========== Глава III ==========
Он знал о них больше, чем они могли предположить.
От неё пахло вербеной. Лежал он в её комнате, потому что этот запах ощущался даже тогда, когда она уходила – очевидно, где-то рядом стоял пузырёк с духами. Она носила имя Аннушка, но он назвал её про себя Русалкой за очень длинные густые волосы. Шорох расчёски по её прядям начинал каждое его утро здесь и заканчивал каждый день. У неё были маленькие хрупкие руки, тёплые и сухие, и прикасалась она к нему так осторожно, будто он был драгоценной фарфоровой вазой. Он чувствовал её прикосновения, даже когда был в глубоком забытьи – ему сразу становилось от них легче. И что-то смутное всплывало в его памяти – образ той, которая приходила к нему во сне в те моменты, когда ему было особенно тяжело. Это была не Йеннифэр и ни одна из его многочисленных женщин, он был уверен, что ни разу в жизни её не встречал. После знакомства с Йеннифэр он долго пытался заглушить её образ – чародейка легко читала его мысли, причём без его согласия, и он не хотел разговоров на эту тему. И ему это удалось – почти. Сейчас Русалка была рядом с ним, и он страстно желал её увидеть, но слабость не позволяла ему ни позвать её, ни даже открыть глаза.
От второго пахло лесом и сухой травой. Это был молодой мужчина невысокого роста, с хрипловатым голосом. Он не был её любовником, скорее хорошим знакомым. Ухаживали они за ним вместе. Он хромал на левую ногу, и у него была настолько лёгкая поступь, что ведьмак не всегда её слышал. И это тревожило его, он опасался, что второй не человек. Звали его Ладимир.
Кажется, был и третий, но он не был в этом уверен. От этого третьего в памяти остался только запах лаванды и мяты.
Лежал он в деревенском доме и быстро понял, что это деревня из другого мира – слишком было тут тихо. Он узнал этот мир, и в памяти сам собой всплыл язык, которому он научился с помощью магии двадцать с половиной лет назад. Не хотелось ему вновь оказаться здесь, но выбирать не приходилось…
========== Глава IV ==========
Когда уехал Див, мне стало не по себе. Князь крайне своеобразен, но, если он рядом, чувствуешь себя как за каменной стеной. Что бы ни случилось с больным, он обязательно бы ему помог. Так близко, как в эти два дня, я Ворона видела впервые, и у меня создалось впечатление, что он способен справиться с любой ситуацией. Ладимир тоже был надёжен, но я сомневалась в его медицинских познаниях.
Днём всё шло хорошо, и мои тревоги немного улеглись. Мы напоили ведьмака отваром из травяного сбора, который оставил Див, затем я натёрла его больное бедро заживляющей мазью. Не думала, что впервые прикоснусь к мужчине подобным образом…
После обеда Ладимир принёс большую спортивную сумку.
– Это что? – поинтересовалась я.
– Див вещи для ведьмака прислал. Так, посмотрим, что тут.
Он вытащил джинсы, длинную рубашку без рукавов (такие носили в Братстве летом, они входили в форму воинов), ремень к ней и пару ношеных кроссовок и внимательно всё осмотрел.
– Понятия не имею, чьё это, – сказал он.
– Рубашка наверняка кого-нибудь из ваших?
– Не пойму. Определённо не того, кто живёт в нашем доме. И шитья серебряного нет.
– Не проще было всё новое купить? Вещи чистые, но явно ношеные.
– Див не любитель по магазинам бегать, да и в одежде он не сечёт, мягко говоря. У него дома в гардеробе из обычных вещей одна пара старинных джинсов, пара таких же футболок и древний чёрный свитер, всё остальное – форма. А эти джинсы вообще модельные, старые только. Такие в моде были лет пять назад.
Я вытаращилась на него.
– Откуда такие познания?!
– Ну, я ж в молодости любитель был приодеться, – улыбнулся Ладимир.
– Обалдеть… Я ведь должна в таких вещах разбираться.
– А зачем оно тебе? Эти джинсы стоят как твоя годовая зарплата.
– Для вас это не деньги, – вздохнула я.
– Хотя бы нижнее бельё новое… так, это мелочёвка уже. Расчёска, зубная щётка… ого…
Он достал продолговатый предмет, напоминающий складной нож, и отогнул лезвие.
– Что это? – испуганно спросил я, разглядывая неожиданный симбиоз ножа и скальпеля.
– Бритва Дива.
– Бритва… Диву-то она зачем?!
– Он её всегда с собой таскает. Думаю, для того, чтобы выбривать волосы вокруг раны в полевых условиях. Серебряная, между прочим. Не думаю только, что она Геральту пригодится. С такой ногой не до красоты.
Он убрал бритву в бархатный чехол.
Вечером всё и началось.
Ладимир пошёл в ванную, а я напоила ведьмака отваром и начала растирать бедро мазью. Мне показалось, что кожа ненормально горячая. Я потрогала его лоб и, немного поколебавшись, коснулась его губами. Лоб пылал.
Вернулся Ладимир, и я поспешила его обрадовать:
– У Геральта жар.
Ладимир, как и я, положил ладонь на лоб больного.
– Див предупреждал. Действие его целительства закончилось, отсюда лихорадка. Ты не переживай, ничего в этом страшного нет. Градусник ставила?
– Да, пора уже доставать…
Я посмотрела на градусник и молча передала Ладимиру. Он вскинул брови и присвистнул.
– По-твоему, сорок два – это не страшно? – спросила я. Мне казалось, что чем быстрее мы позвоним Диву, тем лучше.
– Он – мутант, а не человек, не забывай. У него несколько иная физиология.
Спать я не легла, да мне и не хотелось. Мы с Ладимиром сидели на диване бок о бок, смотрели в темноту каморки и слушали хриплое дыхание ведьмака. Около полуночи он начал бредить, метаться и несколько раз силился подняться с кушетки. Ладимир его удерживал, бросив мне: «Сиди, ты с этим быком не справишься». И я не в первый раз подивилась, откуда у невысокого, худощавого Ладимира такая сила – ведьмака он удерживал без особого труда.
Через два часа ведьмак затих, и Ладимир вернулся ко мне на диван.
– Может, ляжешь? – спросил он.
– Где уж тут…
Из каморки доносилось только тяжёлое дыхание и еле слышный шёпот. Мы прислушались. Ведьмак повторял одно и то же слово.
– Зовёт кого-то? – тихо спросил я.
– Похоже на то. Бабу свою, наверное.
Я напрягла слух, Ладимиру, конечно, это было не нужно.
– Вила, – сказал он, – или нечто, почти такое же по звучанию.
– У меня с этим словом только две ассоциации, – сказала я. – Садовый инструмент и русалка в мифологии южных славян. А скорее всего, это что-то третье.
Мы замолчали. «Ви… ла, – доносилось из каморки, – Ви… ла…». Ведьмак звал так, словно был уверен, что та, кого он ждал, не придёт, и его тихий, полный тоски и безнадёжности зов надрывал мне сердце. Я не в первый и не в последний раз прокляла свою чувствительность. Вдруг Ладимир сказал:
– Чёрт, слушать вообще невозможно. Лучше бы просто бредил. Бормочет себе и бормочет, а это – будто ножом по сердцу.
– Может, посидеть с ним? – робко предложила я.
Ладимир взглянул на меня и кивнул.
Я зашла в каморку и, нащупав край тахты, села. Мы не зажигали свет, и если в комнату хоть как-то попадал свет уличного фонаря, здесь была тьма кромешная. Я видела диван и сидящего на нём Ладимира, но совершенно не видела ведьмака. Он примолк, и мне на мгновение показалось, что в каморке, кроме меня, никого нет. Ощупью я взяла его за руку и наугад провела по горячему, покрытому испариной лбу. Он слегка повернул голову, как бы следуя за моей рукой, неожиданно сжал мою ладонь и тут же ослабил хватку.
– Вила, – выдохнул он.
Я, как обычно, начала гладить его по руке, перебирать пальцы, и он притих, только время от времени сжимал мою ладонь, словно желая убедиться, что я здесь. Впрочем, не я, конечно, а его возлюбленная, которую он сейчас во мне видел.
В каморку зашёл Ладимир.
– Зря мы его сюда перенесли, – сказал он. – Надо было на диване оставить. Ты бы легла рядом с ним, и спали бы все спокойно.
– Думаешь его снова на диван перетащить?
