— Шэй? — Хэйтем глянул встревоженно, рывком поднялся, уже не пытаясь схватиться за оружие, и поддержал под локоть. — Что с тобой?!

— Шэй, — Коннор говорил с присвистом и на ноги встал с трудом. — Где ты был?

— Плевать, — ответил на оба вопроса мистер Кормак. — Неужели вы действительно готовы убить друг друга? Хэйтем, отпусти, я пока могу стоять. И продолжайте, если уж так хотите… Но я защищу любого из вас — того, кто… проиграет. Собой. На это у меня сил еще хватит.

Хэйтем глянул отчаянно, яростно. А потом медленно перевел взгляд на сына и покачал головой:

— Я не могу его отпустить. Он ассасин. Отпустить его сейчас — значит предать Орден. Он сорвал планы, поставил под угрозу наши цели и влияние. И это не ошибки молодости, не заблуждение насчет причин и следствий… Я долго успокаивал этим свою совесть. Но сейчас он сделал это осознанно. Знал, на что шел.

Коннор тоже покачал головой:

— Отец, я действительно ассасин. И я уже не ребенок, который играется в Кредо. Чего ты ждал?

— Я ждал именно этого, — отчеканил Хэйтем и потерянно произнес. — Но теперь… После того, как ты вмешался, Шэй, я просто не могу его убить. Хотя я должен!

— Тогда сначала меня, — прохрипел Шэй. — Кто-нибудь из вас. Все равно, кто. Я действительно не хочу этого видеть. А потом сами разберетесь. Между собой.

— Да направит меня Отец Понимания, — неожиданно ровно и спокойно произнес Хэйтем.

Шэй вздрогнул, ему на миг показалось, что возлюбленный потянулся к пистолету, но нет. Хэйтем не стал стрелять в Коннора или… в себя. Он просто стянул с руки тамплиерский перстень, бросил его и впечатал каблуком в землю.

Коннор дернулся, покачнулся…

— Отец? Отец, что… Почему?..

— Потому что, — так же твердо отчеканил Хэйтем. — Потому что тебя нужно было убить! Так поступил бы не только великий магистр, но и любой тамплиер. Уходи, Коннор. Я отпускаю тебя. Уходи. Я больше не хочу тебя видеть.

Шэй хотел было вмешаться, но с трудом удерживал сознание, и с благодарностью повис на плече поддержавшего Хэйтема. Мистер Кенуэй с явным усилием подхватил его на руки — и унес. Шэй даже не успел обменяться с сыном взглядами. А потом понял, что оба они — и возлюбленный, и сын — живы, и милостивое забытье приняло его в свои объятия.

17 сентября 1781, Нью-Йорк, Кенуэй-холл, 4.38 a.m.

Шэй открыл глаза, и, увидев очертания спальни Кенуэй-холла, облегченно перевел дух. На стене привычно и даже уютно тикали часы, и Шэй перевел взгляд на циферблат. Обострившимся за последние пару лет зрением он разглядел положение стрелок и осознал, что сейчас глубокая ночь… Или очень раннее утро.

Хэйтем сидел в кресле около кровати и спал, запрокинув голову. Ему, очевидно, было неудобно, поэтому он слегка похрапывал.

— Хэйтем, — позвал Шэй и пошевелился.

Бок болел, но боль была терпимой. Грудь и живот обхватывали тугие бинты, и мистер Кормак машинально ощупал себя. Бинты были сухими.

Мистер Кенуэй дернулся, всхрапнул и резко сел, как будто не спал. Вот только взгляд был рассеянным и расфокусированным.

Шэй разглядывал лицо любовника, и даже в слабом свете свечи — вернее, огарка — было видно, что Хэйтем выглядит плохо. На все свои пятьдесят пять. Уголки губ опустились, глаза поблескивали из темных впадин.

— Как ты? — спросил Шэй.

Это было самым важным сейчас.

— Я? — голос Хэйтема прозвучал хрипло со сна. — Ты спрашиваешь про меня? Сам скрыл от меня ранение, а теперь спрашиваешь, как я?

— Не самое страшное ранение, — отмахнулся мистер Кормак. — Что ты наделал?.. Я помню, как ты… Твое кольцо… Ты отпустил Коннора… Ты решил уйти? Отречься? Это было… страшно.

— А вот доктор не считает, что ранение не страшное, — заметил Хэйтем. — Он сказал, что еще пара часов — и ты мог скончаться от потери крови. И сейчас тебе показана диета.

— Опять, — простонал Шэй, но мотнул головой и не позволил себе отвлекаться от заданного курса. — Впрочем, плевать. Как ты?

— Я? — Хэйтем склонился над ним и слабо улыбнулся. — Я рад, что ты пришел в себя. А если ты о том, что я принял решение уйти из Ордена… Это было единственным возможным решением. Да, мне сейчас… тяжело. Но когда я был уверен, что ты погиб в битве на Гудзоне… Тогда мне было тяжелей. У меня не так уж много привязанностей. Орден для меня… был… Но ты важнее. Тебе нужно лежать. Я принесу ужин.

— К черту ужин, — Шэй схватил его за руку. — Так ты действительно..?

— Да, я больше не магистр, Шэй, — Хэйтем склонился, поправляя подушку — вроде бы заботливо и ласково, и только болезненный взгляд выдавал его истинные переживания. — Я начал разбирать бумаги. Магистром станет Чарльз. Я уже отправил ему приглашение на завтра и надеюсь к тому времени подготовить к передаче основные дела.

— А… я? — растерянно уточнил мистер Кормак.

— Решишь, когда сможешь подняться с постели, — пожал плечами Хэйтем и отвернулся. — И я… благодарен тебе. Если бы не твое вмешательство, я поступил бы иначе.

Шэй не стал даже спрашивать. Не теперь.

— Ложись, — предложил мистер Кормак и, сжав зубы, подвинулся.

— Тебе нужно поесть, — возразил мистер Кенуэй.

— Сельдерея? — скривился Шэй. — Утром успеется. Я не спешу жевать безвкусные тряпки, не настолько я голоден.

Неожиданно Хэйтем усмехнулся:

— Уверен, диета тебе понравится. Доктор сказал, что важных органов не задето, а мягкие ткани быстро прихватятся. Но тебе нужно восстанавливать потерянную кровь, а это значит, что кормить тебя нужно соответственно: мясо, желательно с кровью, и всякую животную требуху: печень, сердце, легкие.

— О, — Шэй оживился. — Это мне больше нравится. Но ты все-таки ложись. До утра не так уж долго осталось.

Хэйтем посомневался, но встал с кресла, стянул халат и скользнул под одеяло. Шэй жестом позвал его на правое плечо, и любовник осторожно прикатился под бок.

Шэй чувствовал его тепло через рубашку, а потом ощутил и прикосновение непривычно небритой щеки к плечу. Щетина щекотно кололась, но мистер Кормак стоически выдержал. Правда, заснуть сразу не дал, потому что у него еще были несколько вопросов, задать которые следовало сейчас. Не только телесным ранам надо «прихватиться», к душевным это тоже относится.

— Что было потом?

Хэйтем тяжело вздохнул, но ответил:

— Подробностей я не знаю. Коннор, видимо, как-то подал сигнал своим кораблям — и те перестали стрелять. Я к тому моменту как раз вынес тебя из форта и принес на «Морриган». Твой старпом очень грязно ругался, но отвел корабль в сторону Гудзона, чтобы не проходить мимо Манхэттена. Когда я устроил тебя в каюте и вышел, чтобы оценить ситуацию, корабли де Грасса в полном составе удирали из залива, а настоящие британские корабли даже не отошли от Нью-Йорка. Уже ближе к полуночи мне доложили… Мистер Тёрнер доложил… Что британцы сочли это ловушкой.

— Теперь это не так уж важно, — вздохнул Шэй. — Тарлтон убит, британцы легко захватят форт обратно.

— Боюсь, им не до Сент-Джордж, — Хэйтем мотнул головой. — У них сейчас есть куда более важные цели.

Огарок свечи вспыхнул — и погас. Комната погрузилась в темноту, и Шэй, глядя в потолок, на котором едва виднелся отблеск неясной осенней зари, счел нужным сказать:

— Я покину Орден вместе с тобой. Завтра передам перстень Чарльзу. Его мне в свое время отдал мистер Монро, и я немало послужил Ордену. Пусть теперь он достанется тому, кто сделает не меньше.

Хэйтем приподнял голову и напряженно проговорил:

— Ты уверен? В конце концов, Коннор…

— Наш сын, — закончил за него Шэй. — Мы воспитали его вместе. И потом, верность — не в перстне и даже не в клятве. Я и завтра не отрекусь от того, что обещал тебе и Ордену. Просто… Буду чуть более свободен.

— Спасибо, — едва слышно произнес Хэйтем, укладываясь обратно.

— За то, что поддержал? — улыбнулся Шэй.

— За то, что не веришь, что это не конец, — мистер Кенуэй вздохнул и продолжил горько. — Мне казалось, что сегодня я потерял всё. Дело, которому посвятил жизнь. Сына, ради которого поступался многим. Честь, уважение к себе, доверие соратников — тех, кто в отличие от меня, смогли поступиться личным. Когда врач тебя осматривал и перевязывал, я… Думал, что если потеряю еще и тебя, то лучше бы мне было подставиться под клинок Коннора.