В какой-то момент Эстер почти сорвалась на бег, желая поскорее скрыться за углом и выпасть из поля зрения Джонса, чей взгляд буквально жег спину. Почему-то Эстер не сомневалась: тот не спускал глаз с ее удалявшейся фигуры, будто это она трусливо сбежала, бросив его на растерзание ликвидаторам, а не он сам фактически прогнал ее прочь, упрямо отмахнувшись от помощи.

Достигнув наконец поворота на смежную улицу, Эстер шмыгнула за угол и сразу же прижалась спиной к холодной кирпичной стене, чтобы привести мысли хотя бы в относительный порядок. Что именно бесило сильнее – сложно было вычленить из сумбурного комка копошившихся внутри эмоций: то ли Джонс, который безапелляционно отбрил ее, словно чокнутую сталкершу, не дававшую ему прохода; то ли уязвленное самолюбие вкупе с обидой. А то и вовсе иррациональная тяга к едва знакомому человеку, жажда вернуться вопреки запрету и здравому смыслу.

Но нужно двигаться дальше, вперед. Снова бежать. Снова прятаться. Нет времени разводить сопли, разбираться в десятках «почему?». Нужно выживать, пусть и в одиночку. Оставить позади Калеба Джонса с его упрямством и чертовой гордостью. Снова думать лишь о себе, как и раньше.

Как и всегда.

Эстер глубоко вдохнула и оторвалась от стены, готовая броситься подальше от опасной зоны, но внезапно завопившая сигнализация прервала ее намерения. Звук доносился оттуда, где остался Джонс.

Неужели поймали?

Нет, вряд ли. О быстрой кончине оповестила бы пуля, но звука выстрела Эстер не слышала, а значит, шанс есть.

Только вот теперь это совсем не ее дело.

На противоположной стороне улицы возвышался длинный угловой кирпичный дом, во внутренний двор которого вела небольшая стрельчатая арка. Решетчатые ворота, установленные в проеме, глухо поскрипывали на ветру и заперты не были.

Перебежав дорогу, Эстер заметила возле канализационного стока грязно-бурую пену, похожую на ту, что собирается возле сливного отверстия в ванной. За исключением цвета, конечно. Ликвидаторы старались не только зачищать, но и подчищать за собой же, словно мыльный раствор с примесью вонючей хлорки мог скрыть все следы их варварской охоты.

… Поначалу, когда выживших еще пытались эвакуировать, по городу курсировали оборудованные пузатыми цистернами грузовики, днем и ночью поливавшие специальным раствором улицы, с которых то и дело вывозили обезображенные тела погибших. Говорили, так можно предотвратить распространение заразы и значительно сократить число зараженных. Только вирус продолжал неистово пожирать одну жизнь за другой, а эвакуация без всяких объяснений резко прекратилась двое суток спустя.

Испуганные женщины, мужчины и дети, как дрессированные псы, столпились в ожидании спасения на площади, куда с начала катастрофы правительство направляло фургоны для вывоза уцелевших из этого района. Слишком мало, чтобы забрать всех.

Было пасмурно, поэтому и без того короткий осенний день погружался в темноту гораздо быстрее, пропитывая толпу нарастающей тревогой и смятением. Иногда нервы сдавали и пара-тройка отчаявшихся убегали обратно в укрытие, надеясь, что завтра им повезет больше. Одни судорожно прижимали к лицу платки, вторые повязывали вокруг рта и носа шарфы в надежде, что так зараза обойдет их стороной. Малыши жались к родителям, некоторые плакали, интуитивно чувствуя опасность и панику, что вилась над всеми, словно смрадное облако. Никто понятия не имел, как действует вирус, почему кто-то умер мгновенно, а другие остались нетронуты. Об участи тех, кто застрял где-то посередине, старались даже не упоминать, но каждый с ужасом понимал, что это страшное «между» гораздо хуже, чем смерть. Оттого, наверное, до последнего и верили, что помощь хоть и задерживается, но уже совсем близко. Появится с минуты на минуту, чтобы забрать их с прокаженной земли.

Каждый надеялся на спасение. Верил.

Эстер тоже хотела жить и как все ждала чуть вдали от центра гудящей толпы, сгорбившись под натиском промозглого ветра, но верила уже с трудом. С юных лет не привыкшая полагаться на чудо, она была суровым реалистом.

Пришлось.

Жизнь заставила.

Впоследствии Эстер Рид не раз думала, что способность довольствоваться пресловутой синицей в руках и спасло ее в тот день. Потому что никакого журавля не существовало вовсе.

Она была уже в сотне метров от места эвакуации, когда позади всё-таки начал нарастать рокот моторов. Эстер в нерешительности помедлила и оглянулась. Судя по отрывочной информации, что она слышала по пути к площади, количество фургонов всегда варьировалось, но не превышало трех. Само собой, мест катастрофически не хватало. И хоть извечное правило «сначала женщины и дети» по-прежнему действовало, Рид не особо верила, что ей выпадет счастливый билет наружу.

Задние двери фургонов с лязгом распахнулись, выпустив десятка два вооруженных военных. С натянутыми на головы противогазами они напоминали гигантских насекомых с выпуклыми фасеточными глазами.

Замерзшая и утомленная ожиданием толпа гурьбой ринулась вперед, не дожидаясь команды. Началась давка. Крики мужчин, причитания женщин и детский плач смешивались в общую какофонию пронзительных звуков. Солдаты гаркали нечто неразборчивое, пихая людей, но хоть как-то организовать поток даже не пытались.

Эстер пораженно наблюдала за происходящим. Подталкиваемая страхом и желанием выжить любой ценой толпа осаждала фургоны под невнятные крики военных. Кто-то падал, не в силах удержаться на ногах. Кто-то буквально вырывал свое место, отталкивая более слабых сограждан, шел по головам тех, кого подмяла под себя осатаневшая масса. Слезы непроизвольно побежали по щекам Эстер, когда она заметила в стороне от столпотворения совсем еще малыша, лет трех, не больше. Пунцовое от рыданий лицо и полные ужаса глаза, рыщущие по толпе в поисках родителей. Но никто словно не замечал его.

«Нет, ты ничего ему не должна. Его обязательно увидят и заберут. Надо уходить, уже почти стемнело. Сегодня выбраться не получится. Беги отсюда», – уговаривала себя Эстер, глядя на крохотную фигурку. Она не чувствовала эмоциональной связи с детьми, не питала к ним симпатии и вообще старалась при возможности избегать, но тогда, в тот конкретным момент, порыв защитить незнакомого ребенка одновременно пугал ее и не давал убежать без оглядки.

Автоматная очередь поставила точку в ее сомнениях.

Тех, кто забрался в кузовы, расстреливали там же, скопом, по двое солдат возле каждого фургона. Остальные же рассредоточились, успев окружить толпу, и палили по всем без разбора. Выйдя из секундного оцепенения, Эстер машинально пригнулась и зажала уши руками, будучи не в силах выносить сплетение жутких криков и оглушительной пальбы. Мальчишка же всего на мгновение выпал из поля ее зрения и исчез. Рид лихорадочно заскользила взглядом по разбегавшейся толпе, пытаясь выцепить фигуру ребенка, но тщетно.

А затем, почти не разбирая дороги под ногами, она убежала прочь…

Миновав арку, Эстер оказалась во дворе дома и осмотрелась. В противоположном углу находилась вторая пара решетчатых ворот, выходивших на нужную ей улицу, что вела прямиком к ветклинике. С Калебом или без – менять свой маршрут Эстер категорически отказалась, не имея к тому же достойной альтернативы.

Выстрелов по-прежнему слышно не было. Вполне вероятно, что зачистка рыскала сейчас внутри опустевшего здания, еще недавно служившего для Эстер укрытием. Мысли о судьбе Калеба Джонса она пресекала, не давая тем развиться в очередной виток сожалений.

За всей суматохой и побегом от ликвидаторов Эстер лишь сейчас ощутила, что мочевой пузырь полон под завязку.

– Зараза!

Юркнув в первую попавшуюся парадную, Рид начала одна за другой дергать входные двери квартир – многие сбегали, не заботясь о том, что оставляли позади.

Удача подвернулась лишь на третьем этаже, когда Эстер готова была плюнуть на остатки никому не нужного приличия и достоинства и присесть прямо посреди лестничного пролета.