Нужно было попробовать добраться до цивилизации, если она здесь имелась. Прихватив скафандр и прибор Мартина, я отправился к берегу моря, в том направлении, в котором вчера вроде бы видел сверкнувший вдали город. Дорога заняла большую часть ночи. Я не смог адекватно оценить расстояние до берега, ведь когда я видел океан, он плескался у самых моих гигантских ног, но теперь-то я гигантом не был! Миля за милей я упрямо шел в избранном направлении. Лишь перед самым рассветом я услышал шум прибоя, а вскоре смог увидеть море с вершины холма.
Добравшись до пляжа, я увидел вдали город. Точнее не сам город, а сияние – зарево городских огней над горизонтом, золотой свет, точно от восходящей луны.
Я шел вдоль пляжа до рассвета, а затем большую часть утра, пытаясь достичь точки на берегу, которая была бы расположена прямо напротив города. Было несколько часов до полудня, когда появились летающие машины. Они прилетели с востока, со стороны города, держась очень низко. Они летели группой в несколько сотен, плотным строем, пока не достигли пляжа примерно в десяти милях от меня. Тогда они разделились, разлетелись в разных направлениях, словно обшаривая берег. Очень скоро одна из этих машин оказалась прямо передо мной, примчавшись с потрясающей скоростью. Я начал дико размахивать руками и, видимо, был замечен, так как летающий аппарат сразу же снизил скорость.
Несколько минут спустя «самолет» повернул и скользил вдоль пляжа, пока не приземлился, ярдах в ста от меня. Это была небольшая машина очень любопытной конструкции и изящного дизайна, но это был именно самолет, построенный на основе тех же принципов, что мы использовали на Земле.
Из самолета выскочил человек, который направился ко мне. Он был ростом на фут выше меня, с очень высоким лбом. Его телосложение было весьма изящным, хотя избыточно хрупким. Не считая металлического пояса и браслетов на руках и ногах, он был обнажён. В его правой руке, направленной на меня, холодно блеснул металл. Вероятно, это было оружие. Я поднял руки и воскликнул: «Подождите!» или что-то столь же абсурдное, что, естественно, он не мог понять. Он, естественно, ничего не ответил, понимая, что я не знаю его языка. Вместо этого он жестом указал на самолет, попрежнему стоя несколько в отдалении. Я подчинился. Машина не имела кабины и фюзеляжа как таковых, представляла собой платформу десяти футов длинной и пяти шириной с небольшим металлическим ограждением вокруг мест пилота и пассажира. Металлическое кресло пилота располагалось спереди, перед пультом с приборами и рукоятью управления.
Я взобрался на платформу, сел там, куда указал пилот. Все еще держа меня на прицеле, он прикрепил одно мое запястье и одну лодыжку металлическими браслетами к ограждению платформы. Судя по всему, он сделал это не для того, чтобы ограничить мою свободу, а для того же, для чего служат ременные петли в трамвае. Мой скафандр он изучил с высокомерной усмешкой и бросил рядом с собой. Я пытался улыбаться, чтобы продемонстрировать свое дружелюбие. Но он, посмотрев на меня бесстрастно, молча повернулся к приборам. Впрочем, мне показалось, что в его взгляде сквозило отвращение.
Самолет поднялся в воздух. Мы помчались над морем по направлению к городу. Пилот передал что-то по радио другим самолетам, и вскоре они, образовав строй, последовали за нами. Как я и подозревал, все искали меня. Материализация на планете чудовищного гиганта, постепенно уменьшающегося в размерах, не осталась незамеченной.
Увы, многое из того, что было бы интересно читателю, мне придется упустить… Что-то войдет в мой официальный отчет, а многого я и сам не знаю. Так, например, я мало что могу рассказать о городе, где очутился. Я видел слишком мало, чтобы делать выводы У меня осталось не больше чем смутное впечатление от высотных зданий, сверкающих в солнечном свете, миля за милей, ряды которых уходили далеко за горизонт. Здания были огромной высоты и стояли каждое на расстоянии многих сотен метров друг от друга, а между ними зеленели парки. Город был накрыт единым прозрачным куполом, а некая таинственная сила разгоняла над ним облака, так что жителям весь день сияло солнце.
Мы влетели в огромные ворота в куполе и тут же влились в поток оживленного воздушного движения. Тысячи маленьких самолетов сновали во всех направлениях. Однако через несколько минут мы совершили посадку на крыше одного из зданий.
К нам подошла группа высоких худощавых людей. Они были все чисто выбриты и практически лишены волос. Их окружала аура возраста и мудрости, хотя их лица были гладкими, с нежной кожей и бесстрастным выражением. Я был освобожден от оков, но попрежнему находился под прицелом. Под конвоем проследовал я через череду лифтов и эскалаторов. В итоге меня препроводили в небольшую комнату с металлическими стенами. Тут имелась железная кровать, несколько стульев, столик и прочие предметы первой необходимости. Мне принесли еду, а затем оставили меня наедине с самим собой. Я не покидал этой комнаты до того дня, как покинул эту планету.
Дни, которые я провел там, были долгой и монотонной последовательностью одиноких часов и утомительных тестов. В первый же день, едва я поел, пришли двое из тех, кто встречал нас в городе. Они ничего не говорили мне в течение всего времени пребывания в моей камере. Я пытался объясняться жестами. Затем, сам не зная зачем, я начал говорить. И они понимали меня! Правда, я до сих пор так и не понял, как такое возможно…
Я рассказал о моем путешествии и его последствиях. Я рассказал о моем мире. Они кивали, полагаю, чтобы заверить меня, что они понимают. Через некоторое время мне выдали письменные принадлежности. Я написал обращение к ним, попросил их рассказать о своем мире. Но они только покивали мне и, наконец, ушли, взяв с собой все, что я написал. Немного позже несколько охранников были направлены ко мне. Они побрили и подстригли меня, но сделали это с тем же тактом, с каким фермер стрижет овцу. Когда я был, повидимому, достаточно чистым на их вкус, меня снова оставили в покое.
Расспросы продолжались в течение множества дней. Иногда те двое, которые сначала изучали меня, приходили снова. Иногда были другие гости. Каждый день я был вынужден терпеть присутствие охранников, как зверь в клетке. Поговорить было совершенно не с кем. День за днем я угрюмо мотался из угла в угол, погружаясь в безду отчаяния. Если бы в конце концов они не принесли мне письменные принадлежности, которые я просил, я бы точно сошел с ума. Возможно даже попытался бы напасть на них. Охранники, в конце концов, не всегда были поблизости.
Но я, по крайней мере, немного утешился с письменными принадлежностями. После этого я сидел часами, фиксируя на бумаге детали моего приключения, записывая все свои мысли и желания. Мне отдали лишь небольшую часть всего, что я написал. Я думаю, что, должно быть, именно возможность писать спасла мой разум. Я вдруг осознал, насколько великим чудом является алфавит. Перенося свою историю на бумагу, я освобождался от безнадежности. История была страшной, но на бумаге она вдруг становилась героическим эпосом, с вплетающимися в него нотками юмора.
Но это, слава богу, не продлилось слишком долго. На следующий день пришла Винда. Потом она сказала, что только любопытство привело ее к моей камере. Всем в городе, всем в этом мире, как представляется, было дико любопытно увидеть странное существо с далекой звезды. Но Винда была дочерью короля планеты, чья семья, насколько я мог понять местную концепцию власти, сохраняла свое превосходство только до тех пор, пока король сохранял свое превосходство в области интеллекта. Король был физиком.
Винда пришла с охраной из шести человек и эскортом из шести ученых. Я не скажу, что полюбил ее с первого взгляда. Я был действительно поражен ее красотой и живостью ее черт, так сильно контрастирующей с бесстрастностью мужчин. Она была не очень высокой, с меня ростом. Это была самая изящная женщина, которую я когда-либо знал. Она улыбнулась мне с интересом, но несколько отстраненно, а затем она заговорила! Первые звуки человеческой речи, услышанные мной на этой планете. И она говорила по-английски! Она произнесла только несколько слов, и к тому же с сильным акцентом. Потом выяснилось, что она узнала их, просто для развлечения, из докладов ученых, которые обследовали меня. Она сказала:
