– Я стар, а это болячка избрала своими жертвами престарелых сумасбродов. Не особо хочу подвергать себя опасности. Мне скоро шестьдесят пять, а пробыв в должности временного Президента я понял, что не справлюсь. Нужен кто-то более энергичный, – в этот момент он почему-то посмотрел на единственную женщину в комнате. – Сам я поселюсь в резиденции Всеотца или поеду на оздоровительный курорт, когда эта вирусная дрянь исчезнет.

– Господи, этот день не мог стать лучше! Кто-то может сфотографировать нас? Хочу запечатлеть этот момент для будущих поколений! – сложив ладони в молитвенном жесте, Мануэль готов был расцеловать нового союзника. – Ты останешься в истории как один из самых грамотных политиков своего времени! Гарантирую!

– Неужели? – выпустив изо рта немыслимое количество дыма, Мастерс позволил ему полностью окутать собственное лицо и скрыть истинные эмоции. Никто бы не смог прочесть его мысли, контрастирующих со словами.

Граница Той Стороны и Этой.

Охваченные паникой люди не знали, куда бежать и кого бояться. Вернуться обратно в Республику, где их публично нарекли врагами народа, казалось безумством. Но вот оставаться под гнетом террористов, уничтоживших половину области – немыслимая ошибка. Поэтому несчастные местные жители, оказавшиеся отделенными от страны из-за военных действий, метались из дома в дом. Ситуация усугубилась из-за вируса, выводящего из строя государственные системы. Если продвинутые страны тонули и захлебывались в людской крови, то оккупированные незаконными группировками и религиозными сектами территории вряд ли могли рассчитывать на помощь извне. В понимании местных жителей они являлись угрозой для всего мирового сообщества. Собственные соотечественники от них отвернулись, а международные организации по правам человека ограничивались простыми осуждениями. Бессмыслица. Толку от них всех не было никакого. Лишь местные управленцы пытались восстановить хотя бы часть важных городских структур и обеспечить население продовольствием.

Захватчики либо бездействовали, либо занимались откровенным мародерством. Три раза в сутки стабильно раздавалась пальба – регулярные стычки между местными и сектантами не ограничивались перестрелкой. Однажды кто-то поджег часть зданий и заложил бомбу в разваленном аэропорту. Более того, солдаты установили повсюду наземные мины, опасаясь вторжения с незащищенных зон. На самом деле те скорее представляли угрозу для граждан, не смотрящих под ноги, чем для открытых врагов Протекторов и Предвестников. Жизнь в мелких селениях нормализовалась, а города пребывали в апокалиптическом запустенье. Мелисса отмечала про себя царившую в некогда крупных областных центрах безнадежность и трагичность. Отнюдь не романтическую. В который раз изучая гнетущие пейзажи за окном, Кокс признавала фатальность всего предприятия. Транспортировать оружие для убийц своего народа? Куда ниже можно было пасть? Но, с другой стороны, они продавали оружие другой части своего народа, по милости политиканов разделенного огромным сооружением под кричащим названием Стена.

Несвойственные ей философские размышления прервал телефонный звонок. Как не прискорбно, она была рада такой мысленной преграде. Помогало избежать ненужных моральных терзаний.

– Да, Виктория? – приложив телефон к уху, Мелисса одновременно доставала пачку с сигаретами и нашаривала зажигалку. – Неужели все настолько плохо? Я слышала об этом вирусе, но не думала… – ее прервал неторопливый голос на том конце провода. – Я могу с ними поговорить, но ты должна понимать, что я не имею над ними власти. Я не волшебница, но сделаю все, что смогу.

Нажав пальцем на красную кнопку, Мелисса выдохнула струю сизого дыма в окно. За ним расцветала печальная действительность, замаскированная весенней зеленью. С такими природными трюками несложно будет убедить слепого и глухого в том, что он проживает в самом благополучном Государстве мира. Впрочем, очередных послов Западной коалиции нелегко будет обмануть цветущими садами и свежим воздухом с явной примесью гари. А в вышеупомянутых садах почему-то валялись осколки мины или пострадавшего от артобстрелов оконного стекла. Не удастся скрыть так же кусок фасада, вырванный из изрешеченного пулями здания. А покрывшаяся ямами, словно рытвинами проезжая часть, представляла собой жалкое зрелище. Вследствие этого в особо пострадавшие регионы была отправлена наблюдательная миссия от ОБСЕ. Надо же отбивать вложенные деньги. Организация внимательно исследовала результаты действий непризнанных бандформирований и пришла к выводу, что следует проявить больше обеспокоенности.

Но ради такой мелочи они рискнули побеспокоить негласного лидера вторжения на территорию некогда суверенного Государства. Он проводил все свободное время в церквях и синагогах, усеивающих свободные пространства деревень и городов. После того, как армия окрестила его бессмертным божеством, недоступным для пуль и ножей, Отец Джо поспешил скрыться от чужих глаз. Руки тряслись чаще с тех пор, как он пытался выстрелить себе в висок из заряженного одним патроном револьвера. Смирившись с собственным величием, он возносил молитвы Господу с завидным рвением, проводя все время на коленях. Ничего не ел, ничем не интересовался. В таком состоянии его обнаружил один из представителей наблюдательной миссии, спокойно вошедший в католический храм на окраине города.

Новое пристанище добровольного изгоя.

– Знаете, я всегда задавался вопросом, какую веру Вы исповедовали в самом начале, – до ужаса знакомый голос ворвался в закостенелый разум священника, побуждающийся от глубокого сна. – До того, как публично заявили о своем безверие, разумеется.

– Вы умеете появляться в нужный момент. Я как раз просил Господа дать мне знак, – сжав в руках деревянный крест, Рокуэлл поднял печальные глаза к витражу в самом центре полукупола. – Он игнорировал меня несколько месяцев, не отвечал. И вот Вы здесь.

– Мне не хотелось бы расстраивать Вас, но я не принес хороших новостей, – украдкой взглянув на понурившегося Пророка, гость перевел взгляд на настенное распятие. – Точнее – наши общие друзья не принесли. Они поручили мне приехать и передать Вам сообщение о том, что, в связи с нынешней пандемией нового вируса, финансирование народных ополчений и прочих военных кампаний временно прекращается. Иными словами…

– Вы лишаете меня возможности добраться до Столицы, а себя – наконец заполучить лояльного Западу Президента! – резко вскочив на ноги, Рокуэлл едва не перешел на крик. Настолько сильно его поразила Вселенская несправедливость.

– Господин Рокуэлл, Вы умный человек и должны понимать, что добраться до Столицы Вам бы никто не позволил. Максимум речь стояла бы о Восточном направлении. Потом стол переговоров, благодарность за хорошую службу и отпущение грехов. Дополнением к мемуарам стало бы гражданство Франции и скромный дом на Лазурном Побережье. Вы же не надеялись, что националистам и психически нестабильным солдафонам бы разрешили разрушить мой Город? Вы ничего не создали в своей жизни. И разрушать права не имеете.

– В первую нашу встречу Вы заявили, что от этой кампании зависит судьба мира. Что вся Западная коалиция будет на нашей стороне.

– Она была и останется на Вашей стороне. Но не принимайте это как должное. Запад устанавливает временные союзы, а не полноценные коалиции, – перекрестившись, представитель иностранных интересов направился к выходу с грустной улыбкой.

– Ты нарушил свою часть договора! Будь ты проклят! – взревел разъяренный пастор, внезапно почувствовав небывалый прилив сил. Как бы там ни было, но вторгшийся в храм ублюдок никак не отреагировал на анафему. – Почему Ты покинул меня? Ты снова предал меня! – острые края маленького распятия впивались в кожу, причиняя желанную боль.

Повернувшись к огромному кресту, Рокуэлл закричал. Последний раз он кричал так, когда его бросили посреди пустыни с двумя братьями по оружию, одного из которых он впоследствии убил. Не лично, но руку приложил. Второй раз он кричал так, когда его последователей истребляли равнодушные республиканские танки. Снова потеряв смысл жизни, он рухнул на колени и вопил до боли в горле. Все закончилось так же быстро, как началось. Покачиваясь в бреду, проповедник ощутил, как чьи-то ладони обхватили его лицо и насильно опустили на пол. Потом его бездвижное тело почему-то оказалось парящим в воздухе и перенеслось на жесткие простыни приходской кровати.