Как ни мало он бывал дома в эти дни, ему удалось заметить, что между Русалкой и Сваромиром не всё ладно. Русалка ходила печальная, а во взгляде Сваромира, хоть он и был с ней так же чуток и нежен, проскальзывала затаённая боль.
Через два дня Сваромир внезапно уехал. Геральту стало ясно, что у них ничего не вышло. Но облегчения он не почувствовал. Ему было жаль Русалку, и, даже когда она накричала на него за завтраком, его отношение к ней не поменялось. Геральт охотно бы её утешил, но он был последним, у кого Русалка стала бы искать утешения…
Потом было сражение с чудовищем и одна из самых паршивых ночей в его жизни.
Скорее всего, если бы он с самого начала берёг ногу, а не расхаживал по полям, бедро его уже зажило бы. Но сейчас, после многодневных прогулок, а особенно после неудачного падения, оно будто горело в огне. Геральт бредил и звал ту, которая всегда облегчала его боль… и она пришла к нему. Но на этот раз было не так, как обычно: ведьмаку казалось, что она вот-вот уйдёт, исчезнет навсегда, и он пытался удержать её. Левая рука плохо его слушалась, и он прилагал все силы, чтобы не выпустить её ладонь.
Он добился своего – она осталась. Она была с ним, пока он не уснул…
Наутро Геральт проснулся бодрый и отдохнувший. И полный решимости убедить себя в том, что он любит только Йеннифэр.
Ровно до того момента, когда Ладимир сообщил ему, что он сломал Русалке кисть.
Русалка страдала от боли и была почти беспомощна – по его вине. Такого стыда он ещё никогда не испытывал. Она казалась маленьким заброшенным котёнком, избитым, страдающим и никому не нужным. Она не хотела принимать его помощь, но он сумел её переубедить.
Теперь она не сторонилась его, не смотрела на него со злобой и страхом. Он попросил Ладимира лечь на кушетке, чтобы быть с ней – так, как она была с ним, когда была нужна ему.
Но он не ожидал, что, ощутив его присутствие, она повернётся к нему, станет медленно и нежно целовать его лицо и скажет, что любит его.
Она грезила наяву, не владела собой и не могла солгать. Он млел от её ласк, от её слов, не догадываясь о том, как страстно желал их услышать. И он не смог молчать. Ведь она спала и ничего бы не запомнила…
На рассвете, когда за ним явились князья, он понял, что не сможет оставить её сейчас.
Только беспокойство о Цири не покидало его. В то время, когда она ждала его помощи, он наслаждался любовью той, которую и не надеялся встретить… И Диву он сказал, что готов вернуться сию же минуту.
Див окинул его пронизывающим взглядом и обещал вызвать Шиву.
Геральт остался на лавочке. Он не хотел встречаться с Русалкой… да и она с ним – тоже, как оказалось.
Наверное, если бы она унижалась перед ним, умоляя его остаться, Шива бы приехал не зря. Но она не шла, Геральт был в полном одиночестве и вдруг подумал, что мог бы сидеть здесь, целуя её, а она прижималась бы к нему и трепетала, отвечая на его поцелуи… И он так ясно увидел её рядом, что даже протянул руки, чтобы обнять её…
Но её не было.
Он вскочил и бросился на её поиски.
Она была зла на него, но он знал, что она его простит…
…Я просыпалась медленно и долго не могла понять, где нахожусь. Солнце уже проникало на полянку, и озёрная гладь отражала нежный розоватый свет.
Я наконец вспомнила. И дивный лунный вечер, и лунную ночь, которая могла бы показаться сказкой, если б не ломило всё тело и не болела промежность.
Да, ведьмак постарался на славу. Впору было подумать, что у него минимум год никого не было.
Хотя, сказать по правде… если бы не некоторые… ну ладно, многочисленные, по правде же… жесты с моей стороны, которых он не ожидал и был от них в восторге и которых я тоже не ожидала и сейчас, утром, была от них в глубоком изумлении, потому что не представляла, что способна на такое… он бы угомонился намного раньше.
Это была сумасшедшая ночь, наполненная страстью, наслаждением, счастьем и немножко – болью. Я и мечтать не могла ни о таком партнёре, ни о таком блаженстве.
И сейчас я чувствовала опустошённость и стыд.
В меня с младых ногтей вбивали, что секс до свадьбы недопустим. И даже, когда ты всё-таки выходишь замуж, он возможен только для рождения детей – никаких прелюдий, никакого удовольствия и, само собой, никакого разнообразия, только одна классическая поза.
То, что мы с Геральтом творили этой ночью, выходило за рамки всех представлений, которые у меня когда-либо были, некоторые вещи я даже вообразить не могла. Да, это было здорово, но в то же время… «распущенно», вероятно, самое мягкое слово.
Мне хотелось скорее зайти в воду и помыться. И хотелось, чтобы Геральт ко мне не прикасался.
Последнее было самое паршивое. Ведьмак ни в чём не был виноват, напротив, его следовало бы поблагодарить… а вместо этого я не могла на него смотреть.
Судя по его дыханию, он то ли спал, то ли дремал. Я осторожно высвободилась из его рук и, радуясь, что удалось сделать это незаметно, пошла к воде.
Плескалась я долго и немножко расслабилась. Вода остыла за ночь и приятно освежала. Сквозь её кристально чистую толщу виднелось песчаное дно, на котором играли солнечные зайчики. Кое-где колыхались пушистые водоросли, между ними сновали рыбёшки. Ветра не было, от каждого моего движения расходились волны, и их тени пробегали по зеленоватому песку.
Я бы с огромным удовольствием проторчала в воде до тех пор, пока не явятся Див и Ладимир. Проторчала бы и дольше, лишь бы избежать необходимости говорить с ведьмаком. Но ничего не поделаешь, придётся вылезать.
Я напоследок посмотрела вдаль, туда, где кроны ракит густели, ветви их переплетались между собой и озеро уходило в непроглядную лесную чащу. Со вздохом повернулась и побрела к берегу.
И сразу же обнаружила, что Геральт не спал. Он сидел, положив руки на согнутые в коленях ноги, и, естественно, даже не подумал одеться.
Хоть бы он отвернулся… хоть бы не смотрел этим солнечным, счастливым взглядом…
Ведьмак мигом понял, что что-то случилось. Когда я вышла из воды и бросила на него быстрый взгляд, он смотрел на меня, слегка прищурившись, и, хотя лицо его казалось равнодушным, в глазах была тревога.
Моё платье лежало недалеко от него. Я наклонилась за ним. Геральт протянул ко мне руку, но я отступила назад.
– Геральт, пожалуйста… не трогай меня.
Он имел полное право обидеться. Он мог отвернуться, пожав плечами и оставив меня наедине с моими тараканами. Но он повёл себя, как обычно – то есть непредсказуемо.
Ведьмак нахмурился, слегка приподнялся, схватил меня за руку и одним движением притянул к себе, так что я внезапно обнаружила, что уже не стою с платьем в руках, а сижу между его ног, настолько близко к нему, что ближе почти некуда. То есть как раз в той позе, которой я изо всех сил старалась избежать.
Я трепыхнулась, предчувствуя, что это бесполезно. Так оно и оказалось – Геральт обнял меня, и уйти можно было, только когда он позволил бы.
– Что случилось?
– Ничего, – пробормотала я, отвернувшись.
– У тебя прелестная манера не смотреть в глаза, когда ты врёшь.
Я упорно смотрела поверх его волосатого колена. Он, помедлив, легонько взял меня за подбородок и повернул к себе моё лицо. Я опешила и попыталась вновь отвернуться, но ничего не вышло, и оставалось только смотреть в его цитриновые глаза, которые были так близко…
Всё-таки Геральт беспокоился, хотя и пытался это скрыть.
Он смотрел на меня несколько секунд, потом наклонился ко мне и тихо спросил:
– Я сделал тебе больно?
Я снова опешила, несмотря на то, что вопрос был вполне логичным. Чем дольше я молчала, тем сильнее Геральт волновался. Зрачки его расширились, и выражение лица изменилось.
Он медленно отпустил мой подбородок, но желание отворачиваться пропало. И, странное дело, постепенно улетучивался стыд.
Я, не отводя от него глаз, легонько провела пальцами по его щеке и тихо сказала:
– Мне было очень хорошо с тобой.
