– Вот его, – указал на дом Уилл.

– Его? – переспросил Гарри, хотя с самого первого взгляда он понял, что здесь никакой другой дом не может подлежать сносу.

Гарри никогда не был сведущ в архитектуре, но всё же ему казалось, что это какой-то памятник. Должен быть им, как книги в его библиотеке: ровесники великого, славного прошлого. Путешественники во времени.

– Почему?

– Что значит почему? – не понял Уилл, отрываясь от телефона, который беспрестанно тилинькал целых полгода, сколько Гарри знал своего молодого начальника.

– Зачем его сносить?

– А, – Уилл уставился на дом, точно только сейчас увидел его, – Так старый он, в нём уже и не живёт никто давно, продали и уехали. Кому он нужен? Мешает только, что-то тут хотят же построить. Говорят музей какой-то, хотя зачем он здесь нужен? Не знаю точно, да и какая разница? Нам главное за шесть дней выполнить работу. Хотя, как по мне, тут и на два то не наберётся, но тем лучше для нас, есть время на всякие непредвиденные ситуации.

Гарри пожал плечами. Не торопясь он пошёл вдоль дома к экскаватору. Оказавшись в кабине, повернул ключ зажигания. Чёрный дым из выхлопной трубы ударил в окна на первом этаже. Завибрировал асфальт.

Гари схватился за рычаги управления, чтобы подвести машину поближе, к удобному углу. Но, остался стоять на месте. Что-то удержало его. Как будто он собирался собственноручно… Вот только, что сделать собственноручно?

«Рабским безволием поранить свою же страну», – какой-то пафосный ответ послышался ему. Где он такое уже слышал? Кто из прочитанных им авторов написал так? Гарри повёл головой в сторону, как будто стараясь рассмотреть всплывшую фразу под углом.

Гарри показалось, что это здание, точно старая фотография с выпускниками из школы: все остальные, стоящие в ряд, улыбавшиеся, показывающие дипломы – давно умерли, а дом – Гарри – остался. Только выпускников этих он не знал и в школе той никогда не учился.

Странное наваждение сбило Гарри с толку, никогда раньше такие не посещали его. Он ещё раз всмотрелся в крошившийся красный кирпич. Ему ничего неизвестно было про это здание: не знал, кто его построил, как долго оно подставляла свои стены не ласковой английской погоде. Но теперь оно, будто склонив голову в это солнечное утро, перед ним, – человеком, не сделавшим ничего великого или выдающегося за всю свою жизнь, даже детей Господь не послал им с женой, – склонилось перед ним и ждало, когда он его разрушит. Убьёт. Прервёт жизнь чьего-то дитя. Раз и навсегда.

Ведь это же даже страшнее, так показалось Гарри, чем когда фашисты бомбили его город. Они не смотрели в лицо зданиям, разрушаемым ими, не видели этих каменных сынов человеческих отцов, оседающих в пыли.

Гарри выключил двигатель. Стало тихо. От волнения, неаккуратно спрыгнул на землю, растревожив суставы. Они дали о себе знать резкой болью, стрельнуло в плечо.

– Я не могу, – сказал он Уиллу, когда подошёл к нему.

– Что не можешь? – не понял Уилл, стуча пальцами по экрану телефона.

– Сделать это. Я не могу сделать это.

– Почему? – Уилл оторвал взгляд от телефона, на мгновение задумался, а потом увидел пот на лбу старого экскаваторщика и понял, – Гарри, колени опять разыгрались? Слушай, я знаю магазин, давно хотел тебе сказать, но как-то забывал, в общем, там продаются хорошие эластичные бинты. Если их намотать на колени, то это разгрузит суставы и тебе будет полегче. Хочешь, я сгоняю куплю, когда он откроется? Вычту из твоей выручки за работу, принесу чек.

Гарри хотел было сказать, что колени не причём. Да только не стал. Вежливое сочувствие начальника, опустившееся на глаза, как декорация, прикрывало собой, в общем-то, безразличие. Оно больше чем любые слова дало понять Гарри, что в лучшем случае Уилл сочтёт его признание за бредни старика.

– Хорошо, спасибо.

– Всегда пожалуйста. Но сейчас постарайся поработать, идёт?

Гарри кивнул и пошёл прочь. Уилл покачал головой. С жалостливой брезгливостью смотрел на своего старого подчинённого, всю жизнь отработавшего на одном месте, не познавшего ничего, кроме разных моделей экскаваторов. Минуту спустя он вновь был в телефоне.

Гарри, пока шёл вдоль дома, которому был вынесен смертный приговор, даже не глянул на него. Не хватило духу. Почему-то ему казалось, что он совершает какое-то странное, узаконенное преступление.

Уже не столько из-за коленок, осторожнее обычного Гарри пролазил на рабочее место. Он понимал, что просто тянет время.

Прежде чем опять завести мотор, Гарри всё же набрался духу и глянул прямо на дом: на окна, глядящие на улицу с высоты времени, на фасад – местами разрезанный трещинами, но ничуть, теперь Гарри видел это, не утративший красоту своих черт. Так достойно могут стареть только достойнейшие джентльмены. Лишь дверь выделялась, как заплатка на поношенном, некогда элегантном, плаще.

Выбрав окно первого этажа, которое лучше всего было видно из кабины, Гарри обратился к нему:

– Вот и настал твой час. Прости, что твоим убийцей и гробовщиком оказываюсь я. Тебя не утешит, если скажу, что пусть это буду я, а не Петерсен, который, кажется, в детстве не наигрался в разрушения, и получает удовольствия от крушения чужих трудов. Но знай, что мне трудно это сделать и… Покойся с миром.

***

Домой Гарри вернулся вечером.

– Господи Боже, на тебе лица нет! – воскликнула Джиллиан.

Она подумала, что мужу весь день не давали покоя колени, потому и выглядит так, точно его окатили холодной водой.

– Да, – только и сказал он.

– Гарри, милый, ты не заболел?

– Нет, нет, я здоров, – Гарри скользнул губами по щеке взволнованной Джиллиан и поднялся наверх переодеться, умыться.

Ужин начался в молчании. Джиллиан ждала, когда начнёт говорить её муж. Ведь обычно он всегда начинал разговоры, и она уже привыкла за почти полувековое время совместной жизни к такому распорядку. Несколько раз она порывалась расспросить мужа о том, что же с ним произошло, но не решалась вторгнуться в тишину, справедливо ожидая, что он сам ей всё расскажет.

– Знаешь, – Гарри положил вилку в тарелку, – я уволился сегодня.

– Уволился? Но почему?

– Да, прости, что не посоветовался с тобой, как-то это случилось…, – Гарри не смог подобрать точного слова и дёрнул пальцами рук.

Джиллиан кивнула, она не сердилась, сама уже давно подыскивая подходящий момент, чтобы поговорить об этом.

– Сегодня нужно было снести здание, по сроку давалось шесть дней, но, каким-то чудом, – тут Гарри осёкся. Вряд ли это было чудо, менее всего произошедшее можно было считать чудом.

– Каким-то странным образом, – поправился он, – едва я к нему прикоснулся ковшом, как оно само развалилось на части.

– Целое здание?

– Да.

– Это странно.

– Очень, – согласился Гарри, – Уилл сказал то же самое.

– Слава Богу, что в нём уже никто не жил. Оно, наверное, всё сгнило внутри.

Гарри пожал плечами.

– Да, возможно. Внешне оно так не выглядело, разве только внутри, да.

Джиллиан подала чай, на этот раз сев поближе к мужу, а не на противоположную сторону стола. Ей всё же не давало покоя решение мужа. Она знала, что он привык к своей работе, и боялся уволиться.

– Гарри, дорогой, но почему уволился? Тебя уволил твой новый начальник?

– Уилл? – удивлённо переспросил он, – Нет, я сам.

Гарри опустил кружку, посмотрел на свои руки. Выпуклые вены синими дорожками прорезали его грубую кожу. Короткие пальцы с крупными, расплющенными ногтями, были покрыты старческими пятнами.

– Я сам.

Джиллиан, будучи не только чуткой женой, но и учительницей, всю жизнь свою до выхода на пенсию преподававшей английскую литературу в колледже, не стала дознаваться подробностей. Она понимала, что иногда, человеку требуется самому обдумать принятое решение. Придёт время и Гарри расскажет.

Она встала из-за стола и приобняла мужа сзади за плечи. Склонившись над ним, тихо сказала:

– Давно пора! Ты честно трудился, пора и отдохнуть, когда годы подошли. Будет больше времени на чтение.