Каким невероятно красивым оно было.

И его супруга тоже была красивой. Особенно в тот день, когда умерла, сгорев заживо. Пульс все еще прощупывался даже после отключения аппаратуры, но довольно слабый. Вряд ли она что-то почувствовала. А Дуайт ощутил непередаваемую любовь к огню. К разрушению. Он разрушил собственный коттедж, превратил его в пепел. При этом улыбаясь. Но не той натянутой улыбкой несуществующей радости, которую требовали пальцы Сьюзен. Это была воистину демоническая усмешка хищника, впивающегося клыками в свою израненную лапу, попавшую в капкан. Так он стал признанным безумцем с нездоровой тягой к разрушениям. Газетчики попытались разузнать о происшествии, но их ехидные заголовки подверглись жестокой цензуры со стороны комиссии при Президенте. Маунтан почему-то расчувствовался и запретил обсуждать эту тему при нем на любых мероприятиях. Пару раз он проведывал своего Министра в больнице, приносил ему цветы и утешительно клал ладонь на плечо. Между ними установилась незримая связь утраты близких.

С одной только разницей, что своих Кассиус не убивал.

В любом случае, должность Государственного Секретаря сохранилась за Мастерсом даже после месячного курса реабилитации. Больше Всеотец не требовал поддержание имиджа семьянина и не выражал сочувствия ни на какие годовщины. Единственное, за что Дуайт был благодарен. В обществе, как ожидалось, пошли слухи о преднамеренном убийстве несчастной бедняжки. Кто-то очень остроумный создал фонд в поддержку раковых больных. Политик сделал не анонимное пожертвование, объявил об этом публично, а потом взорвал одно из офисных зданий шутников. Так говорят. С тех пор никто не осмеливался насмехаться над горем второго человека в державе. Маунтану пришлось замять немало открытых конфликтов между группами влияния и выжившим из ума Секретарем, питающим склонность к взрывам и диверсиям. Как бы там ни было, работать он стал лучше. Нужные законопроекты принимались один за другим, без задержек и дебатов от псевдо-оппозиции.

Все боялись.

В стенах Парламента в любую секунду могли обнаружить бомбу. Или впавший в отчаяние Дуайт наденет жилет смертника и начнет угрожать собравшимся депутатам, затягивающим голосование ради высоких торгов. Впоследствии интерес к таинственной персоне Сьюзен, сгоревшей заживо, пропал. Возможно, у самого Мастерса тоже. Не осталось никаких воспоминаний. Все погибло в жутком пожарище. Картины, мебель, тетради со стихотворениями, книги, пианино. Все пожрали неумолимые ярко-красные языки. Остались только совместные фотографии, сделанные каким-то далеким родственником жены, которые задержались у того на месяцы и были отобраны при помощи настойчивых угроз. Одну из них, изображавшую двоих молодоженов, Секретарь хранил у себя в кабинете. Остальные находились в недоступном для посторонних месте. Отголоски памяти не должны быть кощунственно преданны забвению. Иначе улыбка женщины не имела значения. И слова о том, что он – хороший человек, оказались бы скучной лестью, написанной на ветру.

Кассиус понимал своего мрачного коллегу лучше, чем кто-либо. Отчасти, по этой причине Дуайт считал диктатора компетентным лидером и беспрекословно подчинялся любым приказам. Даже идеологию создал в честь предшественника, когда принял бразды правления. Но мало кто понял суть маунтанизма и фундаментальность нового принципа. Им лишь бы законы критиковать. Или экономические наработки, в которых разбираются от силы три эксперта. Раздражаясь, Секретарь непроизвольно сжимал стакан виски и стискивал зубы, раскусывая сигареты на части. Ненависть будоражила кровь. Самое отвратительное заключалось в том, что прямого объекта, на который она могла бы быть направлена, не существовало. Корить жизнь за несправедливость? Людей – за неблагодарность? Западную культуру – за социализм? Какая грандиозная бессмыслица. Ведь Министр хорошо понимал, как функционируют суровый политический климат и дивный мир грез и кошмаров наяву.

Злила игра не по правилам. Выводили из равновесия никчемные сказки, выдаваемые за истину и проницательность. Выйти в прямой эфир, перебив другие программы, чтобы потешить народ сказками о человеке-невидимке? Бред. Либо это зашифрованное послание сторонникам, либо в бункер пора пригласить опытного специалиста в области психиатрии. Не стоило сбрасывать со счетов теорию о записи, сделанной полгода назад. Президент может быть мертв, а полномочия истекают лишь через два года. По закону. Если бы не старания тандема Кардинала и Королевы, страной управляли бы новые люди. Мастерс хотел все изменить. Очистить вертикали власти, не обращая внимания на умоляющий писк сотни мерзких свиней, чьи кости дробили в обновленной государственной машине. Больше ему ничего не хотелось. Обойдя кабинет по кругу в двадцатый раз, мужчина замер перед огромным зеркалом в дальнем углу. Маунтан любил разговаривать с кем-то и, отворачиваясь, делать вид, что мысли блуждают далеко, пока зеркало показывало всю скрытую ранее мимику непрошеного или долгожданного просителя.

Большой затейник.

– Армандо Мануэль Волкер мертв! – посмаковав фразу несколько раз, Мастерс не отрывался от собственного отражения. Сначала ему не понравился тембр голоса. Недостаточно бодрый. Надо больше торжественности! – Армандо Волкер мертв! – казалось, стены зашатались от яростного, рычащего крика. – Волкер мертв! – испуганная секретарша постучала в дверь. – Я занят!

– К Вам пришли, господин Секретарь. Мистер Санденс! Мне впустить его?

– Пусть заходит, – не отходя от замаскированного зеркала, Дуайт заложил руки за спину. В таком положении его застал удивленный Хьюго, державший подмышкой стопку бумаг. – Что тебе нужно?

– Я искал Гровера. Наконец-то собрал материалы по нашим сторонникам в партии. Если пойдем на уступки группам влияния, то получим голоса для импичмента. Наша святая парочка совсем не занимается государственными делами из-за карантина, – показав на спущенную маску и перчатки на руках, Смотрящий улыбнулся. – Остальных можно уговорить другими способами. Обещания сработают, но угрозы – лично моя самая любимая часть представления. – понимая, что его почти не слушают, Санденс нахмурился и прищурился. – Так где Гровер?

– Ушел убивать Армана Волкера, – вспомнив недавно отрепетированную фразу, Министр сразу же поднял коричневые глаза с расширившимися зрачками и взглянул на себя со стороны. Какой-то самонадеянный петух в полицейской фуражке единожды упомянул его супругу, а он сразу же поддался сентиментальным порывам? – Найдешь его возле больницы принца Вассаго. Надеюсь, с отрубленной головой Волкера в руках.

– Что?! – прокурор опустился на одно из кресел и подпер ладонью подбородок. – Я не хотел тебе говорить, но пару дней назад мне в офис прислали подозрительную коробку. Ее открыл один из моих работников и достал оттуда свежее чучело ворона с человеческим языком в клюве. – лишь пожав плечами, Секретарь продолжил изучать себя через извращающую реальность призму. – Я не совсем понимаю, что с тобой происходит в последнее время? Ты слышал, что я сказал? Свора убила моего информатора. Они опустились до примитивного убийства!

– Как и мы на площади. И что теперь? – выпрямившись, Мастерс потянулся пальцами к сжатым губам и, соблюдая величайшую осторожность, словно прикасался к кому-то другому, оттянул их за края, превращая в улыбку. Санденс молча наблюдал за манипуляциям, не в силах сдвинуться с места. – Мне нужно чаще улыбаться. Так говорила покойная жена. Но она понятия не имела, с какими людьми мне приходится работать. Возвращайся в свой офис и жди Гровера там. Я скажу ему о результатах твоей работы.

– Если он выживет, – выплюнул Хьюго и, поднявшись с кресла, поспешил выйти вон из кабинета, в котором каждый лидера государства медленно лишался рассудка.

Больница Принца Вассаго.

Заблокировав выезды из клиники, кордон черных автомобилей расположился на всей проезжей части. Они готовились с самого утра, тщательно подбирая место остановки и обзора. На крышах скрывались вооруженные солдаты национальной гвардии с винтовками, направленными прямо в решетчатые окна. Из автомобилей вышло десять человек, половина из которых выстроилась в своеобразный ряд перед белым зданием с отшелушившейся краской. Другая часть переносила из багажника автоматы и гранаты. Вряд ли их можно было причислить к светошумовым. Первая очередь прошлась по белому фасаду, выбивая стекла на третьем этаже. Откуда-то послышались дикие женские вопли. Врачи, свободно разгуливающие на заднем дворе, припали на колени при первых звуках выстрелах, пытаясь укрыться руками от посыпавшегося стекла. Одна пуля попала в стену и, срикошетив, пробила пациенту череп, в результате чего он обмяк прямо на койке. Но никого это не интересовало.