Она все еще не понимала целей еретика. – Это сделали Вы?

– Нет. Это сделали вы, – вопросительный взгляд принудил Рокуэлла сократить пафосную паузу и продолжить: – Власти Республики возвели между нашими регионами Стену. Я бы скорее назвал ее хлипким заборчиком, но в некоторых местах это действительно были настоящие сооружения с наблюдательными вышками. Видимо, сначала под проект выделили много средств, но потом поняли, что можно обойтись тонкой оградой, которую Вы бы на собственной дачи не установили. Наши войска разрушили огромный бетонный кусок и водрузили туда свой флаг.

– И зачем? Какой в этом смысл?

– Символизм, – незамедлительно ответил Джозеф, искренне верующий в высшее назначение. – Мы объединили две Стороны одной бездны. Разрушили вакуум пустоты. Сделали то, чего не могли сделать другие вот уже четверть века, если не больше. И без тебя эта идея не осуществилась бы. Я бы показал тебе разрушенную Стену, но там небезопасно.

– Я испытываю врожденную неприязнь к разрушению. Меня больше прельщает созидание. Оно почему-то не пользуется большим почетом в кругу преступников. Зато позволяет спать по ночам. И смотреться в зеркало чаще.

Вдова не оценила попытку священника приравнять ее незаменимые услуги к катастрофическим последствиям истории. Ею двигало исключительно желание покончить с попытками делить один народ на своих и чужих. Много неправомерных действий ежедневно совершалось в отношении жителей Востока, по факту – граждан Республики на оккупированных территориях. Им могли не выплачивать пенсии, не предоставлять льготы, не поставлять воду или отнимать право голоса на выборах. Впрочем, последнего систематически лишали каждого человека в Республике. Вскоре отечественным СМИ приказали использовать нарративы враг государства или предатели по отношению к живущим на Востоке. Ведь они позволили религиозной секте и нелегальным бандформированиям себя захватить, а затем и вовсе к ним присоединились. Поэтому благотворительная акция “помоги Предвестникам Апокалипсиса сегодня, стань врагов государства – завтра” должна рассматриваться потомками сугубо как прогрессивно-гуманистическая.

На уровне подсознания Маргулис поняла, что оскорбила монаха.

– Не принимайте это на свой счет. У нас с Вами разные понимания добра и зла, – снова переходя на убивающую своей холодностью вежливость, женщина запрокинула голову и сделала затяжку. – Это больная тема. В Столице мне постоянно говорили, что война – неотъемлемая часть меня и вестники смерти тому доказательства. Но они забывают, что все эти наименования родились из-за банального спроса. Невозможно выжить в Городе, где каждый безбожник считает себя вершиной пищевой цепочки. При этом пытаясь усиленно доказать это нелепыми теориями о том, что весь мир точно такой же. Низменный, грязный и ничтожный. Утонувший в пороках и разложениях. Их не заботит ни красота, ни любовь. Ничего. Они понимают лишь язык силы.

– Бороться иногда нужно и за красоту, – подойдя ближе, возвышающийся над ней Джозеф едва удерживался от ласковой улыбки одними глазами. – За любовь чаще. Низменное чувство, как вы называете его в Городе, да? Слабость? – удивившись глубокому пониманию психологии страны, в которой мужчина не жил больше четверти века, Виктория отвернулась. А он улыбнулся по-настоящему, словно проникнув в ее мысли. – Перестаньте. Я родился в Столице. Вряд ли что-то изменилось. И не питайте иллюзий, что Вы чем-то отличаетесь от простых смертных. Все за что-то сражаются. Для этого создавалось любое оружие. Осязаемое или бесплотное.

– Все сражаются, но не все убивают людей.

– Грехопадение Каина, – пожав плечами, с толикой цинизма парировал Отец Джо. – Но помните одну вещь: Господь не наказал Каина по заслугам, как того требовало справедливое воздаяние. Лишь заклеймил его буквой собственного имени и запретил кому-либо убивать его. Хотя нас всю жизнь учили другому: не твори зло, ибо будешь наказан. Почему тогда Каин, бросивший вызов Творцу и в довольно ироничной манере ответивший, что не сторож брату своему, остался в живых и получил право неприкосновенности? Не потому ли, что отличался от своего безвольного отца Адама? Если действительно их связывало какое-то родство. Задумайтесь. Он – первый убийца и революционер, отказавшийся подчиняться навязанным правилам божества.

– И это оправдывает убийство невинного человека? Родного брата?

Осторожнее. Тонкий лед. Ты ведь убила своего отца.

– Мы не знаем всей истории, лишь вырванные из контекста записи, преподносящие нам Авеля как жертву обстоятельств. Но почему именно скотовод Авель так приглянулся Творцу? Чем овцы лучше даров земли честного земледельца? Может, Отец Небесный хотел испытать Каина? Иначе зачем наградил его меткой? – замолчав ненадолго, пастор достал сигареты и затянулся. – Может, я знаю ответ? Потому что Каин проявил стойкость характера, отказавшись принимать презрение Бога как должное. Вступив в открытое противостояние с имманентной сущностью, он дал сигнал всем высшим силам, что смертные никогда не будут добровольно идти на заклание. И что месть в нашей крови.

– Значит, Каин станет национальным героем в твоем маленьком государстве?

– Нет, я ведь сражаюсь за красоту, ты забыла? – усмехнувшись, Пророк выкинул сигарету в поле и развернулся к собеседнице, проводя ладонью по ее щеке. – Мы оба. В этом и заключается смысл жизни.

– Я стала чаще уставать, – накрыв чужую руку собственной, Виктория швырнула сигарету в траву и прикрыла глаза. – Наверное, возраст сказывается.

– Нет. Ты просто воюешь до какого-то предела и опускаешь руки. А воевать нужно всегда.

Отведя глаза в сторону, женщина рассчитывала покончить с близким контактом, оставляющим кровавые рубцы правды. Но вместо этого Джозеф наклонился и вовлек ее в долгий поцелуй. Не сдержавшись, Виктория ответила и запустила пальцы в темные волосы на затылке. Первым отстранился пастор, вызывая недовольный протест.