Обещание Я приду, как подобает ветру, Свистнув диким посвистом в трубу. Подари мне вязаные гетры, Плед походный, пенковый чубук. Остальное сам возьму по праву, Что ни у кого ещё не брал. Обещай мне нарожать ораву, Чтоб в ней каждый славно поорал. Я стою на пожелтевшем фото — Тот же самый, что и век назад. Под защитой старого киота Я не в силах отвести глаза. Ласточки Часы секут из времени кубы — Прозрачные отёсанные глыбы. В немом движении внутри застыли рыбы И гривы лошадей, встающих на дыбы. Часы идут завоевать объём, Они ведут сверкающие грани И, синеву рубя сухою дланью На плиты и кубы, возводят дом. И вширь, и вверх растёт сверкающий чертог Расчётом воплощённого стремленья — Размеренно и неподвижно строг. В нём, как в воде, отражены растенья. Но твой, о небо, не принизишь свод, Как вдох не пресечёшь на половине — В безмерной вышине ты и поныне Безудержно, как ласточек полёт. * * * О, узкий серп крыла! Дрожание ресницы, Неровный взмах и резкий поворот, Парение в струе и в глубине глазницы Сквозь око неба нескончаемый полёт. И так остроконечна гибкость чёрных тел — Их детский крик я мог расслышать где бы, Как не в такой просторной пустоте? О, ласточки, – зрачок бездонный неба! * * * Стихи мои! Какие клети Построил беспощадный век… Красивые, беспомощные дети, Вам умереть в пыли библиотек. На полуслове, промокнув бумагой, Вас жадно пил иссушенный песок. А были вы живительною влагой, Как стискивали нежностью висок! Ваш путь высок, вы – ласточкины крылья, И было время – не сходили с губ. Ах, зелень, синева… Но пахнет пылью, Бумага шелестит и тянет свой раструб. Кто в полумрак ворвётся, хлопнув дверью? И вмиг – к окну, и полетят листы Над миром по ветру, все – ласточкины перья. Кто б это был? Спроси у пустоты… * * * Я день был ласточкой. Натружены ключицы. Лопатки помнят боль крыла. Шарахаюсь испуганною птицей, Встречая стены из стекла. Пора за край лететь — Испить водицы, Что утренней росой В цветки стекла… Ты говоришь: Мне это только снится. Но я – был ласточкой. И если б ты была… Южный оракул
Крымское лето лучится в царской короне июля. Что напоследок случится? Белогвардейская пуля? Или лихая испанка, бред по мотивам корриды? Гордая наша осанка станет судьбою Тавриды. В Чёрном рассерженном море бегством подстёгнуты волны. Станешь ли заново спорить, чашу терпенья наполнив? Южнобережной лозою будут отмечены будни. Слёзы прольются грозою. Жгучий медузовый студень вместе с отливом отчалит. Острые запахи йода несовместимы с печалью этого времени года. Надо бы точно проверить. Нужно во всём убедиться. Кошки тут вовсе не серы и не замучены птицы. От городского уюта тают в прибое ошмётки. Памятью давних салютов звёзды нависли над лодкой. Партенит Вино и сыр, и дым простых жилищ, и тень вечерняя от жгучих кипарисов — что мне шуршание бумажных тыщ, и что тебе – судилище Париса? Забудемся среди немых забот. Пустые промыслы оставим финикийцам. Их подберёт случайный пароход, но пусть доставит не сюда, а в Ниццу. Когда под море рыли котлован, нашли и клад – и им и оплатили: подводных гад, прибрежный ресторан и воздух с явным привкусом ванили. Естественна, как речь в кругу мужчин, нисходит ночь, минуя час собаки — утихнет лай, настанут лад и чин, и всё утонет в первозданном мраке. * * * Предпочитаю вечернее солнце Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом. |
