– Мне очень жаль…
– Мне не нужна твоя жалость, – резко повернувшись, Кардинал наклонил бледное, похудевшее лицо и прищурился. – Ты нарушила наш договор. Опять. Ты поставила под угрозу жизни людей. Ты вела переговоры с боевиками. Ты убила собственного брата.
– Последнее несправедливо. Он знал, на что шел, – ему не удастся сделать ей больно. Не теперь. За время пребывания в летаргическом сне Волкер сильно изменился внешне, но внутренне так и остался жестоким, бесчувственным монстром. Чего она ожидала? – Как и все они. Я не обязана перед тобой оправдываться за свои решения. Наша коалиция рухнула, когда тебя подстрелили на площади, а я сидела в больничном коридоре и ждала твоей смерти. Я не могу описать чувства, которые испытывала в тот момент. Но могу совершенно точно рассказать об одном из них сейчас – это твое такое любимое сожаление. Я сожалею о том, что ты не умер. Потому что ты заслужил этого, ведь ты – убийца и психопат. Такой же, как Мастерс. И этот Город – ваша личная тюрьма.
– Все верно, я убийца. Но, по крайней мере, я знаю, кто я. А ты? – наклонившись над постелью, Арман использовал свой излюбленный прием давления пронизывающим взглядом. – И да. Я не забывал о том, что отобрал лучшие годы твоей жизни. Но я дал тебе намного больше. Разве наш обмен не был справедливым? Ты получила от меня огромный подарок – власть, о которой всегда мечтала. Обессмертила свое имя на страницах истории! – опустившись на край кровати, он взял ее за подбородок, вынуждая поднять глаза. – Я тебя люблю. Но ты не оставляешь мне выбора. У нас давно назревал конфликт и ты перешагнула черту. В очередной раз. Мое терпение тоже не безразмерно. Завтра мы похороним твоих сторонников и моего друга. После этого ты отойдешь от государственных дел. Отныне ты станешь послушной и тихой, будешь сопровождать меня на встречи с избирателями и вежливо улыбаться. Ты меня поняла? – кивнув, обессиленная вдова с облегчением повалилась на подушки и укуталась в плед. – Все еще отдаю дань твоему умению заводить друзей. Тот мальчишка, Майкл, назвался твоим телохранителем и не отходил от тебя. Поехал за нами на машине, не испугавшись оружия. Ночевал в салоне всю ночь. – Волкер сразу же поднял руку, призывая женщину к молчанию. – Я впустил его. В конце концов, это твой дом. Майкл спит на втором этаже. – каждый раз, когда он произносил ненавистное имя, его дергало от закипающей ярости. – Завтра будет охранять тебя возле гробов.
Ранним утром мрачная процессия двигалась по пустынным улицам в сопровождении полиции. По новым карантинным правилам, на похоронах не могли одновременно присутствовать более десяти человек. Так как покойники не считались, то можно было взять с собой пару помощников и скорбящих. Виктория ограничилась лишь преданным телохранителем, молчавшим всю дорогу до кладбища. Волкер последовал ее примеру и позвонил всего двум депутатам, близко знавшим Эрика. Весь процесс занял около двух часов. Троих эдемовцев похоронили на специально отведенном месте, выкупленном клубом пять лет назад. Оно предназначалось для тех членов общины, что не обзавелись семьей и брели по жизни одинокими, бесстрашными воинами. Их конец пришел. Но это не было путем Томаса, нелепо погибшего в попытке защитить товарищей. Или доказать им, что он чего-то стоил.
– Возможно, ты не знаешь, но я хоронила множество вестников, – она не назвала их друзьями. Большинство просто оставались для нее безымянными глупцами, решившими попробовать что-то нестандартное. – И каждый раз сюда приходила свора псов. Наш символ. Они будто бы ждали этого момента. Чтобы проводить в последний путь. – наблюдая за тем, как излишне роскошный гроб медленно заносят в семейный склеп и погружают в специальную выемку, Перри закрыла глаза. – Иногда я слышу их вой по ночам. Только мой брат не был чистокровным псом. Это глупо звучит, я знаю.
– Нет, – прошептал Майкл, одетый в строгий черный костюм, гармонирующий с обстановкой. Он держал в спрятанных под перчатками руках зонтик, прикрывая остатки Эдема от разыгравшегося дождя. – Я сам такой же. – их глаза встретились и сказали гораздо больше, чем могли.
Томас множество раз сбивался с пути, но не заслужил такой участи. Над ним издевались в школе. Его насиловал отец. Однако он продолжал бороться до конца. Но так и не сумел понять, кто же он. Не допуская мысли о слезах, Маргулис спиной почувствовала чужое присутствие и повернула голову в сторону небольшой возвышенности, на котором стоял темный пес с короткими лапами и поджатым хвостом. Животное медленно подошло или скорее подползло к могиле, поскуливая от боли в разодранном ухе. Почему-то именно это стало причиной эмоционального срыва. Вдова упала на колени и обняла бродячую собаку за шею, прижимая к себе. Она не плакала. Обещала Тому, что не заплачет на его похоронах.
Было бы глупо.
– Ты сам не знал, кем ты был. Но я знала всегда, – поглаживая грязную, свалившуюся в колтуны шерсть, безутешная Виктория надеялась, что душа брата обретет покой после ее слов. – Ты был моим братом, моим другом. Без тебя я бы не справилась… – так они простояли под дождем пару минут, прежде чем зверь начал извиваться и, высвободившись, отошел на небольшое расстояние. Перед уходом он обернулся, посмотрел на закрывшийся люк с гробом внутри, а затем на Викторию. – Прощай, Том.
– Какого черта? – появившийся из ниоткуда Арман держал наготове пистолет. Он хотел убить пса и покончить с этим бессмысленным символизмом, но рука дрогнула и невольно опустилась. – Я думал… кто-то напал… – закрыв лицо рукой, он простоял в такой позе до самого конца. Епископ прочел молитву, взял причитающиеся деньги и ушел вместе с могильщиками. Все закончилось. – Я отвезу тебя домой или куда захочешь.
– Мне нужно заехать в клуб. Соберу вещи, документы и перееду в квартиру. Я устала.
Всю дорогу обратно они ехали в полнейшей тишине, нарушаемой треском радио с до омерзения радостными мелодиями. Подъехав к зданию клуба, Виктория взглянула на него совершенно по-другому. Мрачное, неприветливое строение больше не дарило надежду потерянным, а скорее отбирало последнее. Пустующие коридоры вызывали отвращение. Таблички со сводом законов навевали тоску. А центральный кабинет с починенной дверью провоцировал тошноту. Никто не встретил ее на входе, лишь инфантильный мальчишка с ресепшна сдержанно кивнул. Огромные зал, бар и нижние этажи пустовали. Единицы эдемовцев бродили по комнатам, иногда заказывая какие-то блюда через поваров. Остальные спрятались по номерам и не испытывали желания выходить. В какой-то момент их настигла коллективная обреченность. Они не могли сбежать как в тот раз, поскольку семья и друзья отказывались принять безумных крамольников, а карантин препятствовал прогулам на свежем воздухе. Как все удачно сложилось. Они стали заложниками собственных страхов.
– Знаешь, мне всегда казалось, что Томас разобьется на мотоцикле. Он так быстро ездил, словно жизнь не имела никакого значения, – хозяйка вымершего клуба пристально изучала черты лица покойного супруга, изображенного на портрете. – Он однажды сказал мне, что…
– Я не хочу это слушать, – оборвал Регент, не поднимая глаз. Он не произнес ни слова с тех пор, как они покинули кладбище. Бессилие разрывало его на части. – Хватит боли. – подойдя ближе, он поддался вперед и коснулся ее продрогшей щеки. – Хватит печали. – Волкер попытался резко прижать ее к себе, но быстрые движения причинили больше боли, чем эмоциональная встряска. – Черт…
– Я думаю, нам не стоит, – убрав с мужского, покрывшегося линиями морщин лба длинную прядь отросших волос, женщина вымученно улыбнулась. – Езжай домой.
– Ты хочешь остаться одна? – получив в ответ утвердительный кивок, Мануэль вздохнул и сжал трость. – Хорошо. Я позвоню тебе завтра. Пожалуйста, не задерживайся здесь. Ты должна отдыхать. – в последний момент он потянулся к ее губам и вовлек в слабый поцелуй. – С тобой кто-то должен остаться.
– Майкл будет за дверью, – не желая спорить, Арман устало вздохнул. – Возьми это. Она твоя. – достав из сумки зажигалку со следами засохшей крови по краям, она вложила ее в мужскую руку и улыбнулась. – Мой подарок тебе. – Волкер принял дар, задумчиво пожевал губу, повернулся и вышел.
