Впрочем, собравшиеся пропустили его слова мимо ушей: Илай получил разрешение на проведение операции, Томас подошел к медсестре за стойкой, чтобы уладить кое-какие финансовые вопросы, Себастьян задумчиво скрестил руки на груди и закусил губу, а Виктория разыскивала пропавшего Деранжера. Тот явился через пару минут с двумя стаканчиками какао и все той же спокойной улыбкой на блаженном лице. Он предложил выйти на улицу и насладиться чудесным вечерним небом.

– Мой помощник купил это в каком-то кафе неподалеку. Или в автомате – я не понял. Поначалу хотел заказать кофе, но вряд ли Республика меня чем-то приятно удивит. Несмотря на то, что здесь многое изменилось, внутренности остались теми же, – пожаловался Джеймс, отпивая немного из стакана. – Но я не о кофе с Вами хотел побеседовать. Вы, думаю, догадались.

– Могу подсказать пару адресов. На улице Губернатора Хаагенти полно ресторанов и хороших кафе. Вам понравится. **

Рассмеявшись приглушенным, негромким смехом, Деранжер салютовал стаканом, не в силах избавиться от искренней улыбки. Следовало отдать ему должное – держался он хорошо, умело балансируя на грани дружелюбия и высокой квалификации. Такие рождаются политиками, а не становятся.

– Я справедливо не доверял вкусам Армана. Между нами, они у него специфичные, но тут – выше всяких похвал, – словно спохватившись, Джеймс приложил руку к груди и смиренно произнес: – Извините. Я не хотел сравнивать Вас с вещью. Это неприемлемо. – мало что могло удивить Маргулис за тридцать лет существования в Республике, но чистосердечное раскаяние без кривляний – все же смогло. – В Европе меня бы давно уволили за непрофессионализм. Еще раз приношу извинения. Такого больше не повторится. Это все влияние дурного Города.

– Вам Он тоже не нравится?

– Кому в здравом уме может понравиться зловонная яма с претензиями на покои Его Величества? Столица – эта всемирная клоака, засасывающая всех без разбора. Кому-то повезло барахтаться на поверхности и мнить себя великим, но уверяю Вас, они не продержаться дольше никчемного корабельного обломка, за который уцепились. Их бессмысленные эскапады и нелепые бравады сродни предсмертным хрипам свиней на бойне. Простите за такое грубое сравнение.

– Поэтому вы сбежали отсюда, когда представилась возможность?

Вздохнув, Деранжер выпрямился и отвел глаза, видимо, стараясь подобрать ответ не для собеседницы, а для самого себе. Неужели нащупала слабое место? Постояв так в молчании несколько секунд, мужчина широко улыбнулся, точно ждал этого вопроса всю свою жизнь. Наклонив голову вбок, он уперся спиной в больничную стену, затем подогнул одну ногу и прижал подошву к уступку. Зациклившись на белой башне, что возвышалась над чредой ободранных зданий, политик рассматривал часть Ратуши и предавался воспоминаниям. Даже при его каденции она не была такой уродливой.

– Честно, никогда не думал об этом в таком ключе, – наконец ответил Джимми, глядя на опускающееся солнце. Каждый раз, когда Виктория хотела загнать таинственного гостя в тупик, он проявлял чудеса простодушия. – Лучше скажите: вы волнуетесь из-за Волкера? – достав сигарету, Маргулис отвернулась. Правила игры изменились. – Я не хотел переходить на личное.

– Хотели, иначе не спрашивали бы, – осадила вдова чуть более резко, чем собиралась изначально. – Вам все-таки больше подошла бы профессия репортера. – задержав испачканную зажигалку на секунду возле лица, Виктория поспешила спрятать ее обратно.

– Вы неправильно расценили мои намерения. Я не задавался целью оскорбить Вас. И затрагивать чувствительные струны души тоже не хотел. Не очень этого люблю и не приемлю, – он четко обозначил рамки. Хорошо. – Я предложил скоротать время, пока мы ждем нашего общего друга. – проигнорировав немой вопрос, повисший в воздухе, Деранжер не отрывал взгляда от неестественно белого камня Ратуши. – Расскажите, Вы беспокоитесь о нем?

– Когда мы познакомились, я считала его необразованным, напыщенным глупцом. У меня были все основания так думать. На самом деле он был сумасшедшим. Однажды, на юбилейный пятый год знакомства, он повез меня на окружной мост, когда узнал, что я почти ни разу не плавала в нашем море. Ирония состоит в том, что он тратил безумные средства на его очистку. Сраный эколог-любитель. – усмехнувшись и избавившись от сигареты, Перри нехотя продолжила: – Мы приехали туда поздней ночью. Он оставил машину неподалеку и пригласил меня вместе прыгнуть с моста. Я помню его взгляд – расширенные зрачки, нездоровый блеск в глазах. Безумец. Никто в здравом уме не согласился бы. Я назвала его умалишенным кретином. На это последовала лишь усмешка. Сбросив пиджак и швырнув на землю, он просто прыгнул. Ни секунды не колеблясь. Даже не снял с себя остатки одежды. Прошло минут семь или пять, прежде чем он вернулся. Мокрый, взъерошенный, уставший. Но улыбающийся.

Она умолчала об окончании истории. Ему не нужно знать такие подробности.

– Неужели боишься высоты? – убрав мокрые пряди с лица, Арман оскалился в улыбке. В темноте он походил на хищника еще больше, чем при свете дня. – Сними одежду.

Загипнотизированная Виктория потянулась к бретелькам на платье и постепенно, с тайным удовольствием, стащила его с тела. Регент неотрывно следил за ней, лишь изредка облизываясь. Выбравшись из темной ткани, хозяйка клуба осталась в одном белье. Но скептицизм по-прежнему не сходил с наклоненного лица любовника. Мотнув головой, он словно отогнал наваждение и произнес непривычным томным голосом: – Я сказал – сними всю одежду. Сегодня особенная ночь. Сегодня все будет по-моему.

– Обычно я пренебрегаю слухами, но они оказались правдивыми, – не став пояснять смысл сказанной реплики, Джеймс отошел от стены, чтобы поприветствовать старых знакомых – скромный кортеж из одной машины припарковался у бордюра и позволил одному из пассажиров медленно выйти, размахивая тростью. – Я думаю, нам нужен кабинет.

– Джеймс Ти. Деранжер, – продекламировал Эрик, выставляя напоказ свой изящный, сшитый по фигуре костюм и темную широкополую шляпу. Обошлось без любимого шарфа – в нарастающую жару такие элементы гардероба излишни. – Мне казалось, ты мертв. ***

– Ты бы этого очень сильно хотел, – протянув руку, Джеймс угодил в объятия друга. – Становишься сентиментальным?

– Чувствительным, – исправил Мундон, похлопав воскресшего политика по плечу. Не без показной элегантности он повернулся к женщине, при этом не отнимая трости от земли, и снял шляпу. – Мы все переживаем за жизнь господина Волкера. Я выражаю глубокое сочувствие и обещаю, что виновные будут наказаны.

– Переместимся в более подходящее место? – оглядываясь по сторонам, Джимми тут же указал рукой на свою машину. Не без рациональных опасений Перри согласилась сесть на заднее сидение. Ничто не мешало двоим возможным предателям ударить по акселератору и лишить государство последнего шанса на свободу. – Когда назначено голосование по импичменту?

– Вы и об этом знаете? – переборов шок, вдова снова вгляделась в черты известного революционера. Он почти не изменился за столько лет, если фотография, найденная в квартире Армана, не лгала о событиях прошлого. – Вы поддерживали с ним связь?

– Лучше Вам спросить его самого, – тактично уйдя от ответа, Джимми вопросительно посмотрел на расположившегося сзади старика. – Когда голосование?

– Должно было состояться на следующей недели, но мы отменили. Полагаю, на этом наш дорогой Мастерс не остановится? – получив улыбку вместо ответа, Эрик пожал плечами. – Тогда мы сольем голосование.

– Это само собой разумеется. Однако мы не ограничимся простым недобором. Я хочу, чтобы ты публично заявил о том, что становишься в оппозицию к Мастерсу. Вместе с остатками преданных тебе парламентариев. При особом желании он соберет голоса, но мы должны потянуть время. Пока Волкер не придет в себя. До тех пор мы с тобой работаем на мисс Маргулис.

– Кстати, дорогая, Вы не оценили мой атрибут, – аристократ постучал пальцев по набалдашнику тросточки, имевшему форму собачьей головы. – В Парламенте все пришли в восторг. Кажется, кто-то предлагал мне за нее большие деньги. – прекратив кривляться, Эрик откинулся на спинку сидения и прикрыл веки. – А Вы не хотели бы управлять нашей великой державой?