Вскоре Долан свыкся со своим положением бесполезного балласта на хрупкой шее организации. Разумеется, наведывавшиеся боевые товарищи убеждали негласного лидера одного из лучших вооруженных отрядов Эдема в том, что это – временное явление сродни заслуженному отпуску в горах. Пусть бывший капитан представит, что он съездил покататься на лыжах и выбрал самый опасный маршрут. Всяко лучше, чем бичевать себя из-за ублюдка в офицерской фуражке и полусотней автоматчиков за спиной. Утешение сомнительное, но действенное. Особенно, если накачаться всякой успокоительной гадостью и спать больше положенной нормы. Во снах начало являться размытое лицо с маленькими, вечно прищуренными глазами, спрятанными за стеклом очков. Хотелось протянуть руки и сдавить черепную коробку, медленно выдавливая глаза. Тогда все наладится: его самочувствие улучшится, общество станет чище и представит его к награде за храбрость.

Впоследствии, чтобы сдерживать рвущуюся наружу энергию вместе с агрессией, Кларку носили разную технику: от ноутбука с увлекательными стратегиями и шутерами, до колонки с музыкой, которую позволяли слушать на полной громкости целый час. Временные рамки не ограничивали бы, но следовало уважать хозяина так называемой палаты – Вудро. Окруженный аппаратами для поддержания базовых функций организма, инвалид часами валялся в постели, закрыв глаза. По четко установленным часам приходил огромный темнокожий санитар и проделывал процедуры, заменяющие всю активность. Они не разговаривали. Комната погружалась в гнетущую тишину, не считая вечного бормотания ведущего программы новостей. Таковы условия сожительства: до четырех часов дня Долан обязан был лицезреть постные лица экспертов на правительственном канале. Потом можно было включить любой фильм или сериал, наслаждаясь адекватной игрой актеров. Однако прикованный к постели Вуди умышленно отворачивал голову от экрана. Кларка это бесило, но какая ему, в сущности, разница – разделяет ли кто-то его предпочтения?

– И в чем ж смысл этого фильма? – однажды, на третью неделю совместного ожидания выписки, поинтересовался Ландау. Он ни разу не открыл глаза за все время просмотра – Кларк украдкой поглядывал в его сторону – но вслушивался в каждое слово.

– Ну, он стал символом народного недовольства и прочей херни, – смутившись, Долан поначалу не знал, какой ответ будет правильным. – И в финале никто так и не понял, была ли это выдумка душевнобольного или все действительно так и произошло. Знаешь, открытый конец.

– Значит, чтобы подтолкнуть массы к Революции, нужно всего лишь убить троих идиотов в метро и одного ведущего развлекательного шоу?

– Ты все немного упростил, но в целом – да, все верно. Конечно, не мешало бы еще окончательно дойти до ручки в этом городе, пережить парочку нападений, получить сотрясание и можно будет нанести себе уродский макияж, а потом пойти отстреливать людей на улицах, – хмыкнув, офицер приложил два пальца к собственной перебинтованной голове на манер дуло пистолета, а затем отогнул большой палец, словно взведенный курок и выстрелил. Слегка откинувшись на подушке, он притворился мертвецом с широкой улыбкой. – Как думаешь, на какую передачу стоит пойти мне? Кто тебя больше всего бесит из этих болванов? ***

Ответа не последовало. Вуди пристально следил за перформансом полицейского, после чего грустно усмехнулся и прикрыл глаза от усталости. Что же, можно назвать это удачной попыткой хоть как-то установить контакт. Они уже сказали друг другу больше трех слов. Успех. На следующий день Кларк даже поздоровался с калекой, чего не делал в принципе. Еще через пару дней с него уже сняли провонявшие бинты, вызывающие зуд. Почему-то квадриплегика данный процесс сильно заинтересовал: он не отводил пронзительных голубых глаз, словно подрывающих саму основу мироздания. Становилось неловко. Но, дождавшись окончания затянувшейся процедуры, Вудро странно нахмурил брови и сразу же расцвел блаженной улыбкой.

– Иронично. Такой причудливо изогнутый шрам в виде улыбки мне еще не доводилось видеть, – подмигнув, калека едва сдерживал рвущийся наружу невежливый смешок из-за растерянного выражения лица собеседника. – Скажите, господин Долан, Ваша жизнь – трагедия или все-таки комедия?

– Твою же блядскую мать, – заполучив долгожданное зеркало, бывший полицейский проследил за рубцом, берущим свое начало от левого виска и доходящего до середины лба. – Я отключился до того, как эти мрази разрисовали мне лицо. Ничего, как только я выкарабкаюсь, их жизни резко превратятся в трагикомедию. – проведя вспотевшей ладонью по непривычной полоске на лице, мужчина покрутил зеркало. – Ну что скажешь? Похож я на отвергнутого обществом психопата?

– Не сбривай щетину и отрасти волосы. Тогда роль твоя.

Совет был принят во внимание, а зарождавшаяся дружба укрепилась за счет локальной шутки. На протяжении целой недели в палату, так или иначе, врывались вестники и поздравляли Кларка с изящным дополнением к образу коррумпированного полицейского и ловкого картежника. Их своеобразная поддержка ценилась больше ввиду регулярного снабжения сигаретами и разного рода алкогольными напитками, замаскированными под бутылочный сок. Безусловно, его вид не дотягивал до Одноглазого Мерфи, но тоже поднимал авторитет в кругах бывших разведчиков и военных чинов. Сам Кларк уже отсчитывал дни до возвращения в собственную комнату, где он сможет прийти в себя и, после интенсивных тренировок в спортзале, вернуться в строй. План замечательный. Только размышления о нем прервал характерный грохот и громкое верещание аппаратуры. Повернувшись на другой бок, Долан увидел валявшуюся на полу книгу и мотающего головой Вуди, панически нажимавшего на кнопку единственным двигающимся пальцем левой руки.

– Черт возьми! Что ты делаешь?! – рявкнул эдемовец, мгновенно вскакивая с койки и подлетая к целой аппаратурной установке. Ненароком можно было зацепить один экран и потянуть весь трубочный комплекс за ним. – Она просто упала. Эй! Успокойся! – закрепив книгу в специальном штативе, предназначенном для чего угодно, кроме чтения, Кларк схватил инвалида за руку, чуть выше локтя и встряхнул. Насколько позволяла нагроможденная конструкция. – Какого черта? Ты зачем так дергаешься? Сейчас сюда половина особняка сбежится. – на этих слова пару страничек измятой книжки снова выбились из металлической подпорки, отчего сама книга накренилась в сторону. – Блять. Нахера тебе эта бумажная хуета? Ты даже страницу перевернуть не можешь! У тебя тут экран голосового ввода имеется, с целой, мать его, библиотекой. Или жутко необходимо усложнять себе жизнь?

– Посмотри на меня, Кларк. Моя жизнь усложнена уже больше пятнадцати лет, – в поддернутых дымкой голубых глазах мелькнули слезы. Он даже не мог незаметно смахнуть их. – Бесполезен. Безнадежен. И бездарен, к тому же. Книгу не могу удержать на подставке. Обычную бумажную книгу! Какой тогда смысл во всем остальном? В этой никчемной жизни? Символом Революции я точно не стану.

Столько трагизма в чужом голосе Долан не слышал уже очень давно. Почему-то спровоцировало на активную фазу противостояния неизбежному именно это загробное уныние. Зарычав, Долан выхватил наполовину свалившуюся книжку из подпорок и швырнул в другой конец комнаты. Его горло пересохло от липкого налета смерти, усеявшего деревянные панели стен. Хватит играться в докторов и пациентов, хватит делать вид, что все можно исправить, починить или привести в какой-то абсурдный порядок. Это невозможно! Подойдя к массивным черным портьерам, Кларк резким движением отдернул их в противоположные стороны, пропуская летние солнечные лучи в прогнивший лепрозорий. С непривычки Вудро поморщился, но потом жадно потянулся к свету. Да, все именно так. Они, сами того не подозревая, убивали его, когда потакали таким прихотям затворничества. Распахивая одно окно за другим, офицер ликовал не меньше.

В такие моменты начинаешь чувствовать себя живым.

– Что Вы делаете?! – пронзительный женский крик вынудил нарушителя обернуться к входным дверям. Опешившая сиделка прожигала его праведно гневным взглядом. В руках она держала поднос с очередными пилюльками, которые нужно принимать строго по расписанию. Он мешал ей активно жестикулировать. – Почему Вы не в постели? Вы что, походили к аппаратам? Что Вы тут устроили? Я сейчас позову…