И он снова звонко рассмеялся.

– У меня возникает ощущение, – не спеша проговорил Див, – что в его голове только две взаимоисключающие мысли – спасти дочь и не потерять Русалку.

– Так и есть, – кивнул Ладимир, мигом обретя серьёзность. – По-моему, он пытается их примирить, но не очень у него это получается.

– Он вроде был влюблён?

– Ну… да, был. Я бы сказал, глубоко влюблён.

– А теперь бесится, стоит только в сторону его Русалки посмотреть… С чего бы такая резкая перемена…

– Любите вы психологические измышления, – проворчал Ладимир.

Див неожиданно смерил собеседника острым взглядом:

– Не надо убеждать меня в том, что ты его не читал. Не поверю.

– Слушал, – насупился Ладимир. – А сами-то вы чего?

– У меня было не так много возможностей с ним поговорить, тем более на близкую тему. Сначала мне пришлось доказывать, что я – это я, а потом свою абсолютную незаинтересованность его приёмышем. Единственное, в чём мне довелось убедиться во время обоих разговоров – его упёртость.

– Аа, что есть, то есть, упрямый он жутко. С Русалкой как-то странно всё. Он мне рассказал. После того, как увидел под яблоней Русалку со Шваром и мне пришлось его вином отпаивать. Она ему снилась, Див Мирославич.

Див не ответил, но недоумённо свёл чёрные брови и выложил из кармана на лавочку несколько цветных карандашей.

– Впервые она ему приснилась, когда его подрал оборотень. Как он сказал, первое его серьёзное ранение, на правом боку шикарная метка осталась. Лежал он в вонючей халупе, перемотанный тряпками. И она пришла к нему, сидела рядом и гладила по руке. Утром он окреп настолько, что был в состоянии найти в сундучке нужные эликсиры и перебинтовать рану как следует. С тех пор так и повелось – она снилась ему, когда его калечили. Иногда могла появляться без повода, но обязательно приходила, когда ему было плохо. В его снах свет всегда был за её спиной, и лица её он не видел. У неё были очень длинные волосы – за что он и называл её Русалкой, – и маленькие детские руки с тоненькими запястьями… это не мои слова, не надо так на меня поглядывать. Это он мне так рассказывал. На шее она носила кулон из цитрина, а на среднем пальце правой руки – тяжёлое серебряное кольцо в виде рыси. И знаете, что самое странное? Он детально запомнил её руки и кольцо, потому что сам часто держал её за руку. Настолько сны были реальны, что он даже пытался Русалку отыскать… только ничего у него не получилось. Ну а потом он встретил свою волшебницу-зазнобу и о Русалке быстренько и очень качественно позабыл – чародейка была ревнива до жути и иногда развлекалась чтением его мыслей. Понятное дело, что ему меньше всего улыбалось доказывать ей, что Русалка – плод его фантазий и не более того.

А потом он ввязался в разборку магов на каком-то острове… название мудрёное, Танедд, что ли… Да, согласен, неважно. Его изувечили, и одна симпатизирующая ему чародейка попыталась его телепортировать, но что-то там произошло… короче, портал не так сработал и перебросил его сюда. Как он сказал, хорошо, что не по частям.

И здесь она снова к нему пришла. Сидела рядом с ним, когда он спал, и держала за руку. И никуда не исчезла, когда он проснулся.

Див что-то проворчал и принялся ножом подчищать неудачную линию.

– Насколько я понимаю твою театральную паузу, – сказал он, – соединение счастливых влюблённых произошло не сразу.

– Именно. Дальше начался цирк, никак не похожий на красивое завершение легенды. Я ж говорил, он лица её никогда не видел, да и фигуру описать бы не смог. И, видимо, он ожидал, что Русалка окажется знойной красоткой с осиной талией, грудью четвёртого размера, глазищами лани и пухлыми губками.

Див фыркнул.

– А вместо ожидаемого увидел… то, что увидел. Он никак не мог понять, она это или не она, тем более что за руку она его держать как-то больше не хотела, да и вообще вела себя так, словно видит его впервые в жизни. Он и решил, что, раз она его не узнаёт, это не она…

– Теперь хоть что-то вырисовывается, – сказал Див. – Видимо, он не смотря ни на что убедился в том, что это именно она. Тогда, в общем-то, понятно, почему он ведёт себя, как спятивший цепной пёс. Найти ту, которую не надеялся найти и которая существовала только в его воображении, тем более в тот момент, когда потерял всё, что было… Получается, реальность всё-таки превзошла его ожидания.

– Ещё бы! – вздохнул Ладимир. – Стоит только вспомнить, что они на озере вытворяли… Он ведьмак, конечно, но что-то я сильно сомневаюсь, что

все его ночи с женщинами походили на эту. Точнее, эти. Подозреваю, что даже его бывшая зазноба ему такого удовольствия не доставляла.

Див кивнул.

– Вот только сны эти, Див Мирославич. Не с потолка же они свалились?

– Да, со снами непонятно. Но кольцо у твоей Аннушки и впрямь примечательное. Надо бы получше рассмотреть.

– Не моя она, – вздохнул Ладимир. – Теперь ведьмака.

Див, похоже, не собирался продолжать разговор и молчал, поглощённый рисунком. Однако Ладимир не узнал того, что его интересовало.

– Ворон Воронович, а что это вы вдруг велосипедными прогулками увлеклись? – спросил он. – Раньше за вами такого не наблюдалось. Вас… гм… общество пленило?

Не дождавшись ответа, он продолжил:

– Этак я стану подозревать, что ведьмак не зря ревнует.

Ладимир шутил, поэтому загадочная улыбка, появившаяся на лице Дива, выбила его из колеи.

Он пристально уставился на Дива, и что-то такое померещилось ему в его глазах, из-за чего свои он поспешно отвёл. И увидел рисунок. Раскинувшееся вольно поле, прозрачно-золотую зарю… и чрезвычайно знакомую длинную русую косу.

Ладимир окаменел. Он переводил взгляд то на Дива, то на рисунок, а князь будто вовсе не замечал, что творится с его подопечным. Когда удивление Ладимира готово было достигнуть точки ненормальной, он обычным небрежным тоном спросил:

– Ладимир, ты видишь, надо полагать, что здесь земля пропадает?

Рысь встряхнулась.

– Сложно не заметить, – сказала она подозрительно, давая понять, что так просто её с толку не собьёшь.

– Я её покупаю. Кто мне мог рассказать о здешних окрестностях, кроме Русалки, которая значительную часть жизни провела в этой деревне?

– И правда. А теперь вы, несомненно, в благодарность за предоставленные сведения, рисуете её портрет.

– У Геральта наверняка немало талантов, но рисование в их число не входит.

– Исчерпывающий ответ, – заметил Ладимир.

– Телефон, – невозмутимо напомнил Див.

– Какой телефон?.. А! Сейчас.

Ладимир встал, сделал несколько шагов и застыл.

– Вам телефон срочно нужен? – спросил он, глядя через плечо на Ворона.

– Если бы он мне понадобился через год, сейчас я бы тебя за ним не послал.

Ладимир повернулся к нему.

– То есть вы хотите, чтобы я сейчас поднялся на крыльцо, прошёл в дом, отыскал ваш неуловимый мобильник и принёс вам?

– Не устаю поражаться твоей сообразительности. Схватываешь на лету.

Ладимир решительно уселся прямо на землю, скрестив по-турецки ноги.

– Лучше убейте, – заявил он.

Див круто изогнул левую бровь и повернулся, чтобы посмотреть на бунтовщика:

– Что за забастовка?

– Вы представляете, что со мной сделает ведьмак, если я заявлюсь в разгар его плотских утех и начну перетряхивать мебель, в том числе диван, на котором он этим самым утехам предаётся?

– Не заметит? – предположил Див.

– Да вы оптимист, Ворон Воронович, – сказал Ладимир, не собираясь вставать.

Див отвернулся.

– Ладимир, я не повторяю, и тебе это известно, – сказал он.

По его тону ясно было, что шутки кончились. Ладимир вздохнул, медленно поднялся и поплёлся к дому.

…Геральт внёс меня в комнату, усадил на диван и сел рядом. Он всё ещё был встревожен и прислушивался к тому, что творилось на улице.

Я погладила его по щеке.

– Геральт, что-то случилось?

Он опустил голову, одновременно отстраняясь, чтобы избежать моей руки.