– Пули тоже с именной гравировкой? – не сдерживая широкой улыбки, Гудвин начал осматривать причудливую собачью голову, изображенную на черной рукоятки. “Весь мир у твоих ног” – цитата, выгравированная на ствольной коробке, напоминала о том, кто они на самом деле такие.

– Совсем за идиотов нас держишься? – рявкнул Боунс, как обычно забившийся в угол и перекидывающий набалдашник трости из руки в руку, словно мячик. – Хочешь всю организацию развалить своими увеселительными прогулками с Доланом, по живым мишеням пострелять, да еще и наследить?

– Хочу напомнить, что персональное разрешение руководства мы получили, правда, Томас? – вытащив патроны из магазина, валютчик критически осмотрел их со всех сторон, словно баллистический эксперт, и вернул на прежнее место. После излишне затянутой демонстрации он поднял глаза на сердитого калеку и ухмыльнулся.

– Думаю, церемонию посвящения мы оставим на потом, – примирительно выставив руку перед собой, Ридус таким образом отгородился от ненужного конфликта. – Я не собирался передавать тебе оружие до обнародования рейтинга кандидатов после интервью, но оно показалось мне сносным. Но какова была причина твоего прихода? Изначальная?

– Я встретился со старым другом, который передал мне важную информацию. Могу я повидаться с Викторией и посоветоваться с ней на этот счет? Если позволишь.

Он умел находить нужные рычаги давления и использовать против собеседников. В случае второго признанного лидера Эдема было достаточно просто напомнить, что с его мнением считаются и ставят в известность его самого перед тем, как совершить нечто непростительно глупое. Облизнувшись, Гудвин сделал пару шагов назад, дабы чуть-чуть пригнуть голову в знак красноречивого повиновения. Оценив этот жест не без свойственной Ридусу иронии, он кивнул и повернулся обратно к столу.

– Напыщенный индюк, – вложив все презрение в свою инсинуацию, Лоуренс не стал реагировать на недоумевающие взгляды вокруг, лишь оперся подбородком обратно на трость и прикрыл глаза.

Гудвин тем временем направился в сторону центрального кабинета – своеобразному тронному залу – который исторгал непреложные законы. Тот находился практически возле лестницы, ведущей на нижний этаж, поэтому мужчине пришлось вернуться назад и преодолеть немалое расстояние. Проектировщики явно постарались удлинить залы и коридоры, чтобы компенсировать сравнительную узкость пространства. По дороге Себастьян неустанно размышлял над тем, что именно скажет работодательнице. Как поведет разговор и как ловко уведет его в приятное для них обоих русло. Мысленно упиваясь предстоящей беседой, контрабандист не заметил впереди себя человека со стопкой книг в руках. Несмотря на непереносимую августовскую жару, тот все равно носил элегантный темный пиджак, впрочем, без дополнительных атрибутов в виде галстука и жилетки с золотой цепочкой.

– Мистер Гудвин, рад видеть Вас в хорошем настроении, – остановившись посреди коридора, Гастин принял благодушный вид, отчего его заостренные усы заблестели в свете ламп. – Смотрел Ваше интервью. Остался в полном восторге!

– Вы не первый человек, который говорит мне эту фразу. Так что спасибо. Все же мои таланты переговорщика где-то пригодились, – нервно переминаясь с ноги на ногу, Себастьян поглядывал на заветный вход в божественную обитель. Ему не хотелось тратить время на разговоры с пародией на дворецкого, но хамство старшим вряд ли добавит престижа.

– Не недооценивайте себя. Еще пару репетиций с Клиффордом и Вы спокойно дадите фору любому опытному политику. Молодость и энергия всегда привлекают больше, чем заученные фразы. Я знаю, это довольно прогрессивный взгляд на вещи, но мои сыновья со мной согласятся.

– Не знал, что у Вас есть дети, – на секунду перестав сверлить глазами кабинетную дверь, Гудвин позволил себе разглядеть низкого полноватого мужчину перед собой. За комичными усиками и смеющимся взглядом скрывалась чувственная натура. – Не встречал их, они тоже здесь живут?

– Нет-нет, я работаю здесь, чтобы оплачивать их обучение. Позже я постараюсь дать им возможность учиться заграницей. Это их мечта. Но пока они стоят на площади и восхищаются Вашими речами со сцены, – грустно улыбнувшись, Хиггенс уставился в пол, а затем, спохватившись, понял, что задерживает эдемовца. – Прошу прощения. Я немного увлекся. Мисс Маргулис у себя, я только что с ней разговаривал.

– Спасибо, – остановившись около закрытых дверей, Себастьян обернулся и спросил: – Ваши сыновья верят в принципы, которые отстаивают протестующие?

– Безусловно, они находят отклик в их молодых душах. Они идеализируют мир из-за возраста. Вы сами понимаете. Но отказываются признавать это и заявляют, что вряд ли такие как я смогут разрушить систему. Я их не расстраиваю. Они в своем праве.

– А Вы не верите в возможность изменить что-либо?

– Господин Гудвин, мой старший сын погиб на войне за Восток больше шести лет назад. Он тоже верил в изменения. Хотел помочь Родине. Быть полезным. Однако реальность поразила его гораздо быстрее, чем братьев. И, боюсь, урок был болезненным скорее для меня. Мне ведь пришлось хоронить его останки, которые семье любезно вернули в дешевом деревянном гробу. После этого я уже ни во что не верю.

Внезапно распахнувшиеся двери вынудили двоих собеседников отпрянуть. Гастин, с почтением относившийся к хозяйке общины, поклонился ей и снова поблагодарил за книги, после чего скрылся на лестничной площадке. Себастьян остался неподвижно стоять перед кабинетом, не в силах открыть рот и поприветствовать женщину. Та, в свою очередь, изучала непрошеного гостя немного удивленным взглядом, но все же нарушила неловкое молчание и жестом пригласила кандидата войти. Он предпочел молча прошествовать внутрь и усесться как можно дальше от главного кресла. Увы, планы пришлось изменить, стоило недовольному собачьему рычанию огласить всю комнату. Вздрогнув, валютчик пересел поближе и нервно застучал пальцами по столу.

– Ты знала, что у Гастина сыновья на улице протестуют вместе с толпой?

– Разумеется, – по-прежнему изумленная Перри не догадывалась о цели визита этого человека. Учитывая тот факт, что озвучивать ее он, похоже, не спешил, ей лишь оставалось поддерживать беседу в одиночку: – У тебя что-то случилось? – следовало уточнить, в какой именно день они решили перешагнуть барьер вежливости и обращаться друг к другу на “ты”.

– В моих руках жизни детей…

– Ты преувеличиваешь. Во-первых, они в наших руках. Во-вторых, уже довольно поздно для инсайта, тебе не кажется? – опустившись в кресло, Виктория достала из пачки сигарету и прикурила. – С какой стати ты озаботился комфортом избирателей или их отпрысков? **

– Я и не догадывался, какая ты циничная, – фыркнул Гудвин, откидываясь на стуле с каким-то странным выражением на лице. То ли сосредоточенным, то ли насмешливым. – А ведь твои дети могли оказаться по ту сторону баррикад. Или ты сама.

– У меня нет детей, – отрезала Маргулис, возможно, более жестко, чем планировала. – И бессмысленно рассуждать о том, чего никогда не произойдет. А теперь ответь на мой вопрос – ты пьян или обдолбан?

– Я чист уже несколько недель. Говорил об этом в недавнем интервью. И, кстати, я за день получил уже уйму комплиментов по поводу своего успеха, но ты мне ничего так и не сказала. Хотя это в твоих интересах.

– Ты мне хамишь. Эта первая причина, по которой ты можешь получить только удар по ребрам, если я вызову охрану, – предупредила раздраженная Королева. – А вторая причина заключается в том, что я не смотрела твое интервью. Была занята.

– Чем же? Очередным планированием уик-энда в компании несравненного Волкера? – язвительно протянул контрабандист, с вызовом глядя на вдову. В ожидании новой перепалки он начал осматривать чучело ворона с открытым клювом и маленький стеклянный глобус.

– Ты переходишь грань дозволенного, – расслабившись под действием никотина, Маргулис уже не ощущала того первоначального раздражения. Странно. Но впервые за неделю плодотворной работы в этот кабинет вошел человек, не лебезящий перед начальством, не расточающий пустых комплиментов и не требующий невозможного. Как иногда приятно осознавать, что беспринципные наглецы тоже бывают полезны. – Грэм уже позвонил и пожаловался на тебя. Говорит, ты его не слушаешь.