Глядя на тяжелую броню и загнутые внутрь челюсти монстра, он почти позавидовал его вооружению. Но еще не настало то время, когда Барл и его сородичи станут охотиться на таких гигантов ради сочного мяса в бронированных конечностях. Пока что Барл еще оставался дикарем: темным, невежественным и чрезвычайно пугливым. Единственным существенным прогрессом стало то, что прежде он убегал без раздумий, теперь же останавливался, чтобы подумать, должен ли он вообще убегать.

Осторожно пробираясь по тенистому лесу в бархатном плаще, с зазубренной лапой жука на полоске сухожилия, обернутой вокруг пояса, и новым копьем немного выше своего роста, он выглядел похожим на завоевателя. Но в душе по-прежнему оставался слабым, боязливым существом, а никак не ровней кишащим вокруг чудовищным созданиям. Барл был слаб, и в этом крылась надежда на будущее. Потому, что если бы он оказался силен, то ему не потребовалось бы мыслить.

За сотни тысяч лет до него, предкам людей приходилось развивать мозги в качестве компенсации за отсутствие когтей или клыков. Будучи ничуть не хуже любого из них, Барл вынужден был избегать более изощренных опасностей и противостоять более страшным и коварным врагам. Его предки изобрели ножи, копья и ракеты, но существа, окружавшие Барла, имели вооружение, в тысячу раз смертоноснее того, от которого защищались древние люди.

Однако Барл обладал одной способностью, выгодно отличавшей его от мира насекомых – разумом.

Внезапно парень замер, услышав низкий рев, доносившийся из зарослей. Он в панике присел и на мгновение замер, прислушиваясь.

Рев раздался снова, на сей раз с какими-то ворчливыми нотками. Потом Барл услышал глухой удар и возню существа, угодившего в ловушку. С хлюпаньем рухнул высокий гриб. Кто-то отчаянно боролся с кем-то, но Барл пока что не знал, какие существа устроили схватку у него на пути.

Он ждал, постепенно шум удалялся. Дыхание Барла выправилось, храбрость вернулась к нему. Парню хотелось выползти из укрытия и обойти это место стороной, но победило любопытство. Вместо того, чтобы обогнуть опасный участок, он, крадучись, двинулся к источнику шума.

Осторожно высунувшись между двух кремовых ножек поганок, он увидел широкую, воронкообразную шелковую ловушку, раскинувшуюся перед ним ярдах в двадцати и уходившую вглубь леса. Глаз различал в ней отдельные волокна, но сама ткань выглядела гладкой и очень красивой. Ее удерживали прикрепленные к земле растяжки, а отверстие воронки вело неизвестно куда, через него протянулись отдельные веревки из паутины толщиной в пол-пальца Барла.

Эту ловушку сплел лабиринтовый паук. Одна нить не обладала достаточной крепостью, чтобы удержать даже самое слабое создание, но таких волокон здесь сплелись тысячи. В липком лабиринте запутался сверчок. Его конечности дергались и рвали нити, но тут же запутывались в десятках новых. Сверчок бился, время от времени издавая низкий, басовитый рев.

Барл вздохнул с облегчением. Он зачарованно глядел на это зрелище. Обычная гибель рядового насекомого не производила на него никакого впечатления. В полном смертей кошмарном мире они происходили слишком часто. К тому же, существовало очень мало насекомых, специально охотившихся на людей. Большинство предпочитало определенную добычу, и не искало никакой другой.

Но тут жил паук, а они ужасно неразборчивы. Какое-то несчастное насекомое, пожираемое пауком, служило ярким примером того, что могло бы случиться и с Барлом. Так что он оставался настороже, перебегая взглядом от сверчка к странному отверстию позади воронки-лабиринта.

В отверстии было темно. Два ярких, блестящих глаза смотрели из туннеля, где ждал паук. Потом он немного высунулся наружу – серый с двойной черной лентой через грудь и двумя протянувшимися по животу полосами – пестро-коричневой и белой. Когда же тот вылез целиком и устремился к своей добыче, парень увидел сзади два странных придатка, напоминавших хвосты.

Сверчок еще дергался, но крики его слабели из-за шнуров, опутавших конечности. Барл наблюдал, как паук бросился на сверчка, а тот конвульсивно содрогнулся в последний раз, когда клыки паука проникли сквозь броню.

Потом паук принялся питаться. Со скотским наслаждением он высосал всю жидкость из тела своей жертвы.

Как вдруг дыхание сперло в груди у Барла. Но вовсе не потому, что он что-то увидел или услышал. А потому, что пришла неожиданная мысль.

Несколько секунд колени у парня дрожали от приступа внезапной паники. Он вспомнил, что именно он, Барл, убил тарантула на холме из красной глины. Правда, то убийство больше походило на несчастный случай и чуть не стоило ему жизни в паутине другого паука. Но… но он убил паука, причем самого смертоносного вида. И теперь Барлу пришло в голову, что он может убить и другого.

На забытой планете пауки сделались людоедами. О них мало что было известно, потому что изучать их повадки смертельно опасно. Хотя все люди знали, что тенетные пауки – плетущие ловчие сети – никогда не покидают свои ловушки. Никогда! И Барл представил, как он делает немыслимое, невероятно смелое дело, используя этот факт.

Он повторял себе, что не сможет этого сделать, что он погибнет, однако, обошел ловушку и приблизился к ней с тыла, подкравшись футов на десять к туннелю паука.

Затем принялся ждать.

Сквозь дырки в паутине проглядывало серое туловище паука. Барл видел, как тот оставил, наконец, пустую скорлупу – все, что осталось от сверчка – чтобы вернуться к своему месту отдыха, где стены туннеля устланы мягкой тканью. По дороге он заменил в воронке оборванные нити ловушки на свежие.

Волосы парня стояли дыбом от жуткого страха, но его уже захватила рискованная идея.

Туннель и гнездо в его конце не были прорыты в земле, а висели в воздухе, сотканные из той же паутины.

Так что серый паук лежал в своем гнезде, будто в роскошном гамаке, ожидая появления новых жертв.

Лицо Барла уже покрылось потом, когда он ухватился за копье. Идея напасть на паука ужасала. Но, практически, человеку не грозило никакой опасности вплоть до того момента, когда он воткнет копье, потому что пауки никогда не покидают свои сети и не начинают охотиться вокруг.

Поэтому, хотя Барл и вспотел от страха, но потверже ухватил копье и ударил им в выпуклость, образовавшуюся в гнезде, когда туда ушел паук. Ударил изо всех сил, с истеричной яростью.

Затем ринулся прочь так, словно сам дьявол гнался за ним.

Прошло много времени, пока он не осмелился вернуться, с бешено бьющимся у горла сердцем. Барла встретила лишь тишина. Он пропустил конвульсии раненого хищника, не слышал скрежета его клыков на копье, не видел, как рвались шелковые нити туннеля, пока их хозяин бился в смертельной агонии. В шелковом туннеле виднелась большая прореха, под ней натекла вонючая лужа какой-то жидкости. Время от времени туда падала очередная капля. А из прорехи наполовину свисал огромный паук с торчавшим из него копьем.

Барл смотрел на него и даже сейчас не мог поверить тому, что видел. Мертвые глаза паука уставились на парня с застывшей в них безумной яростью. Клыки все еще были оскалены. Волосатые лапы торчали в стороны, словно стремились разорвать проделанное отверстие еще шире.

Затем Барла охватил приступ восторга. Почти сорок поколений его племя вело образ жизни мелких паразитов, прятавшихся ото всех, беспомощно ожидавших гибели и пронзительно вопивших, когда смерть приходила за ними. Но он, Барл, взял реванш. Он, человек, убил паука! Парень набрал полную грудь воздуха. Его соплеменники всегда вели себя как можно тише, стараясь не издавать ни звука. Но внезапно, к его собственному удивлению, из груди Барла вырвался торжествующий вопль – первый за две тысячи лет охотничий клич человека на забытой планете.

В следующую секунду его сердце замерло от ужаса из-за того, что он произвел столько шума. Барл прислушался, содрогаясь от страха. Но мир насекомых не обратил на него никакого внимания. Тогда, все еще дрожа, но уже преисполнившись гордости, Барл подошел к своей добыче и выдернул копье, готовый броситься бежать, если паук шевельнется. Но тот не двигался. Он был мертв. На копье осталась его кровь. Барл тщательно вытер оружие о кожистую поганку. Затем…