Летние пастбища Пиззози были расположены возле горы Хекла, чья трехглавая вершина гордо возвышалась над лугами. Обычная, ничем не примечательная гора – то есть, до того дня не примечательная – ни чем не выделялась среди прочих. Обычное нагромождение скал, покрытое сосновыми лесами, поросшее травами, поблескивающее кое-где скалистыми склонами.
Гора поросла оленьей травой – кормом более питательным, чем клевер или люцерна. В начале лета фермеры пригоняли сюда отощавший за зиму скот. Осенью отъевшийся скот превращался в аппетитные говяжьи стейки на прилавках магазинов. Но скоту нужен не только подножный корм. Соль делает скотину здоровой.
Нужно было снабдить стадо солью. Пиззози спешил. В девять часов он проехал через город Джексон, в двенадцать часов – в момент катастрофы – он находился далеко за пределами последней маленькой деревушки, которая имела связь с цивилизацией. Было четыре часа дня, когда он добрался до маленькой бревенчатой избушки – своей летней обители.
Он был в дороге с полуночи. Он устал. От дороги, жары, пыли устали и мышцы, и разум. Настало время отдохнуть, пусть соль скотине дадут братья.
Приют братьев Пиззози был мирным местечком. Здесь возвышались раскидистые сосны и горный дуб давал густую сень, мирно зеленели травы… К востоку высились вершины Сьерры, туманные, серо-зеленые, волнистые, убегающие вдаль, становясь все выше и выше, чтоб вдали превратиться в грозные снежные пики. Ниже в каньоне, бурлили воды Моколамна, на западе нависали тяжелые темные массы горы Хекла…
Джо завалился на траву в тени дуба. Воздух был полон прохладного, сладкого аромата второй половины дня. Не могло быть более мирной картины. Синее небо ясно сияло над головой. Дыхание лета и успокаивающие ароматы сосен. Из дверей избушки навстречу ему выскочила овчарка.
Это был его любимый пес. Обычно, когда Джо возвращался, тот встречал хозяина далеко от дома на дороге. Так что нынешнее запоздалое появление пса вызвало у него вялый интерес. Поведение собак, по большей части, регулируется набором привычек, и требуется нечто воистину необычное, чтобы заставить их вести себя не так, как всегда. Однако пес хоть и появился слишком поздно, увидев хозяина, бросился приветствовать его. Возможно, он просто проспал?
Но Джо заметил, что пес скулит. Зверь был по-собачьи мудр; когда Понто – так его звали – видел что-то необычное, он не пугался, а скорее становился радостно игрив. Сегодня же, поласкавшись к хозяину, пес уставился куда-то вдаль и заскулил жалобно и испуганно.
Пиззози понял, что-то случилось. Собака замерла, хвост повис прямо и шерсть встала дыбом. Бросив косой взгляд на хозяина, пес вновь заскулил и начал подвывать, уставившись на гору Хекла. Озадаченный, Джо тоже уставился на гору. Но он ничего не увидел.
Собачий инстинкт или совпадение? У нас есть только рассказ Пиззози. Со слов итальянца, пес был испуган. Это было не типично для Понто. Обычно перед лицом опасности он был бесстрашен. Теперь же он, поджав хвост, бросился прочь к пастушьей лачуге. Джо поспешил следом.
Внутри лачуги он не нашел ничего и никого. Не было никаких признаков братьев Пиззози. Сейчас была его очередь идти спать, он ведь не спал почти двое суток. Его глаза закрывались сами собой, и велико было искушение не обращать внимания на странности собачьих манер, завалиться на койку. На столе стояло несколько немытых тарелок с объедками. Одна из трех винтовок, которые обычно висели на стене, куда-то подевалась; кофейник стоял на полке с открытой крышкой. Кровать была не заправлена, одеяло валялось смятым и скомканным. Это вызывало желание упасть и поспать. И тут за спиной опять заскулил Понто. От завываний пса Пиззози инстинктивно напрягся. Слабый шорох сосновых ветвей доносился из каньона.
Джо последовал за псом. Протирая глаза, он вышел из дома. Солнце полыхало над гребнем гор на западе. Над кружевами сосен высились лысые вершины Хеклы. Что тут творилось!? Его братья должны быть где-то рядом. Не в их обычае откладывать дела на завтра, тем более такое важное дело, как подкормка скота. Протирая глаза, он вышел из хижины.
Пес неотступно и тихо следовал рядом с хозяином, продолжая скулить. Джо вслушался в звуки окружающего мира. Ничего необычного: глухой ропот и завывание ветра в теснинах гор, вкрадчивый шепот леса, звенящая песня реки внизу…
– Что ты видишь, Понто? Что ты видишь?
В ответ на слова хозяина пес принюхался и утробно зарычал.
Понто боялся. Это озадачило Пиззози. Но независимо от того, кем или чем был источник этого страха, он находился на горе Хекла.
Это – одна из самых странных частей рассказа. Поведение пса и то, что случилось после… Хотя это тривиально, но до сих пор необъяснимо. Как мог пес понять, то происходит? У нас нет способа измерить мудрость инстинкта, но мы знаем, что перед разрушением Помпеи звери буквально сходили с ума в своих клетках. Тем не менее, зная, что мы теперь знаем, трудно принять аналогию. Это может быть все же просто совпадением.
Тем не менее, это решило судьбу Пиззози. Скоту нужна соль. Надо было взять с собой пса и гнать скотину к соляным брикетам.
Нет более важного момента в ремесле ковбоя, чем накормить скотину солью.
Это требует умения, хотя это и не зрелищно.
Голос у Пиззози был музыкальным, если даже не оперным. И он протяжно закричал, созывая стадо лизать соль. Раскатистое эхо понесло его клич над горами, причудливо дробясь в ущельях. Соляной зов – древнее колдовское заклятие горных пастухов.
– Аллеваху!
Две тысячи коров, быков и тысяча телят подняли головы в ответ. Влажные ноздри стали втягивать воздух, принюхиваясь, пытаясь уловить тонкий запах соли.
– Аллеваху!
Старая корова проревела. Это было начало безумия. От подножия горы до самых высоких пастбищ тысячи глоток парнокопытных оглушительно замычали и заревели, требуя соли.
Пиззози проехал вдоль пастбищ, собирая стадо. Пес мчался рядом, перепрыгивая через кусты.
– Аллеваху! Аллеваху!
Стадо ломилось через заросли, тысячи копыт вминали в землю зелень и кусты, тысячи хвостов задирались в беге, мелькали могучие рога, мычание сливалось в громоподобный рев.
Еще чуть-чуть – и отважный ковбой был бы растоптан или поддет на рога. Но Пиззози был мастером своего дела. Схватив мешок с солью и распоров его, он быстро высыпал содержимое на землю, затем схватил следующий… Начал с центра места кормежки, затем насыпал соли по краям лужайки… Находиться посреди стада было уже опасно. Ковбой отъехал прочь, взлетел на пригорок, где не было опасности быть затоптанным; но при этом он находился достаточно близко, чтобы отличать животных друг от друга.
Через несколько секунд на лужайку, куда он высыпал соль, обрушилась живая лавина. Старые коровы, быки, телята, бычки мчались, сметая заросли кустов. Невероятное зрелище. Стадо собиралось, необъятно громадное, вздымая облака пыли. Скотина все еще продолжала прибывать, а над горами все еще неслось эхо пастушьего клича. Пиззози посмотрел вверх на вершину горы.
А затем случилось ни что странное.
Из возбужденного рассказа Пиззози выходит, что все случилось мгновенно, но произвело абсолютно невероятный и незабываемый эффект.
Синевато-лазурное пламя с малиновыми прожилками бесшумно обрушилось на мир. Оно было столь ярким и огромным, что казалось в мире не осталось ничего, кроме этого колдовского сияния.
И так же мгновенно оно исчезло! Его просто не стало. И исчезло и появилось оно абсолютно бесшумно. Не было ни малейшего сотрясения почвы.
Пиззози глянул на гору. Не было никакой горы!
Не было и стада.
Там, где раньше возвышалась гора, сияли лучи заходящего солнца. Там, где только что неслось стадо, никого не было. Воцарилась странная тишина. Воздух до самого горизонта был прозрачен и чист.
Не было горы! Не было скота!
Пиззози вскочил на коня. Произошедшее дальше ковбой помнил смутно. Верный конь вдруг обратился в дикого мустанга, норовившего сбросить наездника. Потребовалось все мастерство ковбоя, для того чтобы просто удержаться в седле.